Отравленные клятвы

— Спокойной ночи, — говорю я Аше, и она посылает мне воздушный поцелуй, когда я ухожу, выражение ее лица не меняется. Я уважаю это в ней, она скрывает свои эмоции так же хорошо, как и я, прячет их за сексом и соблазнением, так же как я прячу свои за холодной, жестокой внешней оболочкой, которую я так тщательно оттачивал. Она никогда не позволяла мне видеть, как она вздрагивает, не более чем на секунду.

Я убеждаю себе идти спать, пока водитель отвозит меня обратно в особняк не для того, чтобы найти Лиллиану и заглянуть к ней. А еще лучше, я должен попросить своего водителя отвезти меня в мой пентхаус на Золотом побережье, чтобы между мной и женщиной, которая еще не является моей женой, была дистанция. Но мне не нравится идея оставлять ее в доме моего отца, пока меня нет рядом. Я не думаю, что он прикоснулся бы к ней, не принимая во внимание законные последствия, если бы он прикоснулся пальцем к моей будущей жене, но есть часть меня, которая не обязательно пропустила бы мимо ушей моего отца мысль о том, что он выше любых последствий.

Я хочу, чтобы она была в безопасности. От него, и от меня. Я не понимаю этого побуждения, но оно удерживает меня от того, чтобы сказать водителю отвезти меня в другое место, пока я не вернулся в знакомое фойе особняка моего отца.

Конечно, ничего не стоит выяснить, какую комнату они ей предоставили, или получить ключ. Здесь мне никто ни в чем не отказывает, кроме моего отца, а он уже лег спать. К счастью, и Марика тоже. И снова мне невыносима мысль о том, чтобы столкнуться с ее осуждением или иметь дело с ее реакцией, если она уже знает, что я сделал.

Я знаю, что отчасти мой отец беспокоится о том, что мое бунтарство подпитает ее. Поскольку я сделал что-то, выходящее за рамки наших традиций, она начнет думать, что, возможно, она тоже сможет. Какой бы брак он ни придумал для нее за закрытыми дверями, все пройдет не так гладко, как он планирует.

Я не думаю, что в Марике есть что-то вроде бунтарства. Но я ошибался и раньше. До сегодняшнего вечера я бы тоже не подумал, что у меня это есть.

Комната Лиллианы находится на третьем этаже, в задней части длинного холла. Я вставляю ключ в замок, поворачиваю ручку, и встречаю сопротивление. Я хмурюсь, сбитый с толку, и толкаю дверь. Я слышу глухой удар и низкий стон, и я просовываюсь в отверстие, вглядываясь вниз в тусклом свете, чтобы увидеть фигуру на полу.

— Что за черт? — Я понимаю, что она распростерта на полу, и моя первая испуганная мысль, что она нашла какой-то способ покончить с собой. Что идея выйти за меня замуж была настолько ужасающей, что она выбрала другой выход.

Я присаживаюсь на корточки рядом с ней, прижимаю пальцы к ее тонкой шее. Я чувствую ее пульс, как пойманную бабочку под ее кожей, и выдыхаю, когда меня охватывает облегчение. Я не забочусь о ней, не настолько, но, кажется, я забочусь достаточно, чтобы не желать ее смерти.

Она издает еще один низкий, мягкий стон, и я понимаю, что она не отключилась…не совсем. Но она явно настолько измотана, что даже то, что ее толкнули с того места, где она, должно быть, уснула, прислонившись к двери, не разбудило ее. Я смотрю на нее сверху вниз и чувствую, как волна незнакомой жалости захлестывает меня.

Интересно, ненавидит она жалость, так же сильно, как и я?

Она сворачивается калачиком, с ее губ срывается еще один из тех низких стонов, и мой член набухает. Легко представить, что она издает этот звук по другой причине, которая имеет отношение ко мне. Я чувствую, как мои бедра напрягаются, когда я наклоняюсь, подхватываю ее на руки и поднимаю с пола. Она все еще в платье, в котором пришла сюда, и ткань опасно сползает на ее груди, угрожая показать мне ее грудь. Когда я прижимаю ее к себе, я ощущаю острый запах женского возбуждения, и мои брови хмурятся.

Что за черт?

Я несу ее через комнату, укладывая спиной на кровать. Ее голова склоняется набок, тело погружается в мягкость матраса, и я знаю, что должен укрыть ее и оставить в таком состоянии. Все остальное приведет только на рискованный путь, который грозит подойти очень близко к той черте, которую я для себя нарисовал. Но я все еще чувствую ее запах. Я знаю, что это ее, потому что раньше он был у меня на пальцах. Я все еще чувствую скользкое, влажное тепло на своей руке. Она была зла и напугана, и, судя по ее рассказам, настолько невинна, что даже не пробывала кончить. Но она стала мокрой для меня. От моих прикосновений.

Я хочу больше этого. Отчаянно.

Ни одна женщина никогда не вызывала у меня такого вожделения. Такую потребность. Я надеюсь, что, узаконив это, сделав ее своей женой, чтобы больше не тащить ее в постель силой, я утолю этот голод. Она будет у меня, и она мне наскучит, как и все остальное. Я помещу в нее ребенка, а затем вернусь к своим собственным развлечениям, даже не погрузившись слишком глубоко во тьму, из которой нет возврата.

Блядь.

Мысль о моей сперме в ней, пускающей корни, заставляет мой член болеть. Я тянусь к ее руке, прежде чем могу остановить себя, наклоняясь над ее спящим телом, чтобы вдохнуть аромат ее пальцев, чтобы выяснить, верны ли мои подозрения.

О, черт возьми, ДА.

Я чувствую ее запах на всех ее пальцах. Я не думаю, что она лгала, когда говорила, что никогда не прикасалась к себе, я чувствую, когда кто-то лжет, после многих лет оттачивания этого конкретного навыка, что может означать только одно. Она ненавидит то, что я сделал с ней внизу, в кабинете моего отца, но это также возбудило ее настолько, что она не смогла удержаться от того, чтобы заставить себя кончить впервые в своей жизни.

Я возбужден и в ярости одновременно. Мысль о хорошенькой, невинной Лиллиане на полу, с рукой под юбкой, поглаживающей свой клитор, пока она не кончит от своей руки, заставляет меня пульсировать до боли, но в то же время я безмерно зол, что она украла у меня ее первый оргазм. У меня был шанс быть первым, кто заставит ее кончить, и теперь она испытала это удовольствие без меня. Я не увижу ее удивления, когда она испытает это впервые. Я не смогу наблюдать, как она открывает это для себя.

— Я собираюсь наказать тебя за это, — бормочу я, и слова пугают меня. Я, конечно, говорил их раньше, но женщинам, которые хотели их услышать, за деньги или нет. Я произносил их в середине сцены, согласовывал, используя стоп-слово. Я никогда не говорил этого невинной, беззащитной, спящей женщине, запертой в комнате моего дома, которой некуда от меня деться.

От этой мысли у меня начинает болеть член. Я чувствую, как предварительная сперма стекает с кончика, скользя вниз по моему стволу, создавая мучительное трение в брюках, когда мой ствол скользит по ткани, в которой он застрял. Такое чувство, что у меня было тяжело всю гребаную ночь, с того момента, как я увидел, как она вошла в ту дверь, и я не знаю, смогу ли я вернуться в свою комнату, ничего с этим не предприняв.

Я не буду ее трахать. Не так. Я подожду до нашей брачной ночи, даже если это меня убьет, просто чтобы я мог жить с самим собой. Но мне кое-что нужно.

Я просовываю руку ей под юбку и чувствую влажный участок ткани под ней.

— О, ты моя, грязная девочка, — стону я, и мой член пульсирует, когда я тянусь расстегнуть пряжку, чтобы освободиться. — Держу пари, твоя хорошенькая киска в таком же беспорядке. Грязная девчонка.

Слова напевно вырываются из моего рта, когда я провожу пальцами между ее бедер. Я прав, она насквозь промокла, вся ее киска и внутренняя поверхность бедер мокрые, липкие от этого, и когда я просовываю пальцы между ее складочек, меня встречает чертовски сильное возбуждение.

— Боже. — Я провожу пальцами по ее киске, поспешно освобождая другой рукой свой член, чувствуя, как подергиваются ее бедра, когда я глажу ее клитор. Мой член свободно пружинит, прохладный воздух комнаты ударяет по моей набухшей, разгоряченной плоти, и я убираю от нее руку, когда использую ее влагу для смазки своего ствола, смешивая ее со своей предварительной спермой, обхватывая кулаком свою ноющую длину.

Моя левая рука скользит под ее юбку, где мгновение назад были мои пальцы, и я легко нахожу ее набухший клитор. Я не могу представить, насколько она, должно быть, устала, чтобы проспать все это, но, хотя я вижу, как поднимается и опускается ее грудь, ее дыхание немного учащается, когда я провожу пальцем медленными кругами по ее чувствительной плоти, она не просыпается. Ее полные губы приоткрываются, и она тихо стонет. Ее бедра подергиваются под моей рукой, ее клитор пульсирует, и мой кулак сжимается вокруг моего члена, поглаживая, в то время как моя ладонь потирает мою набухшую головку.

Я собираюсь кончить так чертовски сильно, и я собираюсь оставить вкус этого на ее губах. Напоминание о том, кому она теперь принадлежит. Кому она принадлежит…кому она будет подчиняться.

Возможно, она и получила свое первое удовольствие от собственных рук, но я буду единственным мужчиной, который когда-либо доставит ей его. И прежде, чем закончится первая ночь…

Я заставлю ее умолять о большем.

Я глажу себя быстрее, мои яйца напряжены и ноют. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не забраться к ней на кровать, раздвинуть ее бедра и задрать юбку, прижаться ртом к этой сладкой влажной киске и заставить ее кончить моим языком, прежде чем я жестко трахну ее. Если бы она была кем-то другим, я бы так и сделал. Если бы она захотела.

Но она моя. Моя невинная, дерзкая будущая невеста, и я отказываюсь подчиняться своему желанию к ней. Я отказываюсь позволять ей заставлять меня делать вещи, которые позже заставят меня ненавидеть себя. Это заставит меня пожалеть, что я не сделал иной выбор. Это достаточно плохо. Я знаю это, даже когда чувствую, как она извивается под моей рукой во сне, как ее тело выгибается навстречу удовольствию, сама того не осознавая. Но мне это нужно. И судя по тому, как реагирует ее тело, ей тоже.

Мой член тверд, как скала, на грани разрыва. Я провожу рукой вдоль него длинными, твердыми движениями, проходя по головке с каждым скольжением, на самом краю моего удовольствия. Я так чертовски близок. Как будто я не дрочил сегодня в душе. Как будто я не кончал месяцами. Я думаю о ее возбуждении на моих пальцах, о том, как она потирает себя до своего первого неистового оргазма, о той же влажности на стволе моего члена прямо сейчас, об ослаблении моей руки, когда я глажу себя, и я качаюсь вперед, чувствуя, как нарастает удовольствие, мой член твердеет и набухает, когда я кончаю в кулак, и я также чувствую, как она кончает. Боже, я чувствую, как она кончает. Я чувствую, как пульсирует ее клитор под моими пальцами, чувствую, как она сжимается ниже, и я могу представить, каково это было бы вокруг моего члена. Это посылает через меня еще один толчок, мой член содрогается в моем кулаке, когда я чувствую, как ее киска затопляет мою руку, и каким-то образом, несмотря на все это, она так и не просыпается.

Она наверно подумает, что ей приснился влажный сон. Тот, от которого она проснется, задаваясь вопросом, что произошло и что за вкус у нее на губах. Эта мысль посылает еще один толчок по моему члену, сперма струится по другой моей руке и попадает на край одеяла, забрызгивая ее юбку. Меня снова пробирает дрожь, при виде моей спермы, растекшейся по девственно чистой ткани ее платья, а затем я вижу и кое-что еще.