Под знаком Вовки

Глава 43

М-да… и он тоже потом обещал ей помощь от ФСБ. И тоже обещания своего получается не выполнил.

И еще была у Саши одна особенность – отдаваться без остатка работе и воспитанию сына. Так, будто от этого зависела жизнь всего мира. Кто-то спокойно и даже результативно работал, исполняя обязанности – Саша горела ею. А от ее лютой материнской любви – действительно – Вовку иногда хотелось защитить. Хотя что он мог знать об этом, не испытав на себе. Когда свое, плоть от плоти твоей... да и, собственно, все, что у нее есть – Вовка.

Легко судить со стороны, рассуждая о разумности или глупости чужого поведения. Со временем отношение к нему может меняться и по разным причинам. И он уже смотрел на это иначе и многое отдал бы, чтобы когда-нибудь Саша так же любила их общего ребенка.

Он влюблялся странно - очень постепенно. По капле, по взгляду, по эпизоду, по слову, сказанному ими друг другу. Или вдруг ракурс, движение, изгиб, удачно упавший свет… И мозги, конечно, у девочки. Как ни странно, это оказалось важно. Его любовь включала в себя и уважение.

До этого Сергей никогда не любил женщину. Да и понятие «любил», тоже…

Это в двадцать ты думаешь, что для счастья нужна любовь, но понимаешь ее в основном, как секс. А с опытом начинаешь понимать, что это просто постель, а в постели необязательно любить, чтобы наслаждаться телом партнера.

Была одна… темная, горделивая, злая – не от большого ума, а от больного самомнения, как потом оказалось. И еще одна, которая всерьез как-то выдала, что Пушкина на дуэли убил Дантист. Потом он еще трахал ее какое-то время – весело, но дальше стал избегать, потому что всегда весело быть не может, а иначе с ней уже не получалось. И эта тоже его бросила, что-то там предъявив, а он легко выдохнул, отослав ей цветы. Сам избегал рвать отношения, это означало бы обидеть женщину. Пускай уж лучше "обижают" его.

Эталоном отношений мужчины и женщины он считал отношения родителей. Видел их, наблюдал. И отец говорил с сыновьями об отношении мужчины к женщине. Без повода и по поводу – все складывалось в выводы и становилось устойчивой чертой характера.

Сергей Фаттахов не считал себя ни плохим, ни хорошим, но Саша с ее чрезмерной на первый взгляд жертвенностью и жадностью к жизни, направленной в узкое русло, казалась ему чем-то недосягаемым и почти неземным. И то, что он видел, Сергею нравилось - тоненькая, нежная, печальная... А сейчас еще и с прической этой... делавшей ее совсем молоденькой и трогательно растрепанной. Ее фото регулярно присылали ему на вайбер – одну, с Вовкой, верхом на Косте… Она не оставила верховую езду и Косту тоже не сменила.

На это фото он не мог смотреть спокойно – сразу вскакивал, ходил, занимал себя чем-то… Срывало в физиологию, потому что сразу перед глазами - тот денник и сладко-беззащитная девочка в его руках. И он… жеребец жеребцом – без ума совершенно, на голых инстинктах.

И кто он такой, опять же… если его любовь получается неразделима с этим инстинктом и с платоническим хождением за руку не имеет ничего общего? Рядом с возвышенным служением Саши памяти мужа и своему сыну он видел себя именно ошалевшим от желания жеребцом – пошло и низменно, очень примитивно видел. Жадно, горячо и сладко до безумия.

В один из таких моментов, когда от этих воспоминаний и воздержания внизу гудело и дымилось… вспомнились женские взгляды в ресторане. Когда это случилось?.. Наверное, месяцев через шесть после начала работы в Калининграде. Этот период был чертовски тяжелым. И правду говорят офицеры – либидо корчится на хрен и дохнет в муках под гнетом такой службы. В его случае работы. Слишком – ответственности, слишком – впечатлений, слишком мало времени «на подумать».

И вот это время появилось…

И чувствовал он себя в свете этих мыслей не бравым жеребцом, а озабоченным и неразборчивым животным. Слабаком в конечном счете. Потому что Сашкино кипучее, хоть и узконаправленное отношение к жизни однозначно подразумевало живой темперамент, что допускало и определенные потребности. Однако же…

А он, осуществив, по сути, стратегическое отступление, просто маневр… потому что никогда в душе от Саши не отказывался, а просто вынужденно дал ей время… Он допустил такую мысль, признав этим свою слабость. Отец бы его не понял. И жаль же... жаль, что нельзя с ним сейчас поговорить, как когда-то - сидя в саду поздним вечером. А вокруг тихо падают лепестки с цветущих яблонь. Или возле казана, где тихо томится плов, а отойти нельзя ни на минуту, поддерживая нужный режим горения дров… По телефону и даже видеосвязи – все не то. Не чувствуется почти на физическом уровне... даже не ниточка, а толстенный канат доверия, протянувшийся между ними.

Определившись окончательно, Сергей решил вопрос с досугом на время работы на полигоне и всерьез занялся тем же, чем и все ребята здесь. Тренировки забирали силы, но укрепляли тело, а главное – не оставляли времени на дурные мысли. А еще, похоже, его крепко зауважали здесь.

Старик, как его стали со временем называть, показывал до фига реальные результаты. И его отношение к работе тоже подкупало. Здесь все было на виду, каждое новшество живо обсуждалось. И нельзя было не увидеть чуткую заботу Старика обо всех тех, кому предстоит еще здесь пахать. Не только оснащение полигона - в тихом зеленом районе Калининграда строился малоквартирный дом, не настолько и дорогой проект, но настоящий подарок для семей пловцов-инструкторов.

Когда стало известно об этих квартирах, к нему подошли двое мужчин, попросив о серьезном разговоре.

- Сергей… Константинович, - вспоминал его имя-отчество капитан-лейтенант Егоров – блондин-крепыш. Темноволосый Тимур Арсеньев, тот самый, который показывал ему объем работ и сопровождал в первом заплыве под городом, напряженно смотрел в глаза.

- Команда делает тебе предложение… почти руки и сердца, - неловко хмыкнул Егоров, - а не заключить ли тебе очередной контракт, призвавшись в Военно-морские силы? Так даже проще – с гражданки, чем прорываться из рода в род войск. Должность над нами теперь говорят будет полковничья – сладкая… могут сделать ее проходной, для блатных, на годок и не больше. Как ни крути, а есть такое дело… Если бы ты только захотел, через твое положение в ФСО, когда фамилия на слуху в самых верхах…

- А Семен Викторович? На полковника не желает?

- А его не оставят здесь. Нет у него мохнатой лапы, да и все недочеты, в связи с которыми затеялись перетурбации, повесили понятно на кого – зачем делать анализ и долго думать?

- И вы приглашаете меня в эту систему? – усмехнулся Фаттахов, судорожно проворачивая в мозгу перспективы.

- Призыв такого рода в индивидуальном порядке возможен – я знаю пример, – кашлянул Арсеньев, - полковник уволился в запас, пошлялся на гражданке пару лет и был опять призван на генеральскую должность. Необходимо ваше решение и само собой – подтолкнуть решение там, - показал он взглядом на потолок, - команда была бы горда и счастлива – не побоюсь этого слова, Старик... Сергей Константинович, прошу прощения.

- В курсе своего прозвища, - серьезно кивнул Фаттахов.

- …служить вместе, - выдохнул с облегчением мужчина.

- Обещаю подумать. Не факт, что получится, даже если приму решение. Спасибо за доверие в любом случае.

Вечером он вышел в город, прошелся в пустой сквер, заросший сиренью и присел на лавочку. Сирень отцветала, но все еще пахла и сильно. Официально период белых ночей в Калининграде начинался с 11 июня, но по факту в городе и его окрестностях солнце не опускалось за горизонт с 26 мая. Сейчас начинался июнь. Прошло два с половиной года с тех пор, как он вынужденно оставил в покое Сашу, так же вынужденно давая ей время…

На что? Соскучиться по нему, понять, что чувствует? Или отпустить наконец мужа. Была надежда, что с ним проясниться в конце концов хоть как-нибудь, но нет… Но теперь он станет действовать в любом случае и решительно. Все одно к одному - пора ей решать.

- Коля, здоров! – дождался он когда трубку возьмет его сменщик Николай Заворотнюк, - как дела в твоей семье, в центре? Как прошел день городка? Как отпраздновали, общее настроение?

- Александра Ивановна Маклакова второго июня отбыла в свой законный отпуск на историческую родину, - обреченно отрапортовал Заворотнюк, - выглядела здоровой, как и ее ребенок. За то время, что ты не звонил, успела побывать в гостях у приятелей в Питере, вернулась задумчивой. А вообще… приезжал бы ты уже, Фаттахов? Хватит маяться дурью. Девка слабенькая, трусоватая…

- Ты говоришь о моей женщине... Друг? – мигом среагировал Сергей.

- Бросай свои восточные заморочки! Если она твоя женщина – должна подчиняться, а то ты восток вспоминаешь только когда тебе выгодно. А у Александры и правда нервишки так себе – в обморок грохнулась в перепуге перед вражескими спецслужбами. Влад еще с его ухватом наперевес... Меня моя чуть не съела живьем – мол она за здоровье их отвечает и если что, то с нее шкуру снимут и на барабан натянут. А я мол тиран и деспот, на…

- Обморок? Почему не сообщил мне? – напрягся Фаттахов.

- А с хера ли, друг? Резко встала, упало давление. И надоело уже, если честно… Надо тебе – сам ей звони, что за режим «тишина»? Что это даст тебе? Нравится баба – хватай! Она недавно приоделась, кстати и на голове что-то такое…

- Я знаю, видел. Иван высылает мне фото.

- А ты не подумал случайно в эту сторону – для кого она себя… живенько так сделала? Хороша ведь. Заметят, уведут.

- Меня предупредили бы, - играл желваками Фаттахов.

- Не понимаю я тебя, Сереж, - спокойно и серьезно завершил разговор Заворотнюк, - я своей добивался, все добиваются, а ты будто не мужик, честное слово. Может я всех ваших тонкостей и не знаю, конечно… Адрес ее деревни знаешь?

- Да. Спасибо, Николай, ты и правда не все знаешь. Увидимся. Скоро.

- Отпуск возьмешь? Первый раз за три года?

- Два с половиной. До встречи, - отключился он и поспешил в казарму, в отведенные ему комнаты. Нужно было писать на отпуск и утром отправить факсом в Москву. Больше ждать он не мог и не хотел. Все это уже действительно смахивало на трусость.

И, в конце концов, в семье решает мужчина, у женщины совещательный голос. И не важно, как она им пользуется и в какой мере применяет. Главное, что ответственность за их общее решение все равно всегда несет мужчина.

Свое решение он принял. Теперь нужно сделать так, чтобы Саша приняла аналогичное.