Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

На подмостках стоял длинный стол, накрытый красной скатертью. Казалось, что он был настолько длинный, что его крылья, ещё немного – и скроются за кулисами. Мгновение, и вся эта громоздкая конструкция завоет и поднимется вверх, передавив на взлёте большую часть людей из зала. За столом сидел, по-видимому, президиум, со множеством знакомых мне по историческим фотографиям людей. Посередине восседал грузин с большими пушистыми усами. Во рту у него дымилась курительная трубка с сильно изогнутым концом. Чаша с табаком висела ниже подбородка, и из неё поднимался наверх слабый дымок.

– Это изумительная клевета, кровавая клевета. Не верь им, Коба! Они на меня наговаривают! – страстно, глядя только на грузина, воскликнул мужчина в кожанке. – Они говорят, что я не люблю Сталина, которого я на самом деле люблю. Они говорят, что я ненавижу руководство партии, которое я на самом деле люблю!

В порыве оправдательной речи Бухарин поднял руку с бумагами кверху. В этой позе он был в точности похож на молодого Ленина, стоящего на броневике.

– Я готов за наше дело умереть! Мне не дорога жизнь, всё это мне абсолютно надоело, но политическая честь! – произнеся последнюю фразу, мужчина устало опустился в кресло.

В этот момент из зрительного зала раздались язвительные смешки, полностью обесценивающие речь того, кого ещё недавно называли любимцем партии и сыном Ленина.

– Я хотел два слова сказать, что Бухарин совершенно не понял, что тут происходит. Не понял. И не понимает, в каком положении он оказался, и для чего на Пленуме поставили вопрос. Не понимает этого совершенно. Он бьёт на искренность, требует доверия, – грузин вынул трубку изо рта и начал медленно, под всеобщее молчание, заталкивать в неё очередную порцию табака и, уже посмотрев на мужчину в кожанке, продолжил, – когда имеется тысяча показаний против него. Ты не волнуйся, подожди, разберёмся.

В глазах главного здесь человека на мгновение возникла жалость. Видимо, он вспомнил свою ещё недавнюю дружбу с Бухариным, а возможно, и далёкий тринадцатый год, когда тот практически вместо него написал статью о национальном вопросе.

– Николай Иванович, – обратился Сталин примирительном тоном, – я ничего не говорю лично о тебе. Может быть, ты и прав!

Трубка опять нашла своё место во рту. Из неё повалил более тёмный дым, даже где-то из чаши начал выскакивать огонёк. Бугристое лицо Иосифа Виссарионовича окутала пелена, постепенно отдаляя его от Николая.

– А может быть, и не прав. Нельзя здесь выступать и говорить, что у вас нет доверия, нет веры в мою, Бухарина, искренность. Это ведь всё старо. И события последних двух лет это с очевидностью показали, потому что доказано на деле, что искренность – это относительное понятие, – с некоторым раздражением произнёс Сталин.

Николай понял, что это – всё. Последняя фраза поставила в их дружбе с Кобой твёрдую точку. Наверняка такой же точкой в скором времени завершится и его жизнь.

Недалеко послышался стук сапог конвоя. Уже через минуту человека в кожанке уводили из зала.

– Вы-то хоть верите мне? – обернувшись напоследок, обратился к нам с женой Николай Бухарин с полными слёз глазами…

Мы ему ничего не ответили…

Свет в зале начал медленно снижать яркость. Занавес на сцене со скрипом задвинулся. Антракт?

Жена и я так и не поняли, что это было – то ли театральное представление, приближённое к реальности, то ли действительность показала нам фантасмагорические лица из прошлого…

Обернувшись, мы увидели двух подружек в модных современных костюмах, оживленно делившихся между собой впечатлениями. Крупской Надежды Константиновны и Ульяновой Марии Ильиничны – жены и сестры Ленина – рядом с нами не было.

– Коньячку бы сейчас? – умоляюще спросил я, посмотрев на жену.

– А вот сейчас – можно! – утвердительно кивнула она головой…

Нет боли, потому что боли нет…

Нет боли, потому что боли нет.
Нет света, потому что свет повсюду.
В самом вопросе ты найдешь ответ,
Признав в Христе однажды вдруг Иуду.
Бог вездесущ, границ у Бога нет
В пределах зримого людского мира.
Через еврея он принёс Завет
И скрылся навсегда в дыму эфира.
Не плачь, Мария, сын твой не исчез.
Он среди нас, блуждающий в потёмках.
Его учение идёт вразрез
Со всем, что грешник совершает на задворках.
Война, убийство, ненависть и мрак
И лужи нечистот видны повсюду.
И толпы верящих людей в кабак
Бегут, напоминая мне Иуду.
Но вдруг блеснула свечка в темноте,
Найдя свой лик божественный в посуде.
В чадящей беспробудной духоте
Увидел я Христа в одном Иуде.