Не ломайся, девочка!

Глава 54 Аглая

Вот, пожалуйста, докричались, что называется.

Меня будто ледяной водой окатили с головы до ног, Тихон тоже выглядит потрясенным. Ника подбегает, трогает Тихона за ладонь, дергает. Он сжимает ее пальцы, присев перед дочкой.

— Мама, это мой папа? — требовательно спрашивает Ника.

Уже нет смысла утаивать правду.

— Да, это он. Тихон — твой папа, — говорю дрогнувшим голосом.

Глаза Ники вспыхивают, я и не думала, что она так сильно переживает отсутствие папы. Искренне считала, что я дочери даю все необходимое. Все, кроме отца.

— Папа! Папочка! — Ника крепко-крепко обнимает Тихона за шею. — А где ты был? Почему не с нами? Тебя мама не пускала, да?

В мое сердце летит камень.

— Конечно, не пускала. Она и ворчит, ворчит постоянно… — Ника передразнивает. — Ника, уже поздно. Хватит играть с Тихоном. Ника, Тихону тоже нужно отдохнуть. Ты от нас устал, что ли?

— Нет, — выдавливает из себя Тихон сдавленно. — Нет, Никуш, золотая. Все не так. Я сам… Сам не приходил. У меня была серьезная и очень опасная работа.

— Космонавт, что ли? — ахает Ника.

Я закрываю ладонями лицо: приехали! Теперь завтра Ника всем будет рассказывать, что ее папа — космонавт! О боже! Мне и ногой хочется топнуть и по голове Тихону настучать. За весь тот адский компот, в который моя жизнь превращается на глазах.

— Нет, не космонавт. Я просто не мог к вам прийти. Долго-долго не мог.

— Но пришел! А почему мы не вместе живем? Теперь мы будем жить вместе?

— Это зависит от твоей мамы.

Ника снова смотрит в меня. — Мама не любит собак.

Опять я — всему виной. Поразительно! Если Тихон еще и воспользуется этим…

— Послушай, Никуш. Я не мог прийти. Потому что работал и потому что… — Тихон замолкает на миг, но потом решительно добавляет. — Потому что я обидел твою маму. Еще до того, как ты родилась. Сильно обидел… Даже не знал, как подойти…

— Ногами! Ноги же есть! — восклицает Ника и снова обнимает его за шею.

Мне и смеяться, и плакать хочется. В глазах Ники все просто, а взрослые… взрослые всегда все усложняют.

— Да, Ник. Ноги есть… Руки тоже… И рот, чтобы говорить.

— Тогда ты должен извинитсья. Если обидел. Мне в садике Игорь двинул стулом по пальцу и не извинился! — Ника качает пальчиком. — Это не хорошо. Но я сделала ему так же… И потом он извинился! — говорит с гордостью.

У меня волосы на голове дыбом.

— Не все можно решить так же, Никуш, — наконец, подаю я свой голос. — Я не буду делать так же, как поступил Тихон.

Он смотрит и слушает жадно.

— Глаш, прости, — выдыхает Тихон.

Картина трогательная. Ника разволновалась и искренне не понимает, почему мы не живем вместе. У Тихона… кажется, у него сердце в щепки, и глаза на мокром месте. В них дрожат слезы.

— Прости. Когда-нибудь… Прости.

— Мама, он извинился! — говорит Ника. — Я тоже попрошу за него. Мама… Прости его. Он больше не будет. Честно-честно не будет…

— Ник…

— Пожалуйста! — тянет дочка.

Это давление и шантаж.

— Я не держу на тебя зла, Тихон. Если бы не ты… Моя жизнь никогда не стала бы такой, как сейчас, а мне очень нравится…

— Но только без папы — это не то, а с папой будет лучше! — подхватывает Ника и командует. — Завтра заберешь все мои вещи.

Я ахаю, прижавшись к стене, просто потому что нет сил держаться.

— Ник, давай спешить не будем, хорошо? — мягко спрашивает Тихон, заметив мою реакцию.

— Ты не хочешь, чтобы мы жили вместе.

— Я очень хочу! Безумно… Всем сердцем, — жарко возражает Тихон. — Но…

— Но мама не хочет! Да? Мама, ты почему не хочешь? Мама!

Прижав ладонь ко рту, я стыдливо сбегаю в ванную и закрываюсь там, плача под шум включенной воды. Реву белугой… Все равно хотела принять душ, вот и приму, умывшись слезами.

Тихон с Никой справится, уверена на все сто. И то, что при этом снова раздавлено мое сердце, не имеет никакого значения. Они спелись и неизвестно, до чего договорятся. Может быть, вынесут вердикт, что мама — плохая, и мама здесь точно лишняя, в такой идеальной жизни дочери и любящего отца…

Никто не будет вредничать и запрещать встречи, не станет сдержанно объяснять, что гулять мы можем только один раз в день с Тихоном, а не сотню…

И ведь никто… никто не понимает, что я тоже хочу! Хочу безумно… Но как мне справиться с огромным морем сомнений, как переплыть его в одиночку? Это то путешествие, в котором нет ни товарищей по несчастью, ни рулевого. Только ты и твои страхи, много страхов… У меня даже мурашки под горячим душем от того, как сильно я боюсь. Повторения прошлой ситуации или возникновения новой, страшной с иной стороны. Очень-очень страшно! И хочется… В то же самое время хочется рискнуть. Я просто не имею права рисковать, потому что у меня — дочь. Как я ее подведу?

***

Много времени провожу в душе. Осмеливаюсь выйти, заметив в отражении, что у меня ужасно опухшие глаза. И еще мне идет лавандовый цвет пижамы, выбранной Тихоном.

Перед выходом замираю. В квартире тихо… Сонно…

Выхожу осторожно, по ногам легко скользит прохладой.

Кажется, открыта лоджия на кухне. Да, так и есть открыта лоджия, окно… Тихон сидит на корточках и курит. Дымит…

Заметив меня, приветствует кивком. По глазам вижу, не ждет, что я к нему присоединюсь. Не надеется даже. Я, может быть, уже всю душу ему вынула слезами и сомнениями, и это не в счет того, как он по мне потоптался в прошлом. Не в отместку… Просто часть трусливой меня… до сих пор сильно трусит. В самом важном…

Все-таки выхожу к нему, сев в плетеное кресло возле столика. Тихон мгновенно давит сигарету в пепельнице, полной таких же окурков, и вытягивает ноги вперед. Его пальцы касаются моих щиколоток, подняв босые ступни от прохладной плитки пола. Ставит их к себе на ноги, греет ладонями.

— Ника уснула.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что не воспользовался шикарной возможностью выставить меня в дурном свете. Еще больше расположил бы дочь к себе.

— Глаш… Я так не сделаю. Мне не нужно полцарства. Я хочу себе все королевство… С королевой во главе. Вот только король из меня… — Тихон усмехается. — Как сказала Ника, король цвета какашки.

— Перестань наговаривать на себя. Я так не думаю.

— Правда? А о чем ты думаешь? Ты думаешь обо мне хотя бы иногда? Как о мужчине, который нравился? А? Или все утеряно?

С удивлением смотрю на него. Шутит, что ли? Нет, не шутит. Серьезно смотрит, с сомнениями и отчаянием…

— Ты смотришь на меня временами, с таким страхом, как на чудовище, — выдыхает он. — И меня жутко морозит с этого. Я уже не знаю, что сделать, чтобы ты… Если не простила, то хотя бы позволила быть рядом.

— Угу… Вот только Нике теперь будет мало «просто быть рядом». Представляю, какие концерты меня будут ждать дома! А эти вечно-бесконечные, почему, зачем, когда? Я боюсь, что приму решение ради нее, под давлением, и буду потом сожалеть.

— Не надо. Я поговорил с ней. Объяснил, как мог. Ника должна понять, я в нее верю… Не принимай решение только ради счастья нашего ребенка, Глаша. Не хочу, чтобы ты была рядом со мной только ради ребенка. Мы можем быть родителями, не живя вместе. Но…

Я снова смотрю в его глаза.

— Выбери меня, потому что так хочется тебе самой.

Как же сильно он изменился, повзрослел. Такие сильные и правильные слова, правда в искренности, отшлифованной душевными страданиями.

Почему-то я уверена, не будь этих лет в разлуке, тот самый Тихон из прошлого, которого я знала, не преминул бы воспользоваться тем, что дочь на его стороне, охотно сыграл бы на этом.