Из истории первых веков христианства

Впрочем, примесь греческих нитей не была очень сильна в религиозной ткани гностиков. Наряду с резкой эллинской критикой предания, которая вызвала восторженные слова со стороны такого теолога, как Гарнак, мы видели здесь замечательное религиозное умозрение, которое как бы переносит нас в фантастическое царство призраков и невольно напоминает образы и дух восточных созданий. Чисто этические или интеллектуальные понятия превращаются в пластические божественные образы, порождают из себя другие, борятся с божественными силами, погибают, побеждают: какая-то смесь то вполне доступных, то снова недосягаемых спекуляций, самого дикого произвола творческой фантазии и древнейших представлений восточной мифологии. Такое впечатление испытываем мы, знакомясь с идеями Симона, Волхва, которого предание называет первым гностиком. Согласно этому преданию, Симон выдавал себя за Бога, он говорил, что среди иудеев он явился, как Сын (Мессия), в Самарии – как Отец, среди язычников – как Святой Дух; во все времена люди чтили его, как высшее божество под различными именами – Зевса, Ормузда и т. д. Он водил с собою женщину, которую называл Еленой и про которую говорил, что она – божественное согласие, мать всех, истинное изображение идеи Бога, которая руководила им при сотворении ангелов и архангелов, выйдя из него и завершив это творение. Эти ангельские силы создали мир. После этого они отвергли свою мать, оскорбили ее и заключили в человеческое тело. Так делается она Еленой троянской войны и, переходя из одного тела в другое, доходит, наконец, до Елены Симона. Она – потерянная овца, для спасения которой Отец сошел на землю в лице Симона, чтобы принести блаженство людям. Ангелы плохо управляли миром, и так Бог спустился в людям в трех вышеназванных образах. На основании всего сказанного можно легко представить себе, какое негодование должно было вызывать в апостолах и их учениках подобное учение, как постепенно образ волшебника у них и их последователей приобрел чисто демонические черты; тогда Симон превратился в антихриста, и в Риме видели даже, как он перед всем народом летел по воздуху.

Если уже религиозные построения Симона вызывают у нас головокружение, то другие гностические системы невольно увлекают нас в какой-то безумный водоворот мифологических представлений, в какой-то дико клокочущий хаос. Здесь царит над всем сущим вселенская матерь «мудрость», там миром управляет девственный дух света, Барбело. Последний создает из себя демонического сына, Ялдабаота, который в свою очередь производит новые существа, и среди них, в конце концов, из глубин основной материи появляется сын, принимающий образ змеи. Этот сын навлекает на себя гнев своего злого отца, живя вместе с ним на небе и в раю. Ялдабаот восклицает: «Я отец и бог, и надо мною нет никого!» Тогда мать кричит ему: «Не лги, Ялдабаот, над тобою есть отец всех, первый человек и человек, сын человеческие». Тогда Ялдабаот приходит в смятение и призывает шесть своих соправителей: «Создадим человека по образу нашему». Другая секта, которая по греческому слову «змея» называла себя «офитами», объявила райского змия вселенской матерью премудростью; он научил человека познанию добра и зла, и поэтому Моисей избрал змия, как образ божества. Но Ялдабаот изгнал его. Однако и этого всего еще недостаточно. Гностическая фантазия создает еще множество, идейных божеств; «вечный смысл (nus)», «мышление», «истина», «любовь», «воля» – все это превращается в конкретные божества; они заключают между собою союзы, соединяются в отдельные группы, предпринимают то те, то другие действия, которые будто бы упоминатотся даже в библии; вообще это какая-то яростная пляска духов, с поразительной быстротой переносящая нас с неба на землю и отсюда в преисподнюю. Таким образом, нет почти никакой возможности отделить все эти представления друг от друга и вывести их одно из другого, не говоря уже о том, чтобы дать здесь их полное изображение. Из всего этого можно сделать вывод только относительно одного ориентализма этих фантазий. К нему, в конце концов сводится большая часть их. Прежде всего бросается в глаза произвольность (по крайней мере так кажется западному мышлению), деланность всех этих представлений. Далее, еще более ярко-восточный характер носят различные отдельные факторы. Сюда относится дуализм всего этого мира, злые и помогающие боги; мы видим здесь битвы богов, борьбу света с тьмою, неба с адом и его существами, мы встречаем здесь чисто восточные создания в одно и то же время мужского и женского пола, наконец, эти эманации, эти саморождения.

Но этот ориентализм еще яснее проявляется в отдельных частностях. Выше мы познакомились уже с представлением религии Мифры о поднятии душ до высшего, чистейшего бытия и помним, что это было вавилонское учение, прообразом которого послужила астрономическая башня в Вавилоне. Совершенно также мыслит и гностик. Его учение, познание божественных тайн, должно дать человеку возможность посредством мистерий достигнуть места высшей полноты, так называемой плеромы. Весь мир и каждый отдельный человек подчинены злому господству планет, семи страшных сил. Ради этого Господь сошел с неба, вифлеемская звезда сменила древний ряд светил. Однако, человеку все еще необходимо побороть эти силы. Гностицизм ведет нас прямым путем к этой цели. Подобно тому, как орфики и религия Мифры признавали один главный принцип, вечное время, эон, так гностики принимают целый ряд из семи эоновь, которые Христос прошел по своему пути на землю, – семь ступеней познания, которые снова должны быть пройдены душой под руководством гнозиса. Но на страже этих ступеней, этих эонов, стоят злые властители, так называемые, архонты, боги планет; их надо одолеть. Для этого человеку служат священные формулы, священные знаки, мистерии. Он должен знать астрологию, с её помощью он одолеет злых властителей мира. Для этого же нужна магия; потому-то человек, желающий спастись, занимается этим искусством на земле, чтобы после победить посредством него. До нас дошло множество самых бессмысленных формул, самых причудливых сочетаний букв, взываний к Богу и пр.; про часть из них гностики дерзновенно утверждали, что они предписаны самим Христом своим ученикам, как средство спасения. Крещение также подчинено влиянию бесов. При крещении произносятся поэтому сирийские формулы, смысл которых уже был совершенно забыт в эпоху их применения, и которые, поэтому, имеют лишь действие волшебных заклинаний. Подобного же рода существовало гностическое таинство мертвых, которое совершалось над трупами, чтобы сделать душу недоступной враждебным силам.

Оставим, однако, дальнейшее рассмотрение этих волшебных заклинаний. Ибо у гностиков далеко не все сводится к этим фокусам, хотя отцы церкви, конечно, особенно энергично трактуют об этих вещах. На своих собраниях гностики пели также гимны, которые, несмотря на местами проникающий их мистицизм, тем не менее показывают, что чувство верующих было переполнено представлениями, которые и нами могут быть оценены по достоинству, ибо они свидетельствуют с чисто человеческой красотой о страхе и надежде, об уповании на невыразимое или дышат твердой уверенностью в знании божественных тайн. Вот один из таких гимнов:

Сначала создал вселенную дух,
А первенец родил затем
Хаос, излив его из себя.
А после того получила душа
Свою многотрудную жизнь.
И с этих пор, образ оленя приняв,
Ведет борьбу она с смертью.
То в гордости царской на свет глядит,
То стонет и плачет, глубоко скорбя,
То смехом и радостью вдруг расцветет,
То низвергается несчастная в бездну страдания
В лабиринтах бесконечно блуждая.
Рек Иисус: Взгляни, отец мой,
Как то существо земное,
Цель и жертва всех несчастий,
От тебя вдали блуждает.
Посмотри, как от хаоса,
Помощи нигде не видно,
Убежать оно стремятся.
Так пошли ж меня, отец мой,
Я сойду с печатью к людям,
Чрез эоны пронесусь я,
Весть святую принесу им,
Дам богинь изображенье.
И открою я вам тайну,
Ко спасенью путь священный:Гнозис – имя ей для вас!

В одном из своих гимнов гностики следующим образом прославляют мудрость:

Эта девушка – дочь света,
На ней покоится гордый блеск царей,
Внешность её прекрасная
Она блещет лучезарной красотой
Одежды её подобны весенним цветам,
Аромат цветов исходит от них.
В головах у неё находится престол царя,
Который дает своим подданным божественную пищу.
Истина покоится на её главе,
…………………………………
Подобно ступеням подымается её шея,
Ее создал первый строитель вселенной.
Обеими руками указывает она на хор счастливых эонов
Её пальцы указывают на врата города.
Её брачный покой светел,
Полон запаха бальзама и других благовоний,
Запаха мирры и пахучих корней.
Внутри разбросаны ветви мирры и благовонные цветы,
Входы украшены тростником.
Вокруг неё стоят её дружки, числом семь,
Которых избрала она сама;
Подружек её также семь,
Они ведут перед ней хоровод.
Двенадцать тех, которые служат ей
И подчинены ей.
Они напряженно смотрят на жениха,
Чтобы взор его осветил их,
И они вечно будут при нем для вечной радости,
И будут присутствовать на той свадьбе, на которую собираются знатные,
И на том пире, который будет дан в честь вечных.
И наденут они царские облачения и блестящие одежды,
И исполнятся оба радостью и весельем
И прославят отца всего,
Гордый свет которого они восприняли,
И осветились взорами своего господина,
Божественную пищу которого они взяли,
И пили его вино,
Которое не возбуждало в них ни жажды, ни желания.
Хвалили и славили с живым духом
Отца истины и мать мудрости.

Гораздо красивее звучит короткий отрывов из проповеди одного замечательного гностического учителя и оратора: «Вы изначала бессмертны и дети вечной жизни, вы хотели распределить смерть между собою, чтобы извести и истребить ее, и чтобы таким образом она умерла в вас и через вас. Ибо, если вы уничтожите мир, сами же себя не уничтожите, то вы будете господами творения и всего преходящаго».

Сделав таким образом краткий и весьма неполный обзор великой секты, мы видим, с одной стороны, как гностицизм воспринимает греческую критику, с другой же стороны, что умозрительные спекуляция о вселенной, вера в познание посредством мистерий, посредством просветления души вполне соответствуют восточному мышлению и чувствованию; теперь для нас выясняются также и те пункты, в которых приспособляются друг к другу, по-видимому, совершенно несоединимые противоположности, ориентализм и эллинская философия. Гностики отвергли Ветхий Завет и его могучего гневного Бога; однако, они не отстранили последнего вполне, они объявили его лишь творческой силой, могучим, хотя и не высшим божеством: это вполне соответствовало восточному мышлению. Также не верили они и в страдания Христа; таким образом, они опять проводили различие между Иисусом, который страдал как человек, и Христом, который лишь временно жил в нем. Другие предполагали, что Мессия, о котором предсказывал Ветхий Завет, и который, согласно этой книге, может быть лишь воинственным князем, еще придет, и тогда истинный Христос будет бороться с ним. Так посредством своеобразного соединения умозрения и мифологии гностицизм старался устранить те сомнения, которые возникают у всякого критически мыслящего читателя, и, отбросив весьма употребительное аллегорическое толкование Ветхого Завета, это жалкое убежище от сомнения, сохранять в известном смысле за древней книгой её авторитет и органически связать ее с Новым Заветом. Но тем не менее, гностицизм нельзя назвать чистой эллинизацией христианства.