Вавилонские ночи

ГЛАВА 18

Он не умер. Нет, не умер.

Пролежал на чердаке много часов или дней, а может, недель или лет, и так и не умер. Только дрожал, метался, беззвучно бормотал себе под нос (они найдут меня, твердил ему мозг, они меня найдут), блевал со стены в непроглядную тьму, а потом стягивал с себя штаны и, лежа на боку, свешивал с края задницу, и дерьмо жидкой кашицей стекало по ягодице в пропасть. Вонь, казалось, заполнила собой весь чердак. Сколько он так провалялся со спущенными штанами, не в силах пошевелиться? Наконец он все-таки смог натянуть штаны, дерьмо, должно быть, намертво присохло к коже, но Переку было не до того. Он отполз обратно в свой укромный уголок, где чувствовал себя в безопасности. Да, почувствовать себя в безопасности — это важно.

Но он так и не умер.

Время шло. Перек засыпал, просыпался, снова засыпал и опять просыпался, и всякий раз до него доходило, что он все еще может умереть. Его беспокоила не столько сама смерть, сколько сознание, что он так и не осуществил задуманного. Вот после этого он мог бы умереть без сожаления. Только мысль о поступке, который стал казаться ему делом всей его жизни, не давала Переку испустить дух.

«Пора», — сказала ему Анна. Иногда она маячила в самом конце чердака, звала его, напоминала ему о долге. Он переползал на площадку над ее комнатой и лежал там, пока она спала этажом ниже. Перек прислушивался и думал (он был в этом уверен), что слышит мягкий шелест ее дыхания. Он был преисполнен великой любви к Анне и не сомневался, что понимает ее как никто другой. Они были двумя половинками одного целого, Перек всегда это знал. Души-близнецы, соединенные кровью и жертвоприношением. Перек передвинулся точно на то место, под которым стояла ее кровать, лег туда, будто прямо на тело Анны, и принялся осыпать поцелуями ее лицо и глаза. Он говорил ей: «Я люблю тебя, я понимаю тебя», — и ожидал, что она ответит тем же, но она не отвечала, ее вообще не было рядом, а он целовал тыльную сторону своей ладони. Нужно было поговорить с ней как можно скорее, пока не слишком поздно.

Он открыл люк и обрушился в темноту. Одна нога подогнулась, и он упал, но вовремя спохватился и не издал ни звука. Он был бесшумен, как мышь. И двигался в темноте, словно мышь. Приоткрыв дверь кладовки, Перек выглянул в коридор. Никого. Где же ее комната? Он пересчитал закрытые двери и напряг память. «Далеко ли я отполз?» Он поглядел на потолок, представляя себе, как ползет по чердаку. Да, должно быть, вот эта дверь. Перек выбрался в коридор и заскользил вдоль стены. Поврежденная при неудачном падении нога подрагивала. «Только бы не упасть, ни за что не упаду!» Вот и дверь. Перек прислушался. Потом повернул ручку и приоткрыл створку — на самую малость. Снова долго вслушивался. Различил звук ее дыхания. Несомненно, ее. Она была там! Всего в нескольких метрах от него! Перек открыл дверь ровно настолько, чтобы прошмыгнуть внутрь — тихо, как мышь. А потом закрыл ее за собой. Постоял в полной темноте, прислушиваясь к Анне, ее дыханию, шороху простыни. Иссиня-черная фигура на кровати. Вдруг она повернулась, и лицо ее озарилось слабой красной подсветкой часов, стоявших на прикроватном столике.

— Дэвид? — сказала она.

Пока Перека было не разглядеть, Анна молчала, но вдруг ее глаза расширились, а губы приоткрылись, словно она вот-вот закричит — Перек подоспел в то же мгновение и, зажав ей рот рукой, предупредил:

— Не вынуждай меня делать тебе больно, у меня нож, не вынуждай меня делать тебе больно.

Он приложил опасную бритву холодной плоской стороной к ее горлу и почувствовал, как она вздрогнула, а потом застыла в неподвижности.

— Не вынуждай меня делать тебе больно, я и сам этого не хочу. — Анна кивнула. — Если закричишь, мне придется тебя убить. За себя я не боюсь. Меня все равно прикончат, но тебе я зла не желаю. Просто хочу поговорить, хорошо? — Он подождал. Ответа не последовало. Тогда он встряхнул Анну, приставил лезвие к ее щеке. — Хорошо?

Да, она кивнула. Рукой с бритвой он обхватил шею Анны, так что лезвие оказалось у самого подбородка. А потом отодвинул руку.

— Ты не обязан все время держать эту штуку у моего лица, — сказала Анна. — Можешь положить ее, и мы спокойно поговорим.

— Нет, я не могу ее убрать. Если бы не она, ты бы сейчас со мной не разговаривала. Даже я это понимаю. Не такой я дурак.

— Как ты сюда попал?

— Я призрак. Я следую за тобой по пятам. И могу проникнуть куда угодно. Тихо, как мышь.

— Отпусти меня, и мы поговорим. Обещаю.

— Нет, помолчи немного, пожалуйста. Дай мне подумать. Я неважно себя чувствую.

— Ты болен. Давай позовем врача.

— Нет. Мне нужно прилечь.

Перек заставил ее лечь на кровать рядом с ним, ее голова оказалась у него под мышкой. Лезвие бритвы — у самого ее уха. Он свернулся, прижав ее к себе. «Прямо как тогда с Амалией», — подумал он. Волосы Анны пахли цветочно-фруктовым шампунем. Перек провел губами по ее обнаженному плечу и сам не заметил, как стал его целовать. Знакомое болезненное ощущение так и не появлялось, что не могло не радовать. Было бы ужасно, если бы оно настигло его именно сейчас, в ее присутствии. Он очень из-за этого волновался. Спасибо вам, господин Скорпион. Членистоногое — и Перек теперь это прекрасно понимал — тоже оказалось частью божественного замысла.

— Мы просто полежим, обнявшись, — прошептал Перек. — Это же чудесно. Мне так много нужно тебе сказать.

— И что же?

— Все эти чувства — они внутри меня и пока не готовы выйти наружу.

— И все-таки чего ты хочешь?

— Дотронься до моей руки.

Анна в темноте провела ладонью вдоль его руки, той, в которой он держал бритву, и нащупала множество мелких рубцов на коже.

— Ты порезался.

— Все это ради тебя. Каждая из этих зарубок — наказание за то, что я плохо подумал о тебе. Мужчины — свиньи. Все мы свиньи, все — грязные животные. Но мне никогда не хотелось думать о тебе плохо, мне только хотелось обнимать тебя. Разговаривать с тобой.

— Ну вот, теперь я здесь. Мы можем поговорить.

— Кровь — она очищает. Стоит только пустить кровь, и она смоет всю твою внутреннюю грязь. Ты любила своего отца?

— Да. Очень.

— Он ведь очистил себя, правда? Вот что я хотел тебе сказать. В этом вся суть. Так что не злись на него.

— Ты знаешь, что случилось с моим отцом?

— Это ведь ты его нашла? А я нашел своего. Море крови. Он очень крепко тебя любил.

— Да, хочется в это верить.

— Я любил своего отца, как мне кажется. Не знаю. Не уверен. Не помню точно. Может, он тоже меня любил. Должно быть, любил. Поэтому и сделал с собой такое. Он был свиньей, был грязен и покончил с собой, чтобы очиститься. Ведь так обычно и поступаешь ради любимых. Пытаешься стать как можно чище.

— Мой отец покончил с собой из-за депрессии. Тебя ведь зовут Винсент, да? Так вот, Винсент, он покончил с собой потому, что был несчастен, а не потому, что был нечист.

— Нет-нет, его тело полнилось грязными мыслишками, и он покончил с собой ради тебя, чтобы очиститься перед тобой — вот почему. Это как в истории с Иисусом, хотя я не верю в Иисуса, вообще в Бога не верю. А когда-то верил. Но ты тоже еще можешь очиститься. Ты занималась всякими делами с мужчинами.

— Винсент…

— Занималась. Я читал об этом. Ты позволяла им пялиться на себя, позволяла им себя трогать. Например, тому здоровяку, который тоже тут остановился. Ты ведь давала ему трогать себя?

— Нет.

— Ты мне врешь. Знаю, что врешь. Он свинья. Ему тоже следовало бы перерезать горло. Я перережу ему горло, подвешу вверх ногами и посмотрю, как он будет истекать кровью — как свинья.

— Что тебе от меня нужно, Винсент?

— Я… Я не знаю. Не могу вспомнить. У меня болит нога…

Анна придвинулась к нему поближе, прижалась еще теснее.

— Обними меня, Винсент. Тебе это нравится?

— Да…

— Мне тоже очень приятно.

— Я так устал…

Анна лежала и выжидала, казалось, тысячу лет, не меньше. Перек не шевелился, только его рука с бритвой медленно сползла Анне на грудь. Лезвие по-прежнему было слишком близко, всего в десяти сантиметрах от ее шеи, и если она дернется, если напугает Перека, он может зарезать ее чисто рефлекторно. Она прождала еще целую вечность, а потом придвинулась к нему еще ближе. Он вроде бы на миг проснулся, и бритва сдвинулась с места, но потом пальцы разжались, и она выпала на кровать. Анна мало-помалу приближалась к тревожной кнопке на прикроватном столике. Ее пальцы уже почти касались кнопки, когда край матраса прогнулся под ее весом и накренился, разбудив Перека. Он схватил Анну, его рука снова обвила ее шею, и на этот раз бритва слегка задела ее щеку. Перек потянул женщину к себе, и она ощутила холодный ожог пореза. Но тревожная кнопка была уже прямо под ее пальцами, и Анна лихорадочно вдавила ее.

— Не вынуждай меня убивать тебя, — сказал Перек. — Все равно там, за гранью смерти, ничего нет. Сплошное ничто, сплошная пустота, как сон. Там нет ничего плохого или хорошего. Вообще ничего нет. Вот где сейчас твой отец. И мой тоже. В пустоте. Ты же не хочешь умереть, правда?

— Нет, — ответила Анна. — Не хочу.

— Тебе еще столько всего предстоит узнать, — продолжал Перек. — Твое время еще не пришло.

В коридоре послышались шаги. В дверь застучали. Это был Виньон.

— Анна! У вас все в порядке? Тут звучит сигнал тревоги. Анна? — Он подергал ручку двери. — Анна?! — Потом замолотил в дверь сильнее. — Анна, ответьте что-нибудь! Откройте дверь!

— Вели им уйти! — хрипло прошептал Перек Анне в ухо.

— Все в порядке, — громко сказала она. — Все хорошо.

— Анна, подойдите к двери.

— Убирайтесь! — не выдержал Перек. — Оставьте нас в покое! Я просто хочу поговорить, только поговорить, вот и все…

Виньон кивнул Иву, и тот быстро набрал на мобильнике телефон полиции. В этот момент по коридору проходил Шпандау, Виньон сделал ему знак остановиться.

— Перек у нее в комнате. Я вызвал полицию. Теперь вопрос в том, действительно ли он намерен ее убить.

— Да, тут и рассуждать не о чем.

— Тогда нельзя терять время. Ты стой у двери, попытайся его разговорить. А я попробую забраться снаружи.

Виньон молниеносно растворился в конце коридора.

— Винсент? — позвал Шпандау. — Я Дэвид Шпандау. Мы уже встречались, помнишь?

— Уходи!

— Отпусти ее, Винсент. Если отпустишь, никто не причинит тебе вреда.

— Я все равно умру, — сказал Винсент. — Я должен.

— Вовсе нет. Просто открой дверь, дай Анне выйти, и все будет отлично. Сюда уже едет полиция, Винсент, и если ты затянешь до их приезда, будет только хуже. Пока мы здесь одни. Тебе нужно ее отпустить.

— Прекрати болтать! — огрызнулся Перек. — Если не заткнешься, мне придется ее убить. Скажи ему, — скомандовал он Анне.

— Дэвид, о господи, Дэвид…

— Ты должен отпустить ее, Винсент. Если у тебя какие-то счеты ко мне, то меня и возьми в заложники. Она выйдет из комнаты, а я войду. Всегда нужно доделывать начатое.

— Заткнись! Сейчас же! Ты не даешь мне подумать!

Перек царапнул Аннино ухо бритвой. Женщина вскрикнула.

— Анна!