Фледлунд

* * *

Ханну еще не выписали, но после курса чистки она стала приходить в себя. Изначально она даже не могла ходить. К ней довольно долго не пускали, и когда, наконец, разрешили, она уже передвигалась по палате в обнимку с капельницей.

Физические последствия передозировки оказались, к счастью, обратимыми. Однако, что творилось после Морфеона с ее душой, было неясно. Но Кирана она поприветствовала с улыбкой, и они неторопливо вышли во двор больницы.

Ханна снова напоминала себя прежнюю, и это было здорово. Черты лица сильно смягчились, а нездоровая эйфория во взгляде, к счастью, пропала. Надо сказать, она пугала до чертиков. Оставалось только удивляться, как неуловимые детали преображают человека.

– Ну, что… Мы снова мы? – с тусклой усмешкой спросила она.

В молчании они смотрели друг на друга, а затем обнялись. Им так и не удалось стать друзьями – слишком мало времени они провели вместе. Но после Морфеона они были теми, кто друг друга знает. В этом, возможно, и скрывался ключ к излечению обоих. Всегда должен быть человек, который поймет твои самые страшные глубины и не отвергнет.

– Чувствуешь себя лучше?

– Да. Работу я, правда, потеряла. Не думаю, что фабрика откроется снова. Да и не собираюсь я после всего этого оставаться во Фледлунде.

Киран кивнул, втайне радуясь такому исходу. Ханна чуть помолчала, вглядываясь в солнечные блики в листве. В ее глазах одновременно дрожала изнанка другой реальности. Они оба все еще ее видели. От этого им никогда не избавиться.

– Я уже говорила со следователем по делу Фергюсонов, – добавила она. – Я не видела те трупы, но у них нет сомнений, что это сделал Эрик. Все улики в доме на это указывают. Они также нашли шпильку Сумире в земле. Теперь подозревают и ее и требуют от японцев содействовать ее допросу. Но почему-то у меня такое ощущение, что она выберется из этого сухой. У этой дамочки свои способы… А все так вообще считают, что Эрик был наркоманом и сам устроил себе передоз.

– Правда в том, что я его ненамеренно убил. Хотя теперь… мне кажется, он держал это в уме, – решил Киран поделиться своей догадкой. – И был готов, только не так, как в итоге вышло.

– Почему ты так думаешь? – сощурилась Ханна.

Упоминание Эрика все еще вызывало у нее волнение. Этим болезненным рефлексам требовалось время, чтобы угаснуть.

– Потому что у него была готова вторая доза, – с промедлением произнес Киран. – Когда он одурачил меня и вколол мне Морфей, я увидел еще один полный шприц рядом с тобой. По количеству сломанных синих ампул понял, что это, скорее всего, не адреналин. Его я и использовал. Теперь я спрашиваю себя: зачем он его приготовил? В тебя и так вогнали лошадиную дозу. Меня он не ждал. Для кого был тот шприц?

Ханна потупилась, не в силах скрыть свою сломленность. Эрик принес ей много страданий, но она еще испытывала к нему чувства. Прошло слишком мало времени, чтобы забыть. И Киран уже был не рад, что первое, о чем зашла речь, – это Эрик, но она сама начала.

– Может, и для себя, – отстраненно сказала она.

– Рудяк говорил, что состояние Морфеона открывается не всегда. Наверняка Эрик это знал и хотел вколоть себе… если бы у него не получилось вернуть Ребекку. Учитывая, что он сидел на Морфее подольше тебя, это была летальная доза. Черт знает, что в нем творилось, но он явно не был счастлив.

– Я его совсем не знала, – вдруг отрывисто произнесла она, и впервые проглянули ее истинные эмоции. – Только когда мы все стали… единым, ну ты помнишь этот концерт в запределье, я поняла это. Он был болен сам. Это правда. Но его диспропорции усилились из-за Морфея. Он стал понимать слишком много, и сам от себя бежал. А Ребекка его доломала. Ты их слышал? Они заполнили собою все.

Киран кивнул. По правде говоря, вспоминать Морфеон не хотелось. Но Ханне нужно было поговорить об этом, и кроме него никто бы не понял, через что они прошли.

– Я была в ее голове. – Ханна перевела на Кирана невидящий взгляд, в котором искрилось какое-то озарение. – Не только она в меня влезла. Я слышала ее воспоминания. Видела. Она постоянно его изводила и вынуждала на какие-то поступки. Он сопротивлялся, но зависел от нее сильнее. Кому-то покажется забавным, что два психопата вили друг из друга веревки. Но она заставила его убить свою сестру. Тело Ренаты Лейнц лежало в подвале ее дома, и в ту часть можно добраться только на лифте, который зачем-то выстроили в ее квартире. Я рассказала об этом следователю, и сегодня он подтвердил, что внизу нашли чьи-то останки, которым было больше года. Экспертиза подтвердила, что это Рената.

Теперь было несложно представить, что Эрик сделал и это. Дорожка из мертвых за ним становилась длиннее. И что-то в его облике и поведении всегда словно говорило само за себя, но они не могли разгадать причину его двойственности.

– Ты его все еще оправдываешь, – тихо сказал Киран, поняв ее мысли.

– А ты нет? – отразила она его слова. – Надо бы возненавидеть его, но почему-то он кажется мне жертвой многих обстоятельств. Оба они… и Ребекка, и Эрик будто при рождении прошли через кривое зеркало. Все их качества превратились в свою противоположность. И в этом мире пока нет ответов, что делать с такими людьми.

Киран промолчал. Он мог однозначно судить о поступках Эрика, но не о нем самом. И говоря ему, что останется его лучшим другом, не врал. Есть вещи, которые сложно разделить на черное и белое.

– Полиция все еще сомневается в возможностях Морфея, и теперь я тоже потенциальная подозреваемая… – сменила тему Ханна. – Они все спрашивают, как я могла узнать про тело и лифт… Но надеюсь, что они изъяли из фабрики достаточно доказательств, чтобы со временем с этим разобраться. Не мы ведь одни были под его действием.

– Брось, – не выдержал Киран. – Ты вообще пострадала больше всех. Дерни этих перебежчиков Пирогова и Бернштайна, они все подтвердят. Тебя опаивали Морфеем на протяжении долгого времени. Даже если никто не поверит в расширенное сознание, ты могла это сто раз услышать от самого Эрика. У тебя достаточно доказательств собственной невиновности.

Ханна тихо рассмеялась. В ней появилось чуть больше цинизма, которого Киран не замечал раньше.

– Да я и не волнуюсь. О чем мне теперь волноваться… – рассеянно сказала она. – Ребекка так и не смогла меня заменить. Черт разберет, почему не вышло…

– Может, потому что это невозможно? – чуть ворчливо поинтересовался Киран. – Ты есть. Ты – это данность.

– Я – это данность, – с расстановкой произнесла она. – Похоже, придется с этим жить.

Киран извлек из ветровки блокнот, который она когда-то забыла на скамейке. Все это время он таскал эту книжку с собой, но сейчас нужно было ее вернуть.

– А я и забыла про нее… Откуда она у тебя? – удивленно произнесла она.

– Ты ее посеяла. Слушай, там твои записи. Извини, что прочитал… Но мне кажется, и тебе нужно их перечитать. Они, возможно, напомнят о чем-то важном.

Ханна недоуменно пролистнула книжку и на мгновение задержалась на случайных строках. Губы дрогнули в легкой усмешке. Письмо из будущего в некотором роде нашло ее в самый странный момент ее жизни.

– Спасибо, перечитаю. А что ты? – вдруг встрепенулась она. – Извини, говорю о себе, будто я единственная пострадавшая.

Киран только пожал плечами и честно сказал:

– Я не ощущаю себя пострадавшим. Я просто… очень много всего увидел. И мне нужно как-то это утрамбовать.

– Тебе делали плазмаферез?

– Нет. Я отказался.

Ханну это явно озадачило.

– И почему, позволь спросить? – осторожно поинтересовалась она.

– Не знаю. Может, потому что самое лучшее свойство человеческой памяти не способность запоминать, а способность забывать?

Она снова приглушенно посмеялась.

– Да, мы явно хотим разных вещей. Мне вот надо себя вспомнить. Если честно… я думаю, что у Ребекки не вышло из-за Морфея. Я сопротивлялась. Когда Эрик дал мне ту дозу, я уже не хотела быть ею. Магда, мой терапевт, всегда говорила, что во мне есть скрытое противостояние. Едва осознаваемое. В общем, мне с собой еще разбираться и разбираться. Сейчас хотя бы не хочется сдохнуть. Не знаю почему. – Она квело улыбнулась ему.

– Ну, если снова подрядимся кроликами к Пирогову и Бернштайну, они уж нам объяснят.

– Пошли они, – тихо сказала Ханна.

Киран кивнул, будучи согласным. Некоторое время они сидели в молчании, каждый ушел в себя. В тишине этого момента они оба нуждались, чтобы начать отпускать и двигаться дальше.

– Читал новости? – вдруг встрепенулась Ханна.

– Нет, я прекратил. Надоело.

– Хенрика Фергюсона убили. Мать Дагмар его достала. Не мгновенная ли это карма?

– Ты стала кровожадной, – заметил он. – Но на эту карму на самом деле ушли годы.

Это напомнило Кирану об еще одном человеке. Он избегал связываться с Дагмар. Девчонка, должно быть, писала ему и звонила, но он выкинул смартфон «ФЕМА». У нее же больше не осталось людей, которым она доверяла. Киран ощущал себя виноватым перед ней. Сложно было сформулировать за что. За то, что, по сути, отнял у нее единственного защитника – ее брата? За то, что бросил ее, когда ее семья попала под следствие, а мертвого Эрика публично признали убийцей? Даже не хотелось представлять, через что она проходит сейчас, когда стала наследницей огромного уголовного дела, который ей оставил отец.

Киран словно потерял моральное право с ней связываться.

– Ты еще навестишь меня? – спросила Ханна.

В ответ – молчание. Ему не хотелось врать. Ханна все поняла и чуть погрустнела.

– Куда отправишься?

– Сначала в Сённеборг, потом в Швецию, – твердо ответил он. – Надо найти кое-кого… В буквальном смысле.

– Кто-то важный? – понимающе спросила Ханна.

– Очень, – ответил Киран.

– Тогда, конечно, найди.

Он помог ей вернуться в палату. Тогда они посмотрели друг на друга в последний раз, понимая, что, скорее всего, больше никогда не увидятся. Но, обменявшись секретами своих душ, останутся связаны. Они обнялись и пожелали друг другу удачи. Ханне предстояло восстановить себя, и путь обещал быть долгим и сложным, но сейчас у нее хотя бы не было сомнений в том, что ей это нужно.

Киран же намеревался поговорить с этим Торстеном в Сённеборге, ведь тот наверняка знал, где Нора. Хотелось надеяться, что отыскать владельца бара в небольшом городе не составит большого труда. Дальше он отправится по ее следам на север. Приедет в этот Висбю и, даже если не будет адреса, сделает, как обещал, – будет стучать в каждую дверь, спрашивать у всех про нее, пока не найдет. Пока не обретет ее снова.