Вавилонские ночи

ГЛАВА 11

Когда Шпандау прибыл в условленное место, Спец уже сидел за одним из дальних столиков летнего кафе «Ла пальм д’Ор» при отеле «Мартинес». Он уплетал нечто аппетитное, похожее на ягнятину. На столе красовалась початая бутылка вина «От-Брион», бокал был уже наполовину опустошен, а Спец всем своим видом напоминал человека, весьма довольного жизнью.

— Не спрашиваю, как вы меня вычислили, — заговорил Спец. — Среди присутствующих найдется не так уж много цветных.

— Вы упомянули одного нашего общего знакомого.

— Ах да, — спохватился Спец. — Вы ведь уже имели с ним дело, не так ли? Он и вашего друга тоже порезал.

— Откуда вам все это известно?

— Может, у меня с нашим маленьким приятелем телепатическая связь. Хотите присоединиться? Чертовски вкусно.

— А что это?

— Барашек с огурцом, копченым угрем, нутом и какими-то сладковатыми грибами. Персонал владеет английским — на случай, если у вас с этим проблемы. В общем, как хотите, но хотя бы вина-то выпейте.

Он плеснул из бутылки в чистый бокал.

— А в чем лично ваш интерес? Чего вы добиваетесь? — спросил Шпандау.

— Сукин сын присвоил кое-что из моего имущества. Точнее, даже не моего, а неких людей, которые теперь крайне мной недовольны. Когда он окажется у вас в руках, я попрошу только одного — пять минут наедине с этим засранцем, а потом делайте с ним что хотите.

— И в чем будет заключаться ваша помощь?

— Я знаю, как работает его маленький извращенный умишко, я как никто в курсе, что он задумал. Поэтому я и дотумкал, что искать его нужно здесь.

— Так значит, он сейчас в Каннах?

— Здесь он, здесь, это уж как пить дать, и уже успел завести друзей.

Спец вынул из кармана копию газетной статьи и протянул собеседнику. Чтобы понять, о чем там речь, сверхъестественных познаний во французском языке вовсе не требовалось.

— И что мне теперь помешает позвонить в полицию и изложить им наш разговор?

— И на кой хрен вам это? Ну, прижмут они меня, засыплют вопросами, а я так ни на один и не отвечу. И что они будут делать дальше? Никаких французских законов я, если не ошибаюсь, не нарушал. Им не останется другого выхода, кроме как меня отпустить, а вы не продвинетесь вперед ни на шаг. Мне кажется, вам стоит обсудить все с Анной. В конце концов, вся заваруха-то из-за нее.

— Значит, он ее ищет?

— Надо отдать ему должное, этот говнюк предан ей всем сердцем. Итак, у вас есть мой номер. Если что надумаете — звоните.

Спец залпом осушил бокал, отер губы, встал и покинул ресторан. Шпандау медленно прихлебывал из второго бокала. Подошедший официант поинтересовался, не желает ли месье чего-нибудь. Шпандау подумал было, а не заказать ли в самом деле барашка, но вовремя сообразил, что и так не имеет понятия, хватит ли ему наличности, чтобы расплатиться. Он ответил: «Нет, спасибо», — и официант принес ему счет. В бутылке оставалась еще примерно половина содержимого, и Шпандау не был бы самим собой, если бы позволил вину пропасть.

Виньон рвал и метал.

— Ты встречался с ним и ничего мне не сказал? — напустился он на Шпандау.

— Ты бы на моем месте повел себя иначе?

— Да ты вообще не соображаешь, что творишь, — сказал Виньон. — Естественно, я действовал бы иначе. Уж во всяком случае намного более осмысленно. Я читал утром эту статью и уже успел сделать пару-тройку звонков своим друзьям из полиции.

— Ребята, ау! Извините, но на кону не чья-нибудь там жизнь, а моя, помните? — вмешалась в разговор Анна. — Мне кажется, нужно позвать его к нам сюда.

— Сюда? — переспросил Виньон, сомневаясь, правильно ли он расслышал.

— Всем очевидно, что мы должны с ним пообщаться, — продолжала Анна. — Разве найдешь место удобнее? К тому же мы сможем держать его под контролем, пока все не закончится.

— А что, в этой идее и впрямь есть некоторая странная логика, — признал Шпандау. — Можно разместить его в гостевом домике.

— Прежде чем что-либо решать, надо хорошенько все проверить, — сказал Виньон.

— И куда это ты собрался?

— Хочу потолковать с девушкой. Уверен, она знает куда больше, чем рассказывает. А вы оставайтесь тут.

— Черта с два!

— И почему, когда тебе говорят что-то разумное, ты вечно делаешь поперек? Ну не помрешь же ты от того, что раз в жизни согласишься работать в команде? Ковбои-одиночки нам тут ни к чему.

— Лучше закрой рот и возьми нас собой, Тонто[68].

— Знаете, впервые в жизни вынужден признать, что американцы достали меня даже больше, чем англичане. Вот уж не думал, что такое когда-нибудь случится.

— Езжай вперед и помалкивай, — сказал Шпандау, садясь в машину. — Хей-хо, Сильвер[69]!

Проехав вдоль берега, а затем свернув в глубь города, где дорога шла зигзагами, они миновали улицы с сами шикарными магазинами и апартаментами и очутились в кварталах победнее, подревнее и со все более узкой проезжей частью, где запахи Африки, Индии и Азии сливались воедино и наполняли воздух пряным ароматом, с трудом заглушающим вонь от неисправной канализации и мусора, горы которого вырастали быстрее, чем городские службы успевали их убирать. Здесь обитали те, кто мыл полы в тех самых шикарных магазинах, кто прибирался и готовил для хозяев тех самых шикарных апартаментов с видом на яхты и бухту Ангелов.

— Чувствуешь разницу? — спросил Виньон, обращаясь к Шпандау. — Но ведь нужно же им где-то жить. Вот они и обосновались здесь, а мы надеемся, что они и впредь будут настолько заняты, грабя и убивая друг друга, что даже и не вспомнят о капиталах, которые крутятся чуть ближе к морю.

Добравшись до дома Амалии, они постучали в дверь, но им никто не ответил.

— Эй, кто-нибудь! — крикнул Виньон.

На верхних ступеньках лестницы показалась сама Амалия. На девушке были резиновые рукавицы, в руках — щетка. Маленькая, худая, она была по-своему миловидной, как показалось Шпандау.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Мы не отнимем у тебя много времени.

— Вы из газеты? Или из полиции?

— Я когда-то служил в полиции, но это в далеком прошлом, — сказал Виньон. — Мы хотели бы побеседовать с тобой о Винсенте.

— Его нашли?

— Пока нет.

— Я уже рассказала все, что знала.

— Всего пара вопросов, и я оставлю тебя в покое.

Она развернулась и стала подниматься. Виньон и Шпандау последовали за ней. Она ползала на четвереньках по комнате, где еще недавно жил Перек, и смывала отцовскую кровь.

— Простите нас за вторжение, — произнес Шпандау, а Виньон нехотя перевел. — Знаю, насколько это должно быть тяжело для вас.

Она продолжала возить щеткой по полу.

— Я читал ваши показания в участке, — сказал Виньон, — и говорил с обоими полицейскими, которые вас допрашивали. Хорошо ли вы знали Винсента?

— Меня несколько часов всё спрашивали и спрашивали…

— Ответьте еще всего один раз, пожалуйста, — попросил Шпандау.

Она прекратила оттирать пятна, уселась прямо посреди пола и откинула волосы со лба.

— Он снимал у нас вот эту самую комнату. Нет, не скажу, что знала его хорошо. Даже не знаю, какая у него фамилия.

— Вы с ним были друзьями? — спросил Виньон.

— Да. То есть нет… Не знаю… Он пытался мне помочь.

— Отец часто вас избивал? — задал вопрос Шпандау.

— Иногда. Когда напивался. А это случалось часто.

— Вы его ненавидели?

— Отца? Да, наверно да. Иногда я желала ему смерти. Но это был мой отец.

— Но вы ведь не слишком сожалеете о его смерти, да? — продолжал Виньон.

— Нет. Но мне жаль, что его убил Винсент. Винсента мне жалко больше, чем отца. Они считают, что я могла толкнуть его на это, подговорить его, правда?

— А вы его подговаривали? — спросил Виньон.

— Нет. Но мне все равно, что они там себе думают. Это не важно.

— Вы с Винсентом были любовниками…

— Нет, это ложь, — сказала она сразу. — Они так думают, но это ложь. Хотя я бы согласилась, если бы Винсент предложил мне. Но ничего такого не было.

— Вы говорите, отец застукал вас вместе…

— Отец пришел домой пьяный, поколотил меня, а потом ушел. Винсент нашел меня на лестничной площадке, у дверей своей комнаты. Я там пряталась. Он отнесся ко мне заботливо, уложил на свою кровать. Я попросила, чтобы он меня обнял. Вот и все.

— И в такой позе вас застал ваш отец.

— Да.

— И снова стал осыпать вас ударами…

— Мы спали, а он начал молотить в дверь, потом вышиб замок, и дверь открылась. Он отшвырнул Винсента одним ударом и набросился на меня. Винсент пытался ему помешать, но мой отец — крупный мужчина, а Винсент… ну, он невысокий и хлипкий такой.

— Как вы считаете, вашей жизни действительно что-то угрожало? — спросил Шпандау.

— Вы кого имеете в виду — Винсента или моего отца?

— Вашего отца.

— Он крупный мужчина. И бил меня. Посмотрите на мое лицо и скажите, как вы сами-то думаете.

— А Винсент? Испытывали ли вы по отношению к нему страх?

— Нет. Никогда. Винсент не причинил бы мне вреда.

— Он любил вас?

— Нет. Сомневаюсь, что он вообще на такое способен. По-моему, он таких вещей не понимал.

— И тем не менее вы его любили.

— Ему необходимо было, чтобы его любили и чтобы он сам любил. Но только одно чувство никак не могло пробиться внутрь, а другое — наружу. Понимаете?

Шпандау кивнул.

— Винсент когда-нибудь произносил имя Анны Мэйхью? Это американская актриса, — уточнил он.

— Нет.

— Так-таки ни разу и не упомянул о ней? Никогда не говорил, что хочет увидеться с ней, поговорить?

— Нет.

— Мадемуазель Ульбек, — обратился к девушке Виньон, — вы знаете, где сейчас Винсент?

— Нет.

— А если бы знали, то рассказали бы нам?

— Нет. Вы желаете ему зла, и я не стала бы вам помогать.

— Все, чего мы хотим, — остановить его, не дать ему навредить кому-то еще. Если он вернется или свяжется с вами, вы обязаны позвонить в полицию.

— Он не вернется. Я уже никогда его не увижу. Скоро он умрет. Как и мой отец. Но бывают вещи и похуже смерти.

— Это какие же?

— Когда найдете Винсента, задайте этот вопрос ему, — сказала Амалия.

— Спасибо, что уделили нам время, — поблагодарил ее Шпандау.

Девушка пожала плечами и снова стала скрести пол. Пока они спускались, до них доносилось мерное «вжик-вжик-вжик» щетки, а потом этот звук прекратился и сменился рыданиями.