Брокен-Харбор

* * *

Врач, стоявший у палаты Дженни, был щуплым и белобрысым. Чтобы казаться старше, он зачесывал волосы на пробор и отрастил зачатки бороды. За его спиной охранявший дверь полицейский – возможно, сказывалась усталость, но все как один казались мне двенадцатилетками – при виде нас с Ричи мигом вытянулся по стойке “смирно”, выставив подбородок.

Я показал удостоверение:

– Детектив-сержант Кеннеди. Она по-прежнему в сознании?

Врач внимательно изучил удостоверение, и я это одобрил.

– Да, однако сомневаюсь, что вы сможете долго с ней общаться. Ей дали мощное болеутоляющее, а такие тяжелые ранения изматывают сами по себе. Думаю, скоро она уснет.

– Но она уже вне опасности?

Он пожал плечами:

– Никаких гарантий. Сейчас прогноз лучше, чем пару часов назад, и мы оцениваем ее неврологические функции со сдержанным оптимизмом, но опасность инфекции по-прежнему очень высока. Через несколько дней ситуация прояснится.

– Она что-нибудь сказала?

– Вы же про рану на лице знаете, да? Ей тяжело говорить. Она сказала одной из медсестер, что хочет пить. Спросила, кто я такой. И, пока мы не увеличили дозу анальгетиков, пару раз сказала “больно”. Это все.

Полицейский должен был находиться в палате рядом с ней – на случай, если она заговорит, – но я же велел ему охранять дверь, и, видит бог, он ее рьяно охранял. Я мысленно выругал себя за то, что поручил эту задачу не опытному полицейскому с работающим мозгом, а дрону, едва достигшему половой зрелости.

– Она знает про семью? – спросил Ричи.

Врач покачал головой:

– Насколько я могу судить – нет. Полагаю, имела место определенная ретроградная амнезия – довольно распространенное явление после травм головы. В большинстве случаев она проходит, но, опять же, гарантировать ничего нельзя.

– И вы ей не сказали, да?

– Я подумал, что вы сами захотите это сделать. К тому же она не спрашивала. Она… ну, сами увидите. Она не в лучшем состоянии.

Все это время он говорил вполголоса, а на последней фразе его взгляд скользнул мне за плечо. Только тогда я и заметил женщину, спавшую на жестком пластиковом стуле у стены коридора, – руки сжимают большую сумку в цветочек, голова запрокинута под болезненным углом. Изможденная, вся съежившаяся, она выглядела лет на сто, не меньше. Растрепанный седой пучок, лицо опухло и посерело от слез и усталости, однако ей вряд ли было больше семидесяти. Я узнал ее по фотографиям в альбомах Спейнов: мать Дженни.

Летуны взяли у нее показания днем раньше. Рано или поздно нам придется опросить ее снова, но сейчас в палате Дженни нас и так ждало достаточно мучений, и умножать их не хотелось.

– Спасибо, – сказал я гораздо тише. – Если что-то изменится, сообщите нам.

Мы передали наши удостоверения дрону, и тот примерно неделю изучал их под разными углами. Миссис Рафферти пошевелила ногами и застонала во сне, и я уже был готов оттолкнуть полицейского, но, к счастью, именно в эту секунду он решил, что мы те, за кого себя выдаем.

– Сэр, – молодецки рявкнул он, возвращая удостоверения и отходя от двери.

Мы вошли в палату Дженни Спейн.

Никто и никогда не узнал бы в ней платиновую красавицу, которая сияла на свадебных фотографиях. Глаза были закрыты, веки отекли и приобрели лиловый оттенок. Немытые несколько дней волосы, выбившиеся из-под широкой белой повязки, потемнели до мышино-русого цвета и свалялись; кто-то пытался смыть с них кровь, но колтуны и сосульки никуда не исчезли. Правую щеку закрывала марлевая прокладка, кое-как прикленная полосками пластыря. Ее руки, маленькие и изящные, как и у Фионы, безвольно лежали на покрытом катышками голубом одеяле, к огромному неровному синяку бежала тонкая трубка. Ногти подпилены до идеальных овалов и выкрашены в нежный розовато-бежевый цвет – вот только два или три сорваны до мяса. Трубки шли от носа за уши, змеились по груди. Вокруг кровати попискивали приборы, капали капельницы, поблескивал металл.

Ричи закрыл за нами дверь, и Дженни подняла веки.

Она заторможенно, тупо уставилась на нас, пытаясь понять, не мерещимся ли мы ей. Она явно глубоко погрузилась в туман болеутоляющих.

– Миссис Спейн, – сказал я мягко, но она все равно вздрогнула и вскинула руки, чтобы защитить себя. – Я детектив-сержант Майкл Кеннеди, а это детектив Ричард Курран. Вы не могли бы побеседовать с нами несколько минут?

Дженни медленно сфокусировала на мне взгляд и прошептала – слова, выговоренные разорванным ртом и прошедшие сквозь многослойную марлю, прозвучали глухо и невнятно:

– Что-то случилось.

– Да. Боюсь, что так. – Я пододвинул к кровати стул и сел. Ричи сделал то же самое.

– Что случилось?

– Два дня назад, ночью, кто-то напал на вас в вашем доме. Вы тяжело ранены, но врачи хорошо о вас заботятся и говорят, что с вами все будет в порядке. Помните что-нибудь о нападении?

– Нападение. – Она пыталась выплыть на поверхность, преодолеть тяжесть лекарств, тянущих ко дну ее разум. – Нет. Как… Что… – Вдруг ее голубые глаза ожили, и в них сверкнул ужас. – Дети. Пэт.

Мне показалось, что каждая мышца моего тела хочет вышвырнуть меня за дверь.

– Мне очень жаль, – сказал я.

– Нет. Они… Где…

Она отчаянно пыталась сесть, и хотя была для этого слишком слаба, ее усилий хватило бы на то, чтобы разошлись швы.

– Мне очень жаль, – повторил я и слегка надавил ей на плечо ладонью. – Мы ничего не могли сделать.

Мгновение, наступающее после этих слов, принимает миллион форм. Я видел людей, которые выли до тех пор, пока не срывали голос, видел тех, кто застывал на месте, словно надеясь, что горе пройдет стороной и разорвет грудь кому-нибудь другому. Я держал их, когда они пытались разбить себе голову о стену, чтобы заглушить боль. Для Дженни Спейн все это осталось позади: она отзащищалась две ночи назад, и сил у нее больше не было. Она откинулась на застиранную наволочку и заплакала беззвучно и неудержимо.

Ее лицо покраснело и скривилось, но она не пыталась его спрятать. Ричи, наклонившись, взял ее за руку – ту, в которой не было трубок, – и Дженни сжала его ладонь так, что побелели костяшки пальцев. Позади нее слабо, монотонно запищал какой-то прибор. Я сосредоточился на подсчете писков и горько пожалел, что не взял с собой воды, жвачку, мятных леденцов – хоть что-нибудь, что помогло бы мне проглотить подступивший к горлу комок.

В конце концов слезы иссякли и Дженни легла неподвижно, глядя затуманенными красными глазами на облупившуюся краску на стене.

– Миссис Спейн, мы сделаем все, что в наших силах, – сказал я.

Дженни на меня даже не посмотрела.

– Вы уверены? Вы… сами их видели? – глухо, отрывисто прошептала она.

– Боюсь, что уверены.

– Миссис Спейн, ваши малыши не мучились, – мягко сказал Ричи. – Они даже не поняли, что произошло.

У нее задрожали губы.

– Миссис Спейн, – быстро сказал я, пока у нее снова не началась истерика, – вы что-нибудь помните о той ночи?

Она покачала головой:

– Не знаю.

– Это ничего. Мы понимаем. Можете постараться напрячь память, вдруг что-то всплывет?

– Я не… Ничего. Я не могу…

Она напряглась и снова сжала ладонь Ричи.

– Все в порядке, – сказал я. – Какое у вас последнее воспоминание?

Дженни уставилась в пустоту, и на секунду я подумал, что она впала в забытье, но тут она прошептала:

– Я купала малышей. Эмма мыла Джеку голову. Шампунь попал ему в глаза. Он собирался заплакать. Пэт… засунул руки в рукава платья Эммы, словно оно танцует, чтобы рассмешить Джека…

– Это хорошо, – сказал я, и Ричи ободряюще пожал ей руку. – Отлично. Нам может помочь любая мелочь. А после купания…

– Я не знаю. Не знаю. Потом я была здесь, этот врач…

– Ладно. Возможно, вы еще вспомните. А пока скажите, не беспокоил ли вас кто-нибудь в последние несколько месяцев? Может, кто-то вам докучал? Может, один из ваших знакомых вел себя немного странно или вас пугал кто-то незнакомый?

– Никто. Ничто. Все было прекрасно.

– Ваша сестра Фиона упоминала о том, что летом кто-то проник к вам в дом. Можете рассказать об этом?

Дженни пошевелила головой на подушке, словно от боли.

– Все это пустяки. Ерунда.

– По словам Фионы, в то время это не показалось вам ерундой.

– Фиона преувеличивает. У меня был тяжелый день, и я распереживалась на ровном месте.

Ричи встретился со мной взглядом. Каким-то образом Дженни нашла в себе силы солгать.

– В стенах вашего дома несколько дыр. Они имеют какое-то отношение к тому, что к вам кто-то проник?

– Нет. Они… Просто муж решил кое-что починить.

– Миссис Спейн, вы уверены? – спросил Ричи.

– Да. Абсолютно.

Несмотря на медикаментозный туман, несмотря на все ранения, сейчас ее лицо казалось отлитым из стали. Я вспомнил слова Фионы: “Дженни не размазня”.

– Что он хотел починить? – спросил я.

Мы ждали ответа, но глаза Дженни снова помутились. Ее дыхание было таким неглубоким, что грудная клетка почти не двигалась.

– Устала, – прошептала она.

Я вспомнил про Кирана, который охотится за логинами, но сейчас она ни за что не смогла бы откопать их в руинах своей памяти.

– Еще несколько вопросов, и мы дадим вам отдохнуть, – мягко произнес я. – Женщина по имени Эшлинг Руни – ее сын Карл дружил с Джеком в саду – сказала, что пыталась связаться с вами летом, но вы перестали отвечать на звонки. Это вы помните?

– Эшлинг. Да.

– Почему вы ей не звонили?

Она пожала плечами – едва заметно, но все равно при этом поморщилась от боли.

– Просто так.

– Вы с ней поссорились? Или с кем-то из ее семьи?

– Нет, они чудесные. Я просто забывала ей перезвонить.

В ее глазах снова блеснула сталь. Я притворился, что не заметил, и сменил тему.

– Вы говорили вашей сестре Фионе, что на прошлой неделе Джек привел домой друга из детского сада?

После затянувшейся паузы Дженни кивнула. Ее подбородок задрожал.

– А он правда привел друга?

Она покачала головой, крепко зажмурилась и сжала губы.

– Почему вы сказали Фионе, что он привел друга?

По щекам Дженни потекли слезы.

– Надо было… – выдавила она, но тут рыдания заставили ее сложиться пополам, словно от удара в живот. – Я так устала… Пожалуйста…

Она оттолкнула ладонь Ричи и закрыла лицо рукой.

– Мы дадим вам отдохнуть. Пришлем человека из отдела поддержки пострадавших, он с вами поговорит, ладно? – спросил Ричи.

Дженни покачала головой, хватая ртом воздух. Между костяшками пальцев у нее запеклась кровь.

– Нет. Пожалуйста… Нет… просто… меня одну.

– Они вам помогут, правда. Я знаю, вашу трагедию ничем не исправишь, но они помогут вам ее пережить. Они уже многим помогли. Попробуете с ними побеседовать?

– Я не… – Ей наконец удалось сделать глубокий судорожный вдох. Чуть погодя она потерянно спросила: – Что?

Болеутоляющие снова потянули ее на дно.

– Неважно, – мягко ответил Ричи. – Принести вам что-нибудь?

– Я не…

У Дженни закрывались глаза, она проваливалась в сон, и для нее это сейчас было лучше всего.

– Мы вернемся, когда вы наберетесь сил, – сказал я. – Вот наши визитки. Если что-нибудь вспомните – что угодно, – пожалуйста, позвоните.