Брокен-Харбор

18

Их было так много – убогие комнаты в крошечных сельских участках, где пахнет плесенью и потными ногами; гостиные, набитые мебелью в цветочек и слащавыми молитвенными карточками – этими глянцевыми медалями респектабельности; кухни в муниципальных квартирках, где хнычут младенцы, посасывая колу из бутылки, и где столы завалены окурками и покрыты коркой из засохших кукурузных хлопьев; наши собственные комнаты для допросов, где тихо, словно в храме, знакомые настолько, что я даже вслепую мог бы найти любую надпись на стене, любую трещинку. Все это – комнаты, в которых я взглянул в глаза убийце и сказал: “Ты. Ты это сделал”.

Я помню и берегу каждую – колода ярких коллекционных карточек, которые нужно хранить в бархате и перебирать, когда не можешь заснуть после трудного дня. Я помню, было там прохладно или тепло, помню, как свет впитывался в облупившуюся желтую краску или заставлял вспыхнуть синюю кружку, помню, достигал мой голос всех углов под потолком или же его приглушали тяжелые шторы и фарфоровые украшения. Я помню текстуру деревянных стульев, подрагивание паутинки, мерную капель из крана, пружинящий ковер под подошвами. “В доме Отца Моего обителей много”, и если одну из них заслужу я, то она будет состоять из этих комнат.

Я всегда любил простоту. “У вас все черно-белое” – Ричи сказал это мне в упрек, однако в действительности почти каждое дело об убийстве если и не является простым, то может таковым стать. Это не только необходимо, но и поразительно, и если на свете существуют чудеса, то вот одно из них. В этих комнатах огромный шипящий клубок теней всего мира рассеивается, все его коварные оттенки серого оттачиваются до суровой чистоты обоюдоострого клинка: причина и следствие, добро и зло. Мне эти комнаты кажутся прекрасными. Я вхожу в них как к себе домой, как боксер – на ринг, там я полон решимости и непобедим.

Больничная палата Дженни Спейн – единственная комната, которой я боялся, то ли потому что тьма в ней была заточена до небывалой остроты, то ли что-то подсказывало мне, что она не заточена вовсе, тени там спутаны и плодятся, и на этот раз их не остановить.

Обе они были там – Дженни и Фиона. Когда я открыл дверь, они повернули головы в мою сторону, но мое появление не прервало их разговор на полуслове – они просто молчали. Фиона сидела у койки в тесном пластиковом кресле, сжимая ладонь Дженни, лежащую на потертом одеяле. Они уставились на меня: худые лица, изборожденные новыми морщинами, в которых навсегда поселилась боль, пустые голубые глаза. Кто-то сумел вымыть Дженни голову, без выпрямителей ее волосы были мягкие и невесомые, словно у маленькой девочки. Искусственный загар стерся, и Дженни была бледнее Фионы. Мне впервые бросилось в глаза их сходство.

– Простите за беспокойство, – сказал я. – Мисс Рафферти, мне нужно поговорить с миссис Спейн.

Фиона крепче сжала руку сестры.

– Я останусь.

Она все знала.

– Боюсь, что это невозможно.

– Тогда она не хочет с вами разговаривать. И в любом случае она не в состоянии. Я не позволю вам ее запугивать.

– Я и не собираюсь никого запугивать. При желании миссис Спейн может потребовать, чтобы при нашем разговоре присутствовал адвокат, однако посторонних в комнате быть не должно. Уверен, вы все понимаете.

Дженни мягко высвободила ладонь и переместила руку Фионы на подлокотник кресла.

– Все нормально, – сказала она. – Я в порядке.

– Нет, не в порядке.

– Да нет же, честно.

Врачи явно снизили дозу обезболивающих: Дженни по-прежнему двигалась, словно под водой, а ее лицо выглядело неестественно спокойным, почти обвисшим, как будто у нее перерезаны какие-то важные мышцы, однако взгляд уже был сфокусированным и говорила она отчетливо, хоть и медленно. Она уже была в достаточно ясном уме, чтобы дать показания – если бы до этого дошло.

– Ну же, Фиона, – сказала она. – Потом можешь вернуться.

Дверь я оставил открытой, и Фиона неохотно встала, взяла свое пальто.

– Да, возвращайтесь, пожалуйста, – сказал я ей, пока она надевала пальто. – С вами мне тоже нужно побеседовать. Это важно.

Фиона не ответила, ее взгляд по-прежнему был устремлен на сестру. Когда Дженни кивнула, Фиона протиснулась мимо меня в дверь и двинулась по коридору. Убедившись, что она действительно ушла, я закрыл дверь.

Положив портфель возле койки, я повесил пальто на ручку двери и придвинул кресло к Дженни так, что мои колени уткнулись в одеяло. Она наблюдала за мной устало и без всякого любопытства, словно я очередной врач, суетящийся над ней с приборами, которые пищат, мигают и причиняют боль. Толстую марлевую накладку на щеке сменила узкая аккуратная полоска; одета Дженни была во что-то синее и мягкое – футболку или пижамную куртку с длинными рукавами, в которые она втянула ладони. В одном из рукавов исчезала тонкая резиновая трубка капельницы. За окном высокое дерево крутило шутихи из пылающих листьев на фоне жидкой голубизны неба.

– Миссис Спейн, полагаю, нам надо поговорить.

Она следила за мной, откинувшись на подушку, и терпеливо ждала, когда я закончу и уйду, оставлю ее гипнотизировать себя движением листвы. Она хотела раствориться в ней – мимолетный отблеск, дуновение ветерка, и ее больше нет.

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше. Спасибо.

Она и выглядела лучше. От сухого больничного воздуха губы запеклись, однако хрипота из голоса пропала, он звучал тонко и нежно, напоминая детский, глаза уже не были красными – она больше не плакала. Если бы она выла, обезумев от горя, я бы не так за нее боялся.

– Рад это слышать. Когда врачи собираются отпустить вас домой?

– Они сказали – может, послезавтра или днем позже.

В моем распоряжении оставалось менее двух суток. Тикающие часы и то, что она рядом, – все это заставляло меня торопиться.

– Миссис Спейн, я пришел сообщить вам, что следствие добилось определенных успехов. Мы арестовали одного человека за нападение на вас и вашу семью.

Глаза Дженни изумленно вспыхнули.

– Сестра вам не сказала?

Она покачала головой.

– Вы… Кого вы арестовали?

– Это может прозвучать шокирующе, однако подозреваемый вам знаком – вы долгое время были близкими друзьями. (Изумление сменилось страхом.) Почему Конор Бреннан мог желать зла вашей семье?

– Конор?

– Мы арестовали его за эти преступления. В конце недели ему будут предъявлены обвинения. Мне жаль.

– О господи… Нет. Нет-нет-нет, это какое-то недоразумение. Конор никогда бы не причинил нам зла – и никому другому. – Дженни пыталась подняться с подушки; на протянутой ко мне руке выступили жилы, словно у старухи, и я увидел, что ногти у нее обломаны. – Вы должны его отпустить.

– Хотите верьте, хотите нет, но тут я на вашей стороне: мне тоже не кажется, что Конор – убийца. Однако, к сожалению, все улики указывают на него, и он признался в преступлениях.

– Признался?

– От такого не отмахнешься. Если кто-то не предоставит мне железобетонные доказательства того, что Конор не убивал вашу семью, я буду вынужден выдвинуть обвинения против него – и, поверьте, дело примут в суде. Он отправится в тюрьму на очень долгий срок.

– Я была там. Это сделал не он. Мое свидетельство для вас достаточно убедительно?

– Мне казалось, вы не помните ту ночь, – мягко сказал я.

Это заставило ее растеряться – всего на секунду.

– Не помню. А если бы это сделал Конор, я бы запомнила. Так что это не он.

– Миссис Спейн, время для игр закончилось. Я почти точно знаю, что произошло той ночью. И совершенно уверен, что вы тоже знаете – и что, помимо Конора, об этом неизвестно больше никому. Следовательно, помочь ему можете только вы. Если не хотите, чтобы его признали виновным в убийстве, расскажите мне, что произошло.

Дженни сморгнула навернувшиеся слезы.

– Я не помню.

– Подумайте минуту о том, что будет с Конором, если вы и дальше продолжите гнуть ту же линию. Он очень долго любил вас и Пэта – думаю, вы знаете, как сильно он вас любит. Что он почувствует, если узнает, что вы отправили его за решетку до конца жизни за преступления, которых он не совершал?

Ее губы дрогнули, и какую-то секунду мне казалось, что она готова признаться, но затем Дженни упрямо поджала рот.

– Он не сядет в тюрьму. Он ничего не делал. Вот увидите.

Я подождал, однако она не прибавила ни слова. Мы с Ричи были правы: она собиралась написать записку. Конор ей дорог, но шанс покончить с собой для нее важнее любого из тех, кто остался в живых.

Я наклонился к портфелю, вытащил рисунок Эммы, найденный в квартире Конора, и положил его на укрытые одеялом колени Дженни. На мгновение мне почудился свежий сладкий запах древесины и яблок.

Дженни крепко зажмурилась. Когда ее глаза снова открылись, она смотрела в окно, изогнувшись так, словно рисунок мог на нее броситься.

– Эмма нарисовала это за день до смерти, – сказал я.

Дженни снова судорожно зажмурилась, а потом уставилась на переливающиеся листья, будто меня там не было.

– Животное на дереве – что это?

На сей раз никакой реакции. Оставшиеся силы Дженни тратила на то, чтобы отгородиться от меня. Скоро она уже не будет меня слышать.

Я наклонился к ней – так близко, что почувствовал химический цветочный аромат ее шампуня. Волоски у меня на затылке приподнялись медленной холодной волной. Я будто прижался щекой к щеке призрака.

– Миссис Спейн. – Я прижал палец к пластиковому конверту, к изогнувшемуся черному существу, лежащему на ветке. Существо улыбалось мне. Глаза оранжевые, в распахнутой пасти треугольные белые зубы. – Посмотрите на рисунок, миссис Спейн. Скажите, что это.

Ее ресницы подрагивали от моего дыхания.

– Кошка.

Именно так я сначала и подумал – и сейчас не мог поверить, что принял эту тварь за безобидного пушистого зверька.

– У вас нет кошки. И у соседей тоже.

– Эмма хотела кошку. Поэтому и нарисовала.

– Это похоже не на милого домашнего любимца, а на дикого, жестокого зверя. Вряд ли маленькая девочка захотела бы брать такое животное с собой в постель. Кто это, миссис Спейн? Норка? Росомаха? Кто?

– Не знаю. Эмма его выдумала. Какая разница?

– Насколько я знаю, Эмма любила все красивое – мягкие пушистые розовые вещи. Где она могла услышать про такого зверя?

– Без понятия. Может, в школе. По телевизору.

– Нет, миссис Спейн. Она нашла его дома.

– Нет. Я бы не подпустила дикое животное к своим детям. Давайте обыщите дом. Ничего подобного вы там не найдете.

– Я уже нашел. Вы знали, что Пэт писал на форумах в интернете?

Дженни повернула голову так резко, что я вздрогнул, и не моргая уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

– Нет, неправда.

– Мы нашли его сообщения.

– Нет, ничего вы не нашли. Это ведь интернет – там любой может выдать себя за кого угодно. Пэт в интернете не сидел – он только брату писал и искал вакансии.

Ее голова и руки затряслись мелкой неудержимой дрожью.

– Миссис Спейн, мы нашли сообщения в вашем домашнем компьютере. Кто-то пытался удалить историю браузера, но справился неважно, и наши парни легко восстановили данные. В течение нескольких месяцев до смерти Пэт пытался поймать – или, по крайней мере, опознать – хищника, жившего у вас за стеной.