Авилины игры

"Сейчас! Вперед!"

Пока два охранника упивались своей добычей, пока делили ее, пока другие им подобные терзали других людей, Максим, поймав момент, когда проход не охранялся, проскочил сквозь портал в безопасную зону, проскочил между двумя соснами. Проскочил и не оглядываясь побежал. Вперед. Сейчас.

* * *

Воздуха не хватало. Силы кончались. Но зато боль не уставала, разрезая бок всё сильнее и сильнее. В лёгких пожар, мышцы гудят и вот-вот, казалось, взорвутся. Даже адреналин не уменьшал уже боль. Сероватые сосны осуждающе поглядывали на него, будто говоря: "Ну вот и чего ты бежишь Максим? Думаешь, судьба тебя не настигнет? Думаешь, что сможешь убежать. Мы-то не устанем, мы-то тебя догоним, раздавим, захрустим..."

Максим споткнулся, упал и закричал. Не очень громко — всё боялся, что если будет слишком шумным, то его нагонят и убьют. Но тихо не получилось, казалось, что этот вскрик ещё очень давно родился в самых глубинах сердца и всё собирал и собирал свою силу, свою мощь, подпитываясь отчаяньем. Он был словно вулкан, в котором медленно начинала бурлить лава, и сейчас этот вулкан взорвался ярким и мощным взрывом, освобождая душу от той стены, ограждающей ее от эмоций. Тонкая пелена хладнокровности разрушилась.

Максим не мог подняться с холодной земли. Не мог пошевелиться, словно его сковали. Боль покрывала живот огненными волнами, и даже прохладный ветер, медленно гулявший по лесу не мог потушить эти приливы пламени.

Слезы сами лились из глаз, хрустальным ручьем касаясь листьев. Внутри была пустота, родимая одиночеством. Снова один. Вдалеке от всех родных людей, в лесу, наполненным жуткими тварями. Внутри тоже всё ныло и болело, но жгло не пламенем, а холодом и страхом. Что дальше? А Ксюша как там? А что, если она умерла, если ее пожирает какая-нибудь сосна, хрустя ее костями? Только от одной такой мысли ручеек слез превратился в реку.

Голова гудела, гудели мышцы, а глаза горели. Камень выпал из рук ещё давным-давно — Максим потерял его, пока бежал прочь от смерти.

Максим не знал, сколько он провалялся на земле. Помнил лишь то, как постепенно короткие, но громкие редкие вскрики заменились тихим всхлипами, те — шумным дыханием, а оно... Оно — глухой тишиной.

Сон нежным объятием укутал потеряшку.