Из истории первых веков христианства

V. Восток и Запад в древнем христианстве

Влияния Востока на греческую религию. – Движение культуры Востока. – Религиозные идеи и образы Востока, Мифра. – Религия Мифры. – Гностицизм. – Идеи гностиков. – Восточаая фантазия гностиков. – Писания гностиков. – Греческие и восточные черты гностицизма. – Мани и его секта. – Сила христианства; основания его победы.

Христианство, не побежденное внешними гонениями, не понесло также значительных потерь и от литературной полемики своих языческих противников. Но все-таки оно не забыло и не простило своим врагам того зла, которое они ему причинили: памфлет «О смерти гонителей» представляет собою запоздалый акт мести, удар, направленный против теней враждебных цезарей, а систематическое истребление антихристианской литературы является другой, более существенной отплатой за нападения язычников. Такое отношение христиан, последовательное уничтожение враждебной им и их церкви литературы, постигло однако не только сочинения язычников, но захватило также и часть христианской литературы; писания еретиков, лжеучителей предавались уничтожению с такою же яростью и почти с таким же успехом. Еретические идеи уже ранее пытались проникнуть в церковь, секты уже ранее пытались примкнуть к ней и преобразовать ее на свой лад. История апостолов повествует уже о великом лжеучителе Симоне-Волхве, первое и второе послания Иоанна говорят о множестве антихристов, которые учат, что Иисус не Христос. Другие места позднейших авторов еще яснее говорят об отвращении в лжеучителям. Когда к старому ученику Иоанна и мученику Поликарпу подошел один из этих сектантов и спросил: «Ты узнаешь нас?» то он получил в ответ: «Я узнаю первенца Сатаны». Точно так же в одном, довольно впрочем неправдоподобном, рассказе, говорится о том, как сам Иоанн, войдя однажды в купальню, быстро вышел из неё при появлении одного врага христиан, боясь, как бы здание не обрушилось и не погребло его вместе с его врагом. Кто же были эти сектанты, чего хотели они, почему встретила их такая ненависть?

Что бы ответить на эти вопросы до некоторой степени цельно и полно, мы не должны рассматривать эти вещи непосредственно вблизи, нам следует подняться на более высокую точку и уже оттуда сделать свой обзор. Для этого нужно ознакомиться с взаимными отношениями Востока и Запала в древности, определить те влияния, которые они оказывали друг на друга.

Всего более удивляет нас всегда у античных мыслителей, что они, опираясь на весьма небольшой и неполный материал, дошли до столь глубоких и многозначительных истин. К числу таких истин принадлежит взгляд Геродота на борьбу между Азией и Европой, который, если мы перенесемся в эпоху автора и вспомним все то, что произошло с тех пор в истории, звучит для нас как какое-то пророчество. На самом деле, персидские войны были лишь последними могучими отпрысками великого движения, начавшагося много, много ранее: они надолго освободили Грецию от влияния Востока. Никто, конечно, не станет теперь отрицать, что «элементами материальной культуры» и первыми попытками художественной деятельности греки обязаны влиянию Востока. Но этого еще не достаточно; религия греков, как ни кажется она выросшей всецело на эллинской почве, также с Востока получила первые толчки к развитию. Выше мы говорили уже о сивиллах, их оргиастический темперамент, их экстаз, может быть, даже их имя носят азиатский характер. Но еще одно явление религиозной жизни Греции указывает на Азию. Это, так называемая, орфика, т. е. теософическое учение мнимого пророка Орфея, глубокомысленные поэтические изречения о происхождении мира, частью мифологические, частью теологические, частью спекулятивные учения о вселенной, содержащие в себе предписания для спасения человека от гнета полной превратностей земной жизни посредством священных жертв, мистерий и особенно путем аскетизма. Учение о происхождении мира, принадлежащее жившему в середине VI в. до Р. Хр. Ферекиду Сиросскому, первому представителю этого направления, производит впечатление чего-то совсем негреческого. Ферекид занимался изучением астрономии; наука же о звездах зародилась в Вавилоне. О борьбе богов он говорит не так, как вообще говорили об этом греки, т. е. как о борьбе Зевса со своим отцом, но как о споре принципа вечности и времени, Хроноса, со змеиным божеством. Борьба заканчивается тем, что одна партия низвергается в глубину моря, в «огенос», – название, имеющее общий корень с вавилонским словом угинна (круг, совокупность). Далее, Зевс, создав мир, превращается в бога любви Эрота; он создает большое и красивое одеяние, на котором выткано изображение земли и жилищ бога, и кладет его на крылатый дуб. К этой символической, странной, малопонятной, почти нелепой, фантазии в последующее время присоединяются продолжения идеи о сотворении мира. Над всем господствует принцип времени, живущий испокон века; материя света или огня, эфир, наряду с хаосом, появляется лишь позднее. Из них обоих Хронос образует серебряное яйцо, из которого выходить бог света Фан, называемый также богом любви и согласием. Он в одно и то же время и мужского и женского пола, он из самого себя родит ночь и землю, предков среднего поколения богов. К последнему принадлежат также Кронос (не Хронос) и Рэа, сын которых Зевс поглощает Фана и дает начало последнему поколению богов. Эти дикия картины и бесформенные представления и являются истинными детьми вавилонской и, во многом сходной с ней, иранской мифологии. Помимо общего впечатления грандиозной, прямо-таки захватывающей фантастичности этих образов, и отдельные черты вполне соответствуют высказанному положению. Так, прежде всего, чисто вавилонского происхождения борьба богов. Бог весны, Мардук, уничтожает при сотворении мира хаос, Тиамат; он борется с первичным морем, расчленяет Тиамат и одну половину её превращает в небесный свод. Принцип времени, как мы еще увидим, снова появился в иранской религии Мифры; олицетворения или персонификации в роде Фана (=согласие) также встречаются в иранской религии, которая в свою очередь знает саморождения, образы, создающиеся из самих себя путем выделения или эманации. К вавилонскому кругу сказаний относятся, далее, также двуполые божества и змееподобные существа. Таким образом, следовательно, здесь обнаруживается необычайно сильное влияние Востока, а так как восточные культы и воззрения, известные нам из более позднего времени, также обещают верующим освобождение от гнета таинственных страшных сил и ведут их к этой цели через мистерии и аскетизм, то мы имеем полное основание видеть восточное влиянее и в том, что предписывала и чего требовала греческая орфика.

Хотя, может быть, все эти вещи кажутся имеющими очень мало отношения в нашей теме, но тем не менее коснуться их было безусловно необходимо, ибо они приводят нас к пониманию победы нашей собственной новозаветной религии: каким образом, – мы скоро увидим. Орфические мистерии и воззрения держались с замечательной живучестью, характерной для всей духовной и умственной жизни Греции, в течение многих веков. Происхождение их, правда, осталось неизвестно эллинам. Для этого не было благоприятных обстоятельств, ибо вскоре надвинулась гроза из Персии, и после того, как Запад одержал блестящую победу, восточное влияние отхлынуло далеко назад. Культурное превосходство Запада продолжается долго и, наконец, по-видимому навсегда утверждается походами Александра Македонского. Александр, однако, не только продвинул сферу греческого влияния до Инда, он снял также оковы со всего восточного движения, о котором такие наглядные свидетельства дают нам последующие времена. Между тем, как до сих пор лишь отдельные греки писали о Востоке, теперь в многолюдные ряды историков, занимающихся этим предметом, вступают также настоящие уроженцы Востока, которые на греческом языке пишут книги по истории и о культуре древнейшего Востока. Уже выше мы говорили о вавилонянине Берозе; все его выдающееся значение стало ясно лишь в новейшее время, когда было открыто вавилонское сказание о потопе, весьма близкое к описанию Бероза. Начинается перевод Ветхого Завета, широкое распространение иудейства в странах Старого Света. Числу эллинизированных иудеев вполне соответствовало число эллинов и римлян, примкнувших к иудейству и получивших, поэтому, имя «богобоязненных». В то же время снова наростала и физическая мощь Востока. Хотя Александр и уничтожил силу персов, тем не менее греко-македонское владычество над побежденной страной продолжалось не очень долго. Парфянская династия сбросила чужеземное иго с плеч иранцев, парфяне в качестве великой державы Востока выступили против Запада, т. е. особенно против римлян. Несмотря на множество греческих культурных элементов, – которые были известны также парфянской стране особенно при дворе царей, – начинается победное шествие национальной и религиозной реакции, которая достигает своего апогея в позднейшие времена, благодаря возвышению династии сассанидов: иранизм, который, как говорит один известный исследователь наших дней, никогда не уступал своих позиций в пользу эллинизма, приобретает на короткое время почти такую же силу, как и Рим: иудейские апокалипсисы видят приближение полчищ парфянских всадников. «Римское государство», говорит Моммзен, «жертвует первым существенным результатом политики Александра и таким образом кладет начало тому обратному движению, последними отпрысками которого являются Альгамбра в Гренаде и великая мечеть в Константинополе».

Это гигантское движение несет на гребне своих волн массу религиозных элементов. Наступление Востока на Запад характеризуется не только проникновением иудейства, но почти в такой же степени и пропагандой персидско-вавилонских воззрений. В Вавилоне иудейство познакомилось с иранской религией, и в дальнейшем развитии первого обнаруживается влияние второй. Это относится особенно в апокалиптическим идеям, которые мы выше рассмотрели во всей их соковупности, не касаясь вопроса об их происхождении. Персидская апокалиптика в течение тысячелетних периодов заставляет злое и доброе начала бороться за мировое владычество. Время от времени является спаситель мира, но зло постоянно приобретает все большую силу. Наконец, является последний спаситель, герой, рожденный от девы. Затем наступает конец мира, воскресение мертвых и суд. С неба низвергается огонь, который пожирает землю. Люди должны пройти через огонь; между тем, как одни проходят через него легко и благополучно, как через теплое молоко, другие, несовершенства которых уничтожаются пламенем, испытывают тяжкия муки. В конце концов, однако, все спасаются. Ахура-Мазда побеждает своим словом. т. е. волшебным молитвенным заклинанием, Аримана (Ангра-Маину), и на новой земле, лишенной вредных животных, начинается новая жизнь. Различие между персидским и иудейским воззрениями видно здесь ясно и определенно; с одной стороны – пессимизм евреев, которые вовсе не хотят видеть всех людей спасенными и отрицают полное очищение от грехов, с другой стороны – уверенный в будущем, возвышенный оптимизм персов, который в конце концов видит всех людей окруженными райским сиянием. Но как раз это-то различие, в связи с чертами сходства, и подтверждает внутреннюю связь обеих религий: более последовательное иудейство отбросило эту утешительную идею и заменило совершенно противоположной. Дуализм позднейшего иудейства, с его представлением о борьбе Бога против диавола, или антихриста, также обнаруживает иранские черты.