Тайны Академии. Сделай выбор

— Ну… у одной женщины может быть несколько мужей, так?

Кивок.

— И владелицу этого гарема называют эмазолкой?

Снова кивок.

Интересненькое начало.

— Действительно, самый невезучий мужик, — истерически хохотнул Трэв. Оказывается, вся компания уже отошла от первого шока и теперь внимательно вслушивалась в наш разговор. — Создал свой мир, и тот женщины отняли.

— Помолчи, Вильда, — скривилась я и снова обратилась к Мизэрию: — А кто же тогда вы? Неужели…

— Один из мужей правительницы, — понуро кивнул тот.

— Но почему вы не рассказали об этом раньше?!

— Не знал, что это так важно.

— Эй! — Предводительница местных султанш повысила голос. Ее явно начинало утомлять наше молчание. — Я желаю увидеть вашу эмазолку!

— Не понимаю, и чего она так злится? — задал дельный вопрос Леоттин. И так весь сгорбленный заказчик стал еще меньше, и, кажется, попытался слиться с песком.

— П-по нашим законам гарем не может разгуливать вне стен города без своей хозяйки, — выдавил он

— Та-а-ак, — нехорошо протянул Кайл. — И чем это грозит?

Мужчина промолчал.

— А если нет, — женщина зло сплюнула под ноги. — То я буду вынуждена приговорить вас к смертной казни как беженцев и нарушителей закона Эмазолии.

Вот тут-то всем действительно стало не до смеха.

Выдержав паузу и кровожадно усмехнувшись, дама (хотя назвать ее этим словом было весьма затруднительно) направилась к нам. На ее лице большими буквами читалось, что приговор уже вынесен, и она с удовольствием реализует его прямо сейчас.

— Я только одного не пойму, — прошептала я, пятясь вместе со всеми назад. — Почему они не узнали мужа правительницы?

— В-в-все мужчины обязаны покрывать голову, — пояснил бог Несчастья. — Эмазолки не видят лиц чужих мужей, только их глаза. А нам даже говорить с женщинами запрещено.

— Но копыта! — воскликнул Трэв.

— Ноги закрывают высокие сапоги.

— Парни… — как-то панически позвал Лео. — Не хотелось бы прерывать вашу беседу, но, пожалуйста, оглянитесь.

Позади нас стояла точно такая же толпа туземок. И еще две по бокам. Сами того не заметив, мы оказались в самой обыкновенной ловушке.

Кольцо начало сжиматься. Всё это больше походило на загон дикого зверя. Мы метались, пытались хоть что-то придумать, даже пробовали магичить и говорить с дикарками. Бесполезно. Женщины лишь сильнее злились, магия не откликалась. Артефакты по-прежнему не работали — как и говорил ректор, им требовалось больше времени на подзарядку. Из оружия у нас были только ногти и зубы, но разве это противопоставишь шестидесяти острейшим клинкам? В какой-то момент мы потеряли бдительность, и за нашими спинами возникли враги. Пара отточенных движений, и все шестеро уперлись коленями в песок с заведенными назад руками. Женщины, не женщины, а сила у этих дикарок была нечеловеческая. Даже уроки боевой культуры не помогли.

— Посмотрим, — к нам вплотную приблизилась предводительница отряда. Она наклонилась и приподняла за подбородок эльфа. Изучающе прошлась по худощавой фигуре взглядом, особое внимание уделила волосам, а затем довольно кивнула: — Неплохой экземпляр. Бледноват, но это легко исправить.

Следующий осмотр предстоял Кайлу.

— Интересная фактура. И тело. — Руку женщины, скользнувшую на грудь, брезгливо стряхнули. — Характер подвел, — поморщилась та. — Но ничего, будем воспитывать. — Она рассмеялась понятной только ей шутке и подошла к Лео. Провела ладонью по кудрявым волосам, осмотрела плечи и руки парня. А когда по обыкновению схватила друга за подбородок и вгляделась в лицо…

— Меченный! — От пронзительно, полного отвращения крика вздрогнули все, в том числе и туземки.

— Меченный! — снова прокричала предводительница и выхватила кинжал. — Проклятый солнцем, носящий в себе неизлечимую болезнь, ты не достоин носить гордое имя мужа своей эмазолки!

Проклятый солнцем? Неизлечимая болезнь? Да это же обыкновенные веснушки!

— Так упокойся же ты с миром! — Женщина занесла над головой блондина кинжал…

Дальше всё происходило будто в замедленной съемке.

Раз. Лица туземок искажаются смесью отвращения и предвкушения.

Два. Кайл с Фрэдом резко бросаются к блондину, но тут же оказываются вдавлены лицом в песок.

Три. Трэвильд что-то зло выкрикивает и получает сильный удар в челюсть.

Четыре. Заказчик валится на землю без сознания.

Пять. В медовых глазах отражается предсмертный ужас, и я вдруг ясно понимаю, что должна сейчас сделать.

— Не сметь. — От собственного властного голоса мурашки побежали по телу. Кинжал, так и не опустившийся на кучерявую голову, застыл в воздухе. — Не сметь трогать мой гарем.

Глава 18. Хозяйка гарема, или За слова нужно отвечать

— Что ты сказал? — На мне скрестились несколько десятков презрительных взглядов. Резко захотелось обратить всё в шутку, а еще лучше — подобно заказчику рухнуть в обморок. Но я сдержалась.

— Это. Мои. Мужья, — прочеканила твердо. — И не вам решать их судьбу. Так что будьте добры, спрячьте оружие и пропустите нас.

Туземки переглянулись.

— Хочешь сказать, ты женщина? — не скрывая сарказма, хмыкнула предводительница войска. — А что ж тогда в этом рванье ходишь? — она клинком указала на мою испачкавшуюся в песке рубашку. Я пожала плечами и холодно усмехнулась. Удерживать маску гордой хозяйки гарема становилось всё труднее.

— Да вот, решила немного поэкспериментировать. — Изначально мне хотелось отговориться поездкой в другой мир и чужими нормами приличия, но что-то подсказывало, что местные аборигенки вряд ли часто путешествуют. Уже то, что ни одна из них даже не подумала о нас, как о иномирианах, навивает на определенные мысли. Да и если вдуматься… Мизэрий основал этот мир, так? Потом на Эмазолию заявились переселенцы и стали обустраивать ее, возводя дома, выращивая урожай и создавая свой порядки и устои. В какой момент власть перешла к женщинам? Почему мужчины покорно сложили головки и подчинились? Не-е-ет, сдается мне, все это постепенно взращивалось не одним поколением. И даже боюсь предположить, сколько сейчас Мизэрию лет. Да что там, наверняка и вылазка в Междумирье была тайная, пока жена развлекается с остальными мужьями.

— Поэкспериментировать? — Глумливая улыбка дикарки сменилась недоумением. Всё понятно, о ролевых играх эта суровая женщина не слышала.

— Ну там… — я пальчиком отвела клинок от рубашки. — Соловей-разбойница и пятеро богатырей, принцы и нищая… Что, неужели ни разу не пробовали?

На лицах некоторых девиц промелькнул интерес. Одна особо любопытная даже попыталась задать какой-то вопрос, но командирша так зыркнула на нее, что бедняга прикусила язык.

— К тому же, — продолжала я с независимым видом нести чушь. — Посмотрите, какие просторы кругом. Ни душного городского воздуха, ни людей, вечно осуждающих чужие вкусы. Красота.

Из толпы раздался возглас одобрения.

— А насчет внешнего вида моих мужей, — кивнула в сторону ошалевших от ситуации друзей. — Так не волнуйтесь, одежда и веснушки… то есть, отметины солнца — это всего лишь сценический образ. Уверяю, как только мы окажемся в стенах города, мужчины непременно… м-м-м… покроют головы и…

Договорить я не успела — воительница резко подалась вперед, и холодное острие коснулось шеи.

— Ты со мной не шути, мальчик, — прошипела женщина. — Какие эксперименты? Какие образы? Лгать удумал? Неужели не понимаешь, самовольный побег из города — это одно. Если понравишься кому-нибудь из нас, тебя не казнят, а возьмут в гарем. Но за очернение гордого имя эмазолок мужчину ждет немедленная смерть.

— Но я не мужчина.

Уверенные интонации, гордо вздернутый подбородок, чистейшая правда с добавлением капельки лжи. Странно, но чем больше я играла, тем сильнее крепла уверенность в хорошем исходе. Даже расслабилась немного, несмотря на опасное оружие. И уж совсем не удивилась, когда в следующий момент туземка отстранилась, сделала шаг назад и кивнула:

— Хорошо.

— Хорошо? — переспросила на всякий случай. Вдруг померещилось?

— Хорошо, — подтвердила она. — Поступим так. Уж не знаю, сумасшедший ты или просто глупый, но, если утверждаешь, что на самом деле являешься одной из нас, предъяви доказательства. Сумеешь — ты и твой… — она на миг запнулась. — гарем будете свободны. Если же звание эмазолки не подтвердится, — зрачки дикарки резко сузились, а в голосе стали отчетливо слышны угрожающие нотки. — Тогда тебя постигнет смерть. И будет она намного дольше и болезненнее, нежели если ты сейчас же признаешься в своем вранье. Что скажешь?

Я с облегчением выдохнула.

— Принимается.

— Ник! — Лео схватил меня за руку и с силой сжал ее. — Ты сошел с ума? Да это же верная смерть!

— Он прав, мелкий. Твое глупое геройство никого не спасет, — поджал губы рыжик.

— Самоубийство. — Фрэда тоже не впечатлила моя затея.

— Ники, ты уверен? — спросил Кайл. Благодарно улыбнулась друзьям и поднялась с песка.

— Уверен…а.

— Отлично. — Толпа предвкушающе загудела. Оставалось лишь придумать, как доказать туземкам мою принадлежность к женскому полу. В голове уже начинала формироваться парочка идей, когда раздался приказ:

— Раздевайся.

Минуточку…

Хлопнув ресницами, перевела изумленный взгляд на командиршу. Она ведь пошутила, правда? Однако суровое выражение лица туземки говорило об обратном.

— Мы ждем, — отчеканила она.

Что-то в своем плане я всё-таки упустила.

— П-п-погодите… Н-но также нельзя!

— А в чем проблема? — изогнула толстую бровь женщина. — Ты же настоящая эмазолка. А эмазолки не стесняются своих соратниц.

— Но они… — я в легкой панике оглянулась на ребят. Лицо Леоттина с каждой минутой становилось всё белее, рыжик тоже выглядел не очень хорошо. От безразличия эльфа не осталось ни следа — парень весь подобрался, напрягся. В точности, как и Кайл, глаза которого сейчас чуть ли не молнии метали.

— Они? — Женщина тоже покосилась на пленных. — Чушь. Какая эмазолка будет стесняться своих мужей?

— Но…

— Так ты признаешь, что лгал, мальчик? — прищурилась она. И я поняла, что выхода нет.

Глубокий вдох. Выдох.

— Разрешите выйти в центр?

— Разрешаю.

Сделала несколько шагов вперед так, чтобы встать спиной к друзьям.

— Начинай.

Такой короткий, понятный каждому приказ. Я прикрыла на мгновенье глаза. Не паникуй, Николетта. В конце концов, что такое гордость по сравнению с шестью… нет, с четырьмя человеческими, одной эльфийской и одной божественной жизнями? От осознания этого руки сами потянулись к пуговицам на рубашке.

Одна пуговка. Вторая. Пальцы тряслись и не слушались, лицо горело от стыда. Несколько десятков глаз ловили каждое мое движение, с жадность следили за тонкой полоской кожи, которая постепенно становилась всё шире. Сзади началась какая-то возня. Померещился звук удара, но я не стала оглядываться.

Седьмая пуговица. Восьмая. Последняя никак не желала расстегиваться. Я мусолила ее минуты две, а когда подняла голову, увидела полные злорадства и ожидания взгляды. Женщины не верили. Ждали, когда спектакль закончится, и начнется часть с расплатой.