Измена в прошлом

Глава 44

Кажется, я даже не дышала, пока напряжённо всматривалась в тёмную воду. Только беззвучно шептала одними губами:

— Давай, Паша, давай! Ты можешь! Ты сильный!

Я знала, что Пашка, может довольно долго находиться под водой, задерживая дыхание. Не один раз видела, как он нырял с бортика и проплывал под водой все пятьдесят метров бассейна, выныривая только у противоположного края.

— Давай, Паша! Давай, родненький!

Время шло, паника нарастала, Пашка так и не появлялся на поверхности. А река, безразличная к моим страданиям и страхам, неумолимо и мощно несла свои холодные, тяжёлые воды.

Я боялась хоть на секунду отвести взгляд от места, где Пашка ушёл на дно. В глазах рябило и плыло. Ужас постепенно прокрадывался, заполнял меня ледяным холодом, сковывал изнутри.

— Утонул… — выдохнул кто-то рядом со мной мысль, которую все уже поняли, но не решались произнести вслух.

— Ой, парень уто-оп! — неожиданно громко заголосила немолодая женщина, забившись в истерике. — Ой, батюшки! Утоп, утоп бедный!

Теперь все, даже те, кто возился с хнычущим и трясущимся спасённым мальчишкой, хлынули к перилам ограждения.

— Где? Где?

— Я не видел.

— Я пока с пацанёнком возился, думал, он выбрался.

— Да как же это, а?

— Что делать?

Народ вокруг суетился, кто-то разделся, собираясь прыгнуть в воду, кто-то отговаривал его. "Судорога", "течение", "утонешь", "вода холодная" как сквозь вату доносились голоса.

Я изо всех сил мотала головой, пытаясь стряхнуть эту действительность. Этого не может быть! Это не со мной! Это сон! Пускай это будет только сон! Это не может быть правдой! Не с нами!

Пока народ рядился нырять или не нырять, я побежала вдоль набережной вслед за уплывающим вниз по течению бревном. Мне почему-то жизненно необходимо было его догнать. Я даже не понимала зачем. Дотянуться до него я бы не смогла. Только прокричать вслед как я его ненавижу, проклясть его?

Быстрое течение уже унесло бревно так далеко, что догнать его было нереально, тем более метров через двести набережная закончилась глухим высоким забором, за которым начиналась территория грузового порта. Я перегнулась через чугунные перила, пытаясь заглянуть за выступающий край забора, и поняла, что потеряла проклятое бревно из поля зрения.

Я медленно побрела обратно, всматриваясь в толщу воды. Словно надеялась, что Пашка вот-вот вынырнет и поднимет меня на смех за страх и панику. Я бы даже простила эту жестокую шутку — лишь бы был жив!

Пока я, цепляясь руками на каждом шагу за пыльные, грязные перила ограды, на ватных и непослушных ногах плелась обратно, туда где всё произошло, к месту трагедии подплыл белоснежный скоростной катер спасателей. Может быть, кто-то из зевак успел сбегать на другой конец набережной, где стояла станция, или они просто патрулировали вдоль берега, где собралось слишком много людей и теперь подъехали к месту, откуда им призывно махала и кричала толпа.

Я немного воспрянула и устремилась обратно. Они помогут! Спасут!

На меня никто не обращал внимания. Спасатели тыкали баграми в воду, пытаясь что-то подцепить на дне, зеваки суетливо толкались и вразнобой указывали пальцами на место, где пропал Пашка. Я протиснулась сквозь плотно стоящих людей к самому краю.

— Вот, вот она! Она знает! — подпихнули меня несколько рук к ограде.

Одетый в тяжёлый оранжевый спасательный жилет мужчина оттолкнулся багром от дна и направил нос катера к бетонной стене набережной.

— Вы знаете утонувшего парня? — мужчина уцепился багром за столбик ограды, и подтянут катер ближе к берегу.

Я во все глаза смотрела на этого человека. Он про Пашу сказал "утонул"? Они не будут больше искать? Спасать?

— Так знаете, или нет? — нетерпеливо выкрикнул спасатель, пытаясь удержать лёгкий катер, который разворачивало течением.

— Муж… — прошептала непослушными губами, но мужчина понял

— Ждите здесь. Сейчас подъедет милиция.

— А вы? — от страха, что спасатели просто развернуться и уплывут, у меня, наконец, прорезался голос. — Что, уезжаете? А Паша? Вы не будете его спасать?

Мужчина поднял голову и посмотрел на меня. И столько сочувствия было в его взгляде, что я задохнулась и невольно отпрянула. Нет, нет! Не говори, что надежды нет! Не говори, что вы сдались!

— Мы пойдём вниз по течению, поищем, может, всплыл где-то. Тело наверняка унесло. Вон как прёт! — борясь с быстрым потоком воды, попытался утешить меня спасатель. — А вы здесь оставайтесь! Ждите милицию.

Мужчина оттолкнулся багром от бетона, катер глухо заурчал заведённым двигателем, и выдав сизое облачко дыма с запахом бензина, медленно двинулся вдоль берега.

Толпа, приглушённо и печально гудя, потихоньку рассосалась. Рыбаки, собрав свои удочки и сумки с уловом, ушли по набережной вверх по течению, и на проклятом месте я осталась одна.

Наверное, чтобы сохранить мою психику, мозг отказывался рисовать картинку мёртвого тела мужа лежащего под толщей воды. Я, обхватив себя руками за плечи, в полном отупении, таращилась на водную гладь, с проплывающими по ней мусором и ветками. Поверить в произошедшее не получалось.

Меня словно выключило. Только ветер вдруг стал холодным и заставлял мелко трястись и стучать зубами.

Я не понимала, зачем я здесь стою и уйти тоже не могла. Чего-то ждала. Чуда. Или того, что сейчас, со смехом, со всех сторон начнут выходить люди и кричать: "Улыбнитесь! Вас снимает скрытая камера!". Интернет иногда показывал такие ролики с очень жестокими розыгрышами.

Но вокруг было тихо. Даже оставшиеся после всего произошедшего рыбаки, предпочли отойти от меня на приличное расстояние и только сочувственно косились в мою сторону.

— Ну что ты, девонька? Хочешь выпить немного? — всё тот же мужичок в кепочке неслышно подошёл сзади. — У меня самогончик есть. Выпей, тебе легче станет.

Я отрицательно покачала головой и снова повернулась к реке. Что я там хотела увидеть?

— Зря, а я выпью! Такое дело. Не каждый день у тебя на глазах живой человек тонет.

Мне дико хотелось развернуться и наорать на мужичка, послать его к чёрту, прогнать, затопать, в истерике, ногами.

— А вот и милиция. — кепочка суетливо звякнул стеклом в своей сумке и поторопился уйти. — Ты держись, девонька. У меня вот тоже жена… эх!

Мужичок тяжко вздохнул и засеменил подальше от подъехавшей милицейской машины, так и не рассказав, что случилось с его женой.

Из жёлтого с синей полосой УАЗика вышли два милиционера и, направляемые, машущими на меня, рыбаками, уверенно зашагали в мою сторону.

— Вы свидетель? — немолодой, грузный страж порядка снял форменную фуражку с засаленной по кругу полосой и вытер мятым платком пот со лба. — Рассказывайте.

Он мне страшно не понравился, разозлил, вызвал раздражение и неприязнь своим равнодушием и пренебрежением. Речь шла о моём муже, а не об украденном в толпе кошельке. Я поджала губы, сдерживая желание нагрубить.

— Представьтесь!

— Чё? — изумлённо колыхнулся под мятой, замусоленной рубашкой мент.

— Представьтесь как положено. С кем я разговариваю? — во мне проснулась взрослая я.

Второй милиционер — молодой, худенький, вытянулся в струнку и звонко отрапортовал:

— Младший сержант Ковалёв.

Толстяк нахлобучил засаленную фуражку на лоб и быстрым, чисто формальным жестом отдал честь:

— Сержант Иващенко. Что тут у вас произошло?

На этом мой запал кончился. Я снова задрожала и затравленно оглянулась на реку.

— У меня муж пропал.

— Утонул. — деловито поправил меня Иващенко.

— Он не мог утонуть. — согласиться с формулировкой милиционера, это как признать Пашину гибель. Я в неё не верила. — Паша — прекрасный пловец, спортсмен, будущий чемпион страны.

— Вот такие и тонут, как правило. Слишком самонадеянны. Думают, что им море по колено. — грузный Иващенко снова снял фуражку и вытер лоб платком. — А река, между прочим, вам не бассейн. Тут течение. И вообще… зачем он в воду полез?

— Паша мальчика спасал… — я уже едва сдерживала слёзы.

— И где мальчик? — заглянул мне через плечо в воду Иващенко.

Так и хотелось спросить его: " Сержант Иващенко, ты дурак?", но я сцепила зубы. Пускай сам додумывает.

Не дождавшись ответа, милиционер грузно развернулся и пошёл к УАЗику, бросив через плечо:

— В машину пошли, протокол заполнять.

Худенький сержантик взял под козырёк и приглашающе махнул мне рукой в сторону жёлтого с синей полосой автомобиля:

— Пройдёмте в машину для составления протокола о происшествии.

Бумажная волокита выпила из меня последние силы. К концу я уже ничего не соображала, механически диктовала наши с Пашей данные и мечтала поскорее остаться один на один со своими переживаниями. Уйти с места я не могла. Казалось, что оставляю Пашку здесь одного. Понимала, что это бред и моё стояние на берегу ничего не решает, никак не поможет, но сердце рвалось к мужу. Где он сейчас? Жив ли? Всё говорило за то, что погиб. Но смириться с этой мыслью было невозможно.

На мои слова, что побуду ещё на набережной, милиционеры переглянулись между собой, и Иващенко скомандовал водителю ехать на наш с Пашей адрес. Я ничего не смогла сделать, только смотрела в окошко машины, как удалялась чугунная ограда и глазели на нас рыбаки.

Ещё за дверью услышала, как в прихожей разрывался от звонков телефон. Трясущимися руками открыла замок и, ворвавшись в квартиру, схватила телефонную трубку.

— Юля…

Родной голос на другом конце провода отнял последние силы и я опустилась на пол, глотая слёзы.

— Мам… Мама… — задыхалась я в плаче.

— Юля, мы с бабушкой ждём вас. Обещали приехать после обеда, а сами дома сидите. — с упрёком возмущалась мама. — Бабушка пирогов напекла, мы тут стол накрыли.

Я громко всхлипнула.

— Юля, дочка, ты плачешь? — мамины интонации моментально изменились на испуганные и встревоженные. — Что случилось? У тебя всё хорошо? Ты не заболела?

— Паша… — страшное слово не желало произноситься, квадратным кубиком кувыркалась в горле, царапая углами. Буквы, как грани вертелись, смещались, перемешивались и никак не выстраивались в нужном порядке. Я только громко всхлипывала и глубоко дышала, пытаясь сдерживать рыдания.

— Господи, Юля, да что случилось? Что-то с Павлом?

— Он пропал, мам. Прыгнул в реку за мальчишкой, его спас, а сам… — сумбурно, икая на каждом слове, попыталась донести информацию.

— Утонул? — испуганно прошептала мама, и я разрыдалась.

— Мы сейчас приедем. — после небольшой паузы выдавила мама, переварив услышанное, и уже более решительно и успокаивающе добавила: — Юля, доченька, держись. Родная, не плачь, мы сейчас приедем с бабушкой.

Мама положила трубку, а мне вдруг стало легче. Я не одна.

И сразу захотелось действовать, что-то предпринять, двигаться. Я решительно вытерла слёзы и достала из тумбочки в прихожей телефонную книгу. Открыла её на странице "медицинские учреждения" и начала планомерно обзванивать все больницы города.

За окном уже совсем стемнело. Где-то на кухне возилась мама. В бессмысленных попытках накормить меня, звенела посудой и разогревала остывшие пироги, которые они привезли с бабушкой. Я, поджав ноги и обняв подушку, сидела на диване и тоскливо смотрела в тёмное окно.