Жестокий поцелуй

Горячие, беспокойные сны, полные жгучей потребности и всепоглощающего желания, всегда прекращаются прежде, чем мы успеваем закончить то, что начали. Я просыпаюсь с твердым, как камень, членом, который ноет, и без особого желания облегчить его, потому что я не хочу видеть ее лицо, когда кончу. Я не хочу думать о том, как она взяла мое лицо в ладони и сказала, что, может быть, только может быть, она могла бы полюбить меня. Вместо этого я встаю, прогоняя свою эрекцию холодным душем, чтобы смыть остатки сна, и одеваюсь. Черные джинсы, серая футболка, мотоциклетные ботинки и моя любимая куртка на флисовой подкладке. Моя сумка уже собрана, я лечу коммерческим рейсом, поэтому еду в аэропорт на Uber, несмотря на мое отвращение к тому, когда меня возит кто-то другой.

— По делу или ради удовольствия? — Спрашивает водитель, когда я сажусь, натянув шерстяную шапку на уши, чтобы защититься от холода. Это должно было стать началом дружеской беседы, но несмотря на то, что я измучен и сексуально разочарован, мне не очень хочется вести светскую беседу.

— Дела, — коротко отвечаю я ему, бросаю свою сумку на тесное заднее сиденье и следую за ним. Мои ноги слишком длинные для компактной машины, но я смиряюсь с этим и привыкаю к этому. Полет, вероятно, будет ненамного комфортнее. Я уже достаточно летал на частном самолете, чтобы заметить разницу. Тем не менее, тот, которым пользуются Коннор и Лиам, прямо сейчас находится в Дублине, везет Коннора на встречу, и я бы в любом случае выбрал коммерческий. С тех пор как Коннор стал половиной трона ирландских королей, я стал менее склонен пользоваться этими привилегиями.

Конечно, если я успешно справлюсь с этой работой, некоторые из этих льгот станут моими.

— Босс даже не смог оплатить твою поездку в аэропорт, да? — Водитель сочувственно цокает языком. — Нам, работающим людям, так тяжело.

— Он, наверное, подвез бы меня, если бы я попросил. Но у него ребенок родился прошлой ночью. Я не был бы хорошим другом, если бы попросил подвезти меня при таких обстоятельствах. — Я пожимаю плечами. — Ничего страшного.

— Парень, да? На кого ты работаешь? Кто-нибудь, кого я мог бы знать?

— Глава ирландских королей. — Я одариваю его зубастой улыбкой и наблюдаю, как его лицо слегка бледнеет. В машине воцаряется мертвая тишина, и я откидываюсь назад, наслаждаясь внезапной тишиной.

Я не часто использую то, что делаю, в своих интересах или даже позволяю кому-либо узнать об этом. Часть работы на мафию, любой мафии, заключается в том, чтобы держать это дерьмо при себе до тех пор, пока не возникнет необходимость. Но этим утром, с ноющей головой, ноющим сердцем и ноющим членом, это кажется необходимым, хотя бы на несколько минут тишины.

К вечеру я буду в Мексике. У меня будет несколько недель, чтобы использовать это время и расстояние, чтобы избавиться от Сирши, выбросить из головы наш злополучный, опрометчивый маленький роман и двигаться дальше. Точно так же, как все говорят мне, что время лечит.

Я просто надеюсь, что это так чертовски просто.

5

ИЗАБЕЛЛА

В течение следующих недель держаться подальше от кабинета отца. Оставаться в своей комнате, если не указано иное, или в саду. Даже не выходить из дома без матери или Хосе. Таковы были указания отца.

— Это новый минимум даже для папы, — жалуюсь я сестре, перелистывая страницы книги, толком их не читая. Солнце яркое и теплое, сад прекрасен, но я чувствую себя пойманной птицей, бьющейся крыльями о прутья клетки. Мне скучно, я беспокойна, раздражительна, и все вокруг это заметили. Сегодня утром за завтраком моя мама прокомментировала мое состояние, что только еще больше разозлило меня.

— Кто бы ни приехал из Штатов, они, должно быть, невероятно важны. — Елена смотрит на меня, поджимая губы. — По крайней мере, сегодня мы сможем съездить в город! Изабелла, за покупками для тебя. Разве это не здорово?

— Конечно, — бормочу я, игнорируя разочарованное выражение лица моей сестры. У меня нет никакого желания ходить по магазинам в поисках платья, которое я надену на прием к отцу, оно больше похоже на погребальный саван, чем на мое платье для помолвки. Что мне интересно, так это встречи моего отца… кто может прийти, какими они будут, чего они хотят, но я знаю, что лучше не пытаться что-то вынюхивать или шпионить. Мой отец никогда не бил меня в гневе, никогда не порол за непослушание, как, я знаю, делают другие отцы. И все же, всегда может быть первый раз. И даже если бы он этого не сделал, неважно, насколько я расстроена или зла на него за то, что он навязал мне этот брак, я люблю своего отца. Я знаю, что он любит меня, даже если он не может использовать эту любовь, чтобы преодолеть ограничения мира, в котором мы живем. Я не хочу его разочаровывать.

Это единственная причина, по которой я не пыталась сбежать. Это, и все опасности, подстерегающие незамужнюю девушку с такой фамилией, как у меня. Фамилия чего-то стоит. Мы с Еленой обе ценны. Вот почему мы не можем покинуть лагерь, почему нас обучали дома и почему у нас нет нормальной жизни, и мы заперты в клетке. Где-то есть ужасные люди, готовые схватить нас и угрожать ужасными вещами, чтобы получить деньги или благосклонность от нашего отца. Больше всего угроз исходит от картеля Гонсалеса. С этим тоже бесполезно спорить. Моя семья строгая и традиционная, так было всегда и так будет всегда. Борьба с ним приведет только к слезам и разочарованию, для обоих сторон.

— Ты могла бы попытаться извлечь из этого немного удовольствия, — рискует Елена. — Мама говорит…

— Мне все равно, что говорит мама, — огрызаюсь я, но тут же смягчаюсь, увидев обиженное выражение на лице моей сестры. — Прости, — быстро говорю я ей. — Я не хотела быть резкой с тобой. Я просто…

— Я знаю. — Моя милая сестра с застенчивым лицом придвигается ближе ко мне на скамейке, ее рука покоится на моем колене. — Ты боишься.

Нет, я не боюсь, хочу возразить я. Я ничего не боюсь. Но это было бы ложью, и Елена знала бы, что это ложь. До сих пор я провела большую часть своей жизни с ней, а она со мной, и мы знаем друг друга лучше, чем кто-либо другой. Я не хочу быть уязвимой ни с кем прямо сейчас. Но если и есть кто-то, с кем я могу быть уязвимой, так это моя младшая сестра.

— Да, — говорю я наконец, теребя кусочек вышивки на своей юбке. — Мне страшно. Папа говорит, что выберет кого-нибудь доброго, кого-нибудь близкого мне по возрасту, и я хочу ему верить. Но кто там, в картелях, кто был бы достаточно ценен для нашей семьи, чтобы стать моим мужем, будет молодым и добрым? Если он стар, то, возможно, со временем стал бы добрее, но я не хочу старого мужа. А если он молод, то, вероятно, будет дерзким и высокомерным. И жестоким… — Я делаю глубокий, прерывистый вдох, мои руки сжимаются на коленях. — Я не думаю, что жестокость знает какой-либо возраст. И я думаю, что это, вероятно, хорошо скрывается, когда этот человек чего-то хочет. Особенно чего-то столь ценного, как я. Так что я не думаю, что эти обещания в конечном итоге много значат.

— Ты должна доверять ему, — настаивает Елена, сжимая мое колено. — Он всегда старался поступать с нами правильно, Изабелла, даже если это было трудно. Я знаю, ты этого не хочешь, я тоже этого не хочу. Ни для кого из нас. Но это наша жизнь, и я просто думаю… — Она прикусывает нижнюю губу, когда я смотрю на нее с беспокойством в глазах. — Мы должны стараться наслаждаться своей жизнью настолько, насколько можем. Так мало из нее на самом деле принадлежит нам.

Я знаю, она пытается утешить меня, но на самом деле получается, наоборот. Моя младшая сестра, которой едва исполнилось восемнадцать, не должна была говорить подобные вещи. Я ненавижу быть пойманной в ловушку и скованной всеми правилами и ожиданиями, связанными с тем, что я родилась в семье картеля, но еще больше я ненавижу это из-за нее.

— Давай попробуем насладиться сегодняшним днем, — умоляет Елена. — Мы так давно никуда не выходили. Мы пройдемся по магазинам и сходим куда-нибудь пообедать, и ты сможешь выбрать любое платье, которое захочешь, потому что сегодняшний день посвящен только тебе. Будет весело, если мы позволим этому случиться.

Я не думаю, что есть какой-то способ сделать это веселым, по крайней мере, на самом деле, но больше всего на свете я не хочу разочаровывать свою сестру. Поэтому я киваю, заставляя себя улыбнуться.

— Мы сделаем это веселым, — эхом отзываюсь я, вставая и разминая спину и ноги после долгого сидения на садовой скамейке. — Мы должны подготовиться.

Елена улыбается мне, и улыбка на ее лице говорит о том, что это того стоит, даже если мне придется весь день изображать приятное настроение. Она возвращается в свою комнату переодеваться, а я направляюсь к себе, не обращая внимания на тяжелые шаги Хосе за моей спиной. В последнее время у меня не было особого настроения фантазировать о нем или о ком-либо еще, особенно когда реальность моего сексуального будущего давит на меня так угнетающе. Во всяком случае, мне становится только хуже от мысли о том, чего я не могу получить — молодого и красивого мужчину по своему выбору в первый раз… или в любое другое время, когда-либо. Негодование, бурлящее во мне, лишь слегка утихает, когда я хлопаю дверью у него перед носом, когда он начинает говорить, а я исчезаю в своей комнате.

Я чувствую смутное оцепенение, когда выбираю что-нибудь из одежды для похода по магазинам. Я достаю из шкафа сарафан без бретелек, черную шелковую комбинацию, обтянутую черным тюлем с рисунком в виде роз, и черные балетки для прогулок, оставляя свои волосы распущенными, а лицо ненакрашенным. Я знаю, моя мама скажет что-нибудь насчет “приложи усилия”, но я иду по магазинам, а не на гребаный бал. И, честно говоря, я даже не хочу прилагать к этому никаких усилий. Тот, кто женится на мне, не будет обращать на это внимание. Не совсем. Он женится на мне из-за денег и моего имени, так какая разница, во что я одета? Все это просто еще одна красивая ложь, чтобы все это выглядело чем-то большим, чем есть на самом деле.

Моя мама ждет внизу, когда мы с Еленой спускаемся. Она одета гораздо аккуратнее: ярко-синее платье-футляр с воротником из драгоценных камней, туфли на каблуках, волосы собраны в пучок на затылке, на лице полный макияж. Рядом с ней мы с Еленой выглядим до боли просто, Елена выбрала свой любимый желтый сарафан с ушками и косичками в виде ореола, на ее лице тоже нет макияжа. У нас с ней одинаковые идеи, когда дело доходит до макияжа, до сих пор мы были благословлены идеальной кожей, так зачем ее скрывать? Однако моя мама, похоже, считает, что мы не должны и шагу ступать из дома, не применив по крайней мере пять продуктов.

При виде нас она поджимает губы.

— Вы обе выглядите так, словно готовы поиграть в грязи, а не отправиться на день в город. Но мы опоздаем на встречу Изабеллы в магазине, если задержимся здесь еще немного.

— Ты ведь помнишь, сколько стоило это платье, верно? — Я приподнимаю край тюлевого подола с необработанной каймой. — Оно дизайнерское. Вряд ли это то, в чем можно печь пироги из песка и глины.