Брокен-Харбор

13

Обессиленно привалившись к фонарному столбу, Фиона ждала нас перед зданием конторы. В дымном желтом свете, под зябко поднятым капюшоном красного пальто она казалась маленьким, заблудившимся сказочным существом. Я провел рукой по волосам и загнал мысли о Дине на задворки сознания.

– Не забывай, – сказал я, – она все еще под подозрением.

Ричи глубоко вздохнул, словно его внезапно накрыла усталость.

– Она не давала Конору ключи, – ответил он.

– Знаю. Но они знакомы, и, прежде чем ее исключать, мы должны выяснить, что именно их связывает.

Когда мы подошли, Фиона выпрямилась. За последние пару дней она похудела, скулы заострились, а кожа потускнела, стала серой, как пергамент. От нее исходил неприятный стерильный запах больницы.

– Мисс Рафферти, спасибо, что пришли, – сказал я.

– Можно мы… Нельзя ли закончить с этим побыстрее? Я хочу вернуться к Дженни.

– Понимаю. – Я вытянул руку, направляя Фиону к двери. – Мы не задержим вас дольше необходимого.

Фиона не двинулась с места. Волосы вялыми каштановыми волнами свисали по сторонам ее лица – похоже, она помыла их в раковине больничным мылом.

– Вы сказали, что поймали его. Того, кто это сделал.

Она обращалась к Ричи.

– Да, мы задержали одного человека, – ответил он.

– Я хочу его увидеть.

К такому повороту Ричи оказался не готов.

– Боюсь, что его здесь нет, – спокойно сказал я. – В настоящий момент он в тюрьме.

– Мне нужно его увидеть. Мне нужно… – Потеряв мысль, Фиона мотнула головой и откинула волосы назад. – Мы можем пойти туда? Ну, в тюрьму?

– Так не положено, мисс Рафферти. Сейчас неприемные часы, нам потребуется заполнять бумаги, а привезут его сюда, возможно, только через несколько часов – все зависит от того, найдутся ли свободные конвойные… Если хотите вернуться к сестре, это придется отложить до другого раза.

Даже если бы я оставил ей возможность поспорить, у нее уже не было сил.

– Я смогу увидеть его в другой раз? – спросила она после паузы.

– Уверен, мы что-нибудь придумаем. – Я снова протянул руку, и на этот раз Фиона отошла от фонаря и направилась к двери конторы.

Мы отвели ее в самую уютную из комнат для допросов: ковролин вместо линолеума, чистые бледно-желтые стены, неказенные стулья, от которых не остается синяков на ягодицах, кулер с водой, электрический чайник, корзинка пакетиков с чаем, кофе и сахаром, настоящие кружки вместо пластиковых стаканчиков. Комната предназначена для родственников жертв, потрясенных свидетелей, подозреваемых, которые сочтут другие комнаты за оскорбление и просто уйдут. Ричи усадил Фиону – приятно, когда есть напарник, которому можно доверить столь чувствительного свидетеля, – а я отправился в хранилище вещдоков и сложил в картонную коробку несколько предметов. Когда я вернулся, Фиона уже повесила пальто на спинку стула и склонилась над дымящейся кружкой чая так, словно продрогла до костей. Без пальто она была хрупкой как ребенок – даже в мешковатых джинсах и свободном кремовом кардигане. Ричи, уперев локти в стол, сидел напротив и рассказывал длинную обнадеживающую историю о воображаемом родственнике, которого врачи больницы, где лежала Дженни, спасли после каких-то ужасающих травм.

Я незаметно задвинул коробку под стол и уселся на стул рядом с Ричи.

– Я как раз рассказывал мисс Рафферти, что ее сестра в хороших руках, – сообщил он.

– Врач сказал, что через пару дней они снизят дозу болеутоляющих, – проговорила Фиона. – Не знаю, что станет с Дженни. Она и так в плохом состоянии – естественно, – но болеутоляющие помогают: большую часть времени Дженни кажется, что ей просто приснился кошмар. А когда их действие закончится, когда до нее дойдет, что произошло… Неужели нельзя назначить ей что-нибудь еще – антидепрессанты, например?

– Врачи знают, что делают, – мягко сказал Ричи. – Они ей помогут.

– Мисс Рафферти, я хочу попросить вас об одолжении, – сказал я. – Пока вы здесь, постарайтесь забыть о том, что случилось с вашими родственниками. Выкиньте все из головы и на сто процентов сосредоточьтесь на наших вопросах. Поверьте, я знаю, что это кажется невозможным, но только так вы поможете нам упрятать виновного за решетку. Сейчас Дженни, как и всем нам, нужно именно это. Выполните мою просьбу?

Вот он, лучший дар, который мы можем предложить тем, кто любил погибших, – отдых. Пару часов они могут посидеть спокойно, забыв про чувство вины, – ведь мы не оставляем им выбора – и перестать резать себя осколками того, что произошло. Это неоценимо важная возможность. В глазах Фионы отразились те же эмоции, которые я видел у сотен других свидетелей: облегчение, стыд и благодарность.

– Ладно. Я попробую, – ответила она.

Она расскажет нам даже то, о чем собиралась молчать, – лишь бы только продлить разговор.

– Спасибо. Понимаю, это тяжело, но вы поступаете правильно.

Фиона поставила кружку на худые колени, обхватила ее ладонями и внимательно посмотрела на меня. Уже сейчас она немного расправила плечи.

– Давайте начнем с начала, – предложил я. – Вполне вероятно, что все это никак не относится к делу, но нам важно получить как можно больше информации. Вы сказали, что Пэт и Дженни были вместе с шестнадцати лет, верно? Как они познакомились?

– Точно не знаю. Мы все выросли в одном районе, жили по соседству с самого детства, типа, с начальной школы, так что я даже не помню, когда именно мы все перезнакомились. Лет в двенадцать-тринадцать мы стали вместе проводить время – бездельничали на пляже, катались на роликах, ездили погулять по пристани в Дун-Лэаре[19]. Иногда ходили в центр в кино или в “Бургер Кинг”, а по выходным – на школьные дискотеки, если намечалось что-то стоящее. Просто детские забавы, но мы были друзьями. Настоящими друзьями.

– Самая крепкая дружба завязывается в юности, – заметил Ричи. – И сколько вас было?

– Дженни и я. Пэт и его брат Иэн. Шона Уильямс. Конор Бреннан. Рос Маккена – Мак. С нами иногда тусовалась еще пара ребят, но это была наша компания.

Порывшись в картонной коробке, я нашел фотоальбом в розовой обложке, украшенной цветами из пайеток, и раскрыл его на заложенной странице. Семь смеющихся подростков в ярких футболках сидят на стене впритирку друг к другу, чтобы все влезли в кадр, и размахивают мороженым в вафельных рожках. У Фионы на зубах скобки, волосы Дженни чуть темнее. Пэт – по-мужски широкоплечий парень с открытым и румяным мальчишеским лицом – обнимает ее, а она притворяется, что хочет укусить его мороженое. Конор – нескладный, долговязый – дурачится, изображая падающего со стены шимпанзе.

– Это и есть ваша компания? – спросил я.

Фиона слишком быстро поставила кружку на стол, немного расплескав чай, и потянулась к альбому.

– Он принадлежит Дженни, – сказала она.

– Знаю, – сказал я мягко. – Мы его одолжили. На время.

Ее плечи дернулись – внезапно Фиона почувствовала, как глубоко мы вторгаемся в их жизнь.

– Господи… – вырвалось у нее.

– Мы постараемся как можно скорее вернуть его Дженни.

– Вы не могли бы… Если управитесь вовремя, может, вообще не будете говорить ей, что его забирали? Не стоит лишний раз ее расстраивать. Этот снимок… – Фиона накрыла фотографию ладонью. – Тогда мы были очень счастливы, – еле слышно закончила она.

– Мы сделаем все, что в наших силах, – пообещал я. – И вы тоже можете помочь. Если мы получим всю необходимую информацию от вас, то нам не придется задавать вопросы Дженни.

Она кивнула, не поднимая головы.

– Отлично. Так, это, наверное, Иэн. Верно? – Иэн, худощавый шатен, был на пару лет помладше Пэта, однако сходство было очевидным.

– Да, это Иэн. Боже, здесь он такой молодой… Тогда он был ужасно застенчивым.

– А это кто? – Я постучал по груди Конора.

– Это Конор.

Ответ прозвучал быстро и непринужденно, без малейшего напряжения.

– На фотографии в комнате Эммы он держит ее на руках после крещения. Он ее крестный отец?

– Да. – Стоило упомянуть об Эмме, и лицо Фионы застыло. Она прижала кончики пальцев к снимку, словно пытаясь погрузиться в него.

– А это, значит, Мак? – бодро спросил я, переходя к следующей фотографии. Пухлое лицо, короткие жесткие волосы, раскинутые в стороны руки и кипенно-белые “найки”. По одежде сразу видно, к какому поколению принадлежат эти дети, – никаких обносков или заплаток, только новенькие вещи от модных брендов.

– Да. А это Шона.

Рыжие волосы, которые пушились бы, если бы она не тратила уйму времени на их выпрямление. Я был готов поспорить, что под слоем искусственного загара и макияжа прячутся веснушки. На секунду у меня возникло странное ощущение – мне почти стало их жаль. В моем детстве все – и я, и мои друзья – были бедны; хорошего в этом мало, зато и забот меньше.

– Они с Маком всегда могли нас рассмешить. Я и забыла, что когда-то она так выглядела. Сейчас она блондинка.

– Значит, вы по-прежнему поддерживаете связь? – спросил я и поймал себя на надежде, что ответ будет положительным – не из-за расследования, а ради Пэта и Дженни, потерпевших кораблекрушение на холодном необитаемом острове, продуваемом морскими ветрами. Было бы приятно узнать, что у них остались какие-то корни.

– Да нет, не особо. У меня есть их телефоны, но мы уже сто лет не общались. Надо им позвонить, сказать, но я просто… не могу.

Она поднесла кружку к губам, чтобы спрятать лицо.

– Оставьте телефоны нам, – предложил Ричи. – Мы сами все сделаем. Вам незачем беспокоиться.

Фиона кивнула, не глядя на него, и зашарила по карманам в поисках телефона. Ричи протянул ей страницу, вырванную из блокнота. Пока она писала, я спросил, решив вернуться к более безопасной теме:

– Похоже, компания у вас была дружная. Как же вы потеряли связь друг с другом?

– Жизнь развела. Когда Пэт, Дженни и Конор поступили в колледж… Шона с Маком были на год младше их, мы с Иэном – на два, так что мы уже не были на одной волне. Они могли ходить в пабы и в настоящие клубы, знакомились в колледже с новыми людьми… А без них остальные просто не… Это было уже не то. – Она вернула Ричи бумагу и ручку. – Мы все старались поддерживать дружбу и первое время постоянно встречались. Это было так странно – внезапно оказалось, что встречи надо планировать за несколько дней, и все равно кто-нибудь вечно выбывал в последнюю минуту, – но мы все-таки регулярно собирались – правда, все реже и реже. Еще пару лет назад мы каждые несколько недель встречались, чтобы пропустить по пивку, но потом… все как-то разладилось.

Она снова обхватила кружку обеими руками и принялась вертеть ее, наблюдая за тем, как кружится чай. Его запах делал свое дело – совершенно чужая комната стала казаться уютной и безопасной.

– На самом деле что-то пошло не так давным-давно. На фотках все видно: мы перестали соединяться, словно кусочки головоломки, как на этом снимке, превратились в сплошные локти и колени… Но мы, особенно Пэт, просто не хотели этого замечать, и чем труднее нам было найти общий язык, тем больше он старался. Если мы сидели на пристани или где еще, Пэт буквально на части разрывался, чтобы все были вместе, чтобы снова почувствовали себя одной компанией. Думаю, он гордился тем, что до сих пор общается с друзьями детства. Для него это было важно, и он не хотел потерять нашу дружбу.