Фледлунд

Три года назад я, наконец, пришел к прорыву с Морфеем. Киран, дорогой, если вы думаете, что препарат просто латает любые душевные трещинки, то глубоко ошибаетесь. Это упрощенная формулировка, чтобы вам было понятнее. Главная задача Морфея… главнейшая… связать вас с другими. Он – кабель, идущий из вашей души к другой. При расширении сознания вы начинаете чувствовать все и вся. Мир становится биологической нейросетью, и вы можете подсоединится к каждому. Ощутить их боль. Ощутить их радость. Осознать барьеры меж вами. И стереть их, открыв ваш разум. Что до воздействия Морфея на самые разные психические заболевания – от психопатии до депрессии, – оно базируется на принципе устранения ваших личных диссонансов. Чаще всего они возникают, потому что вы отклоняетесь от окружающих вас понятий нормы. Если вашему мозгу объяснили, что ненормально хотеть умереть, Морфей будет корректировать вас в сторону жажды жизни. И этим объясняются все ваши случаи, мои вы бедолаги… Вы – наемник, но стыдились собственной агрессии и шатких моральных принципов, пойдя на поводу у которых вы выбрали этот путь. Вы ощущали, что далеки от некой «правильной», законопослушной нормы, и поэтому Морфей даровал вам совесть. Вы по-прежнему тот, кто есть, но теперь можете себя остановить, у вас укрепилась этика, избирательность, и вы стали нормальнее в собственных глазах. Бедная пани Марек жутчайше мучилась от низкой самооценки, потому что люди, ее взрастившие, говорили, что надо быть ярче, красивее, громче, и Морфей даровал ей личность, причем ту, которую она выбрала. Она хотела стать Ребеккой, и она ею стала! Вы же заметили, как она изменилась? Изначально остатки препарата в пересаженном сердце позволили ей связаться с мыслями Эрика и Ребекки, но этого было чудовищно мало для реактивации… Эрик знает, как Морфей работает с нашими изъянами, он хорошо понял Ханну и самовольно пошел на эксперимент… Он регулярно подливал ей Морфей в пищу и напитки, чтобы помочь ей приблизиться к тому «я», которым она хочет быть. Вижу по вашему лицу, как вы с этим не согласны, но в этом суть настоящего излечения. Морфей дает вам именно то, что вы хотите. Ханна получила мысли, воспоминания и даже некоторые привычки мертвой… Сети Морфея все еще хранят остатки Ребекки, и это еще раз подтверждает мою гипотезу, что при расширенном сознании мы все связаны. И даже мертвые все еще слышны, вернее нейронные слепки их «я»… Я называю их импринты.

– Он поил ее все это время Морфеем? – бесстрастно повторил Киран, ощущая провал под ногами.

Все улетало в пропасть. Хаотичная речь Рудяка становилась бессмысленной. Его объяснения явно были понятны только ему самому. Но вопрос уже был не в том, как работает Морфей, а что с ним делают те, кому он попал в руки.

– Ну и самое главное, Эрик! Эрик, наш паршивец… Вы спрашиваете, как Морфей скорректировал его? Да элементарно, он дал ему сердце. Он позволил ему понимать людей, – с горящими глазами вещал Рудяк, явно гордясь всем, что натворил его препарат. – Болезнь лишила его возможности соединиться с другими, и психопаты на самом деле по-своему мучаются, потому что не понимают эмоций окружающих. Между ними и всем миром стена! Он вырос в разговорах о том, что ненормален, потому что не способен на эмпатию, и в глубине души хотел понимать эмоции и испытывать их самому. Ведь это было что-то, чего у него не было. Как только мы стали давать ему Морфей, препарат мгновенно скорректировал Эрика относительно той «нормы», которую ему внушили. Благодаря Морфею Эрик ощутил все. Его поверхностное покровительство Дагмар трансформировалось в сильнейшую привязанность. Манипуляция матерью обернулась обожествлением. Отвращение же к отцу так им и осталось, и в этом, видно, главная шутка Морфея. Хенрик-то ждал, что сынок воспылает к нему любовью, а тот его возненавидел еще больше. Но все эмоции у него острее, чем у обычных людей, и его психика, не привыкшая к этому, иногда не справляется, и начинаются флюктуации, как вы заметили… В итоге наш мальчик даже влюбился. Спустя год после лечения Морфеем он встретил Ребекку. Забавно, что она в некотором роде была им – только в юбке. Больные души, видимо, тянутся друг к другу. И поверьте, мой друг, Ребекка сделала с ним все то, что он вытворял с другими девушками до начала нашей терапии. Манипулировала, шантажировала, изменяла, чтобы заставить ревновать или наказать, унижала, а он все это сносил, потому что любил. На основе чего возникли их чувства, судить не могу, мы не общались на эту тему, но смесь там явно гремучая. Эрик упоминал, что она такая же, как он… И здесь главный трюк… Морфей расширил его эмоциональный диапазон, усилив связи между нейронными сетями, однако Эрик не перестал быть психопатом. Он стал больше понимать других людей, но все равно оставался нарциссичным манипулятором и убийцей. Оказывается, одно другого совсем не исключает…

На этом месте Рудяк принялся хохотать, и с него даже упал плед. Киран уже был абсолютно трезвым и смотрел на него со смесью ужаса и жалости. Все, что он сейчас узнал, было за гранью его понимания.

– Потому что безумие – вещь в себе. Ничего мы по-прежнему не знаем о душевных болезнях. Но все равно это прорыв… – поучительно заявил доктор, отсмеявшись. – В нас смешано столько всего, и на самом деле нельзя однозначно сказать, что вот это оттого, что серого вещества мало, а вот это уже заложило общество, плохое воспитание и дрянные фильмы. Все мы очень и очень больны, и Эрик с Ребеккой всего лишь не могли это скрывать. И мир, который мы создали, калечит нас еще больше. Мир правил и отклонений от них. Мир черного и белого. Мир симплицизма, где все, чего мы не понимаем, мы запихиваем в клетку, сумасшедшие дома, изгоняем из общества или просто игнорируем. Человек – пугливое животное и бежит от всего непонятного. Он разъединяется и не желает понимать. Морфей – не ответ, а ключ к выходу из этих лживых установок о нормальности. Когда люди будут чувствовать друг друга, читать буквально мысли, жечься нейронами, черт возьми, тогда мы все станем здоровы. Наши беды от того, что мы слишком жмемся к дубовым представлениям о правильном, боимся всего, что на нас не похоже. Будь у нас нормой убивать всех подряд, Морфей помог бы «больным» пацифистам преодолеть этот барьер и взять в руки нож. Это лекарство всего лишь реагирует на нашу дисгармонию с внешним миром и распутывает все так, чтобы диссонансы пропали. Настоящее безумие не излечить предписаниями о том, как надо и не надо. Только открытие нашего разума позволит нам прекратить искать друг в друге девиации, и мы сольемся. Так оздоровимся мы все… Поверьте, я знаю. – Глаза Рудяка снова загадочно блеснули. – Я сам опробовал Морфей. Принимаю его в микродозах уже год, и когда я выхожу из нашего убогого маломерного пространства – это просветления. Я называю это состояние Морфеон. В нем наш мир – огромная паутина, все связано, но большая ее часть все еще темная… К сожалению, Морфеон открывается не всем, даже если увеличить дозировку. Он как грань ясновидения, понимаете? Нужен какой-то сильный триггер в вашей голове, который при помощи препарата позволит вам увидеть. Фактор X! Вот вы… вы, Киран… вы сейчас горите. Вы близки к тому, чтобы окончательно открыть глаза. И госпожа Харада… Она начала принимать Морфей вместе с сыном, чтобы ощущать с ним более тесную связь. И все те случайные горемыки, что купили препарат у дельцов, тоже с нами на одной волне. Так не быть ли нам первыми огнями в этом лабиринте мрака?

Небо начало светлеть, а часы на руке доктора показывали почти четыре утра. Сам Рудяк постепенно проваливался вглубь дивана и начинал засыпать. В саду запели первые птицы, и они не знали никакой расширенной реальности. Это были только людские галлюцинации.