Цена нелюбви

— Только одно я сделал бы иначе. Я выстрелил бы дебилу Лукронски прямо между глаз, чтобы он не наживался на своих ужасных страданиях. Я читал, что он собирается играть в фильме студии «Мирамакс»! Жаль мне других артистов. Он будет наставлять «Вживайтесь в роль» из «Криминального чтива» и подражать Харви Кейтлу. Держу пари, в Г олливуде такое дерьмо быстро устаревает. И раз уж мы об этом заговорили, заявляю: «Мирамакс» должен заплатить мне нечто вроде гонорара. Они крадут мою историю, а мне пришлось над ней потрудиться. Не думаю, что законно пользоваться ею бесплатно.

— Но по закону этого штата преступники не должны извлекать прибыль из...

Кевин снова повернулся к камере:

—Моя история — это все, что на данный момент связано с моим именем, и поэтому я чувствую себя ограбленным. Правда, любая история — гораздо больше, чем получает большинство. Все вы смотрите на меня, все вы слушаете меня только потому, что у меня есть то, чего нет у вас: я сплел интригу. Купите ее, заплатите за нее. Вам это нужно, так почему вы высасываете меня бесплатно? Вам нужна моя история. Я знаю, что вы чувствуете, потому что чувствовал то же самое. Телевидение и видеоигры, кинофильмы и компьютерные сценарии... 8 апреля 1999 года я выпрыгнул на экран, я включил зрелище. С тех пор я знаю все о своей жизни. Я выдаю хорошую историю. Может, она немного кровавая, но признайтесь, вам всем она понравилась. Вы ее слопали. Черт побери, я заслужил государственное пособие. Без таких людей, как я, вся эта страна спрыгнула бы с моста. Без нас вам пришлось бы смотреть по телику, как домохозяйка заработала в «Кто хочет стать миллионером?» жалкие шестьдесят четыре тысячи долларов только за то, что помнит имя собаки президента».

Я выключила телевизор. Не могла больше выдержать. По моим ощущениям, надвигалось еще одно интервью с Телмой Корбитт с обязательным обращением к основанному ею в честь Денни стипендиальному фонду «Непоколебимая любовь к детям». Я сама внесла в него больше, чем могла себе позволить.

Безусловно, кричащий тезис о пассивном наблюдении современной жизни уже мелькал у Кевина два года тому назад. В Клавераке у него было полно времени, и он сообразил, что причудливый мотив заменит в глазах старших осужденных престижные номерные знаки. И все же мне с неохотой пришлось признать, что доля истины в его комментарии есть. Если бы Эн-би-си показала серию документальных фильмов о спаривании морских выдр, телевизионная аудитория резко сократилась бы. Слушая обличительную речь Кевина, я против воли соглашалась с ним: значительная часть человечества, пользуясь порочностью горстки негодяев, зарабатывает если не на жизнь, то на приятное времяпрепровождение. И не только журналисты. Подумайте о «мозговых центрах», производящих горы документов по беспокойному маленькому Восточному Тимору. Университетские кафедры изучения конфликтов выпускают бесчисленных докторов философии по террористам ЭТА, которых наберется не больше сотни. Кинорежиссеры размножают на экранах образы серийных убийц-одиночек. Суды, полиция, Национальная гвардия — какая колоссальная часть государственных служб занимается сбившимся с пути истинного одним процентом населения! Строительство тюрем и охрана заключенных стали одной из самых быстро растущих отраслей в США, и неожиданно вошедшее в моду повсеместное обращение к цивилизованности может вызвать спад. Я и сама жаждала перевернуть страницу, так будет ли преувеличением сказать, что мы нуждаемся в КК? Под ложной патетикой Джека Марлина чувствовалась благодарность. Спаривание морских выдр его не интересовало, и он был искренне благодарен.

Другими словами, Франклин, моя реакция на то интервью очень неоднозначна. Привычный ужас смешивается с чем-то вроде... гордости. Кевин был отвратителен, самоуверен, привлекателен. Фотография над его кроватью тронула меня, и я не испытала ни малейшего сожаления оттого, что он ее в конце концов не уничтожил (думаю, я всегда предполагала самое худшее). Узнавая в обрывках его монолога собственные застольные тирады, я чувствовала себя не только оскорбленной, но и польщенной. И меня ошеломил тот факт, что он заходил в «Барнз энд нобил» поглазеть на мои произведения, к коим в его сочинении «Познакомьтесь с моей мамой» не ощущалось особого уважения.

Однако меня разочаровали злые замечания в твой адрес. Надеюсь, ты не принял их слишком близко к сердцу. Ты так старался быть внимательным, любящим отцом, но я ведь предупреждала тебя, что дети необычайно чувствительны к ухищрениям, и разумно допустить, что его издевка вызвана как раз твоими усилиями. И ты в состоянии понять, почему из всех людей он чувствует себя жертвой именно по отношению к тебе.

Адвокаты Мэри с пристрастием допрашивали меня о «симптомах», которые я должна была заметить до несчастья, но, на мой взгляд, большинство матерей вряд ли что-нибудь заметили бы. Я действительно спрашивала о предназначении тех пяти

замков с цепями фирмы «Криптонит», доставленных «Федэксом», поскольку у Кевина уже был велосипедный замок, да и велосипед, на котором он никогда не катался. Все же его объяснение показалось правдоподобным: в Интернете он наткнулся на потрясающее оптовое предложение и теперь планировал продать эти «криптониты» в школе по сто баксов за штуку. Поскольку он никогда прежде не проявлял предпринимательского таланта, мое помрачение ума кажется вопиющим теперь, когда мы знаем, для чего те замки предназначались. Я понятия не имею, где Кевин достал школьные бланки, и, хотя за несколько месяцев он накопил приличный запас стрел для своего арбалета, он никогда не заказывал больше шести штук разом. Его постоянные заказы стрел и других припасов, которые он хранил в гараже, не привлекали моего внимания.

Единственное, что я действительно замечала в конце декабря и начале 1999 года, так это, как «Привет, пап/» Кевина расширилось до «Привет, мамси». Не представляю, как ты мирился с этим. «Ух ты, неужели у нас сегодня классная армянская еда? Потрясно! Я очень хочу узнать побольше о своих этнических корнях! Большинство парней в школе просто белые, и они дико завидуют моей принадлежности к преследуемому меньшинству I» Прежде он вообще не обнаруживал никаких пищевых пристрастий, а армянскую кухню просто ненавидел, и его неискреннее восхищение меня оскорбляло. До тех пор отношение Кевина ко мне было таким же, как к собственной комнате: спартанским, неэмоциональным, иногда суровым и раздраженным, но (или мне так казалось) бесхитростным. Я предпочла бы прежнее поведение и с удивлением обнаружила в своем сыне подобную дальновидность.

Я объясняла его трансформацию подслушанным разговором, к которому мы с тобой даже наедине больше не возвращались. Наше будущее расставание маячило в гостиной, как огромный вонючий слон, иногда издающий трубные звуки или оставляющий внушительные кучи навоза, через которые нам приходилось перепрыгивать.

Как ни странно, наш брак превратился во второй медовый месяц. Помнишь? Мы встретили то Рождество с бесподобным энтузиазмом. Ты подарил мне «Черного пса судьбы» Питера Балакяна с автографом автора и «Путешествие к Арарату»

Майкла Арлена, армянскую классику. Я же подарила тебе «Америку Алистера Кука» и биографию Роналда Рейгана. Если мы и подкалывали друг друга, то с нежностью. Кевину мы подарил спортивный костюм нелепо маленького размера, а Селия, как всегда с восторгом, восприняла свой подарок, причем роскошная упаковка очаровала ее не меньше, чем сама антикварная кукла со стеклянными глазками. Любовью мы занимались гораздо чаще, чем в предыдущие годы, словно вспоминая старые добрые времена.

Я не знала, пересматривал ли ты свое решение, или просто тебя одолевало чувство вины и скорбь, или ты хотел выжать как можно больше из того, что подходило к своему неизбежному финалу. В любом случае, когда достигаешь дна, испытываешь некоторое облегчение. Если мы собирались разводиться, ничего худшего с нами случиться не могло.

Или мы так думали.

Ева