Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

Брусчатка

Отвергающие его – всё равно возвращаются к нему.
Не верующие в него – пытаются найти его.
Ибо без него не было бы этого мира,
который мы почему-то постоянно хотим разрушить…

Тёмные прямоугольные брусчатые камни, крепко держа друг друга за руки, лежали на площади, названной за её красоту Красной. Сегодня, седьмого ноября одна тысяча девятьсот сорок первого года от Рождества Христова, им было холодно и неуютно под падающим снегом, который прямо-таки валил с небес на мостовую.

Белоснежные хлопья были то ли вестниками будущего счастья, то ли посланцами Сатаны, пытающегося вот так, с помощью природных гонцов, захватить Землю. Камни, сколько ни старались, не могли предвидеть, как сложится их дальнейшая судьба. Будут ли они и дальше для жителей города и страны олицетворением стойкости и незыблемости мироздания или превратятся в символ ужаса и коварства тёмных сил. Станут пленниками врага, который назовёт рабство обычной жизнью, а животный страх – основным чувством, которое должен испытывать человек.

Душа брусчатки тем морозным осенним утром трепетала перед неизвестностью и жаждала покоя. Покоя, который она ещё недавно испытывала, паря перед стенами Кремля летними тёплыми вечерами, залетая на огонёк к мерцающим пятиконечным звёздочкам на башнях.

Камни вспоминали детский смех и радостные восторженные крики прохожих, гуляющих на площади в белых парусиновых штанах и развевающихся на ветерке воздушных платьицах.

– Мама, мама, посмотри – мавзолей! – показывали детки на величавое строение из мрамора с бордовой надписью «Ленин».

Бронзовые Минин и Пожарский, нисколечко не меняя позы, искоса посматривали на молодое поколение, еле заметно улыбаясь кончиками губ. Они-то знали, что такое история и как переменчиво поклонение. Сегодня возводят на пьедестал одних, завтра –других.

Особенно часто это встречается на Руси. Но за своё более чем полуторавековое существование скульптуры поняли – ничто не может сравниться с мирной жизнью. А кто во что верит – это дело десятое, сущий пустяк по сравнению с коршуном, летающим в небесах в поисках добычи и закрывающим своими крыльями солнечные лучи от мира.

Только почему-то в те светлые дни Храм Василия Блаженного стоял серее тучи. Может, он чувствовал что-то, чего не могли предугадать радостные люди вокруг, вместе с камнями, лежащими у них под ногами.

«Топ-топ-топ», – звонкий звук от сотен сапог прервал сладостные воспоминания брусчатки. Возвратившись обратно в ноябрьский холод, она услышала шум приближающихся моторов. Ревущие автомобили и танки, подминая под себя снег, въезжали на площадь.

Так начинался парад в честь 24-й годовщины Октябрьской революции. Проход войск готовился втайне. Только избранные знали, зачем по ночам некоторые полки оттачивают строевую подготовку.

Камни напряглись. Они не могли предположить, что во время того, когда чёрная отравленная муть стоит у ворот столицы, предстоит, как и прежде, шествие техники и красноармейцев по главной площади страны.

Вдруг шум на мгновение стих. Стены Кремля начали наливаться красной краской, словно кто-то внутри разжёг гигантскую невидимую буржуйку, пар от которой начал распространяться по площади. Теплота достигла ГУМа и понеслась дальше по уходящим улочкам вглубь столицы.

«Цок-цок-цок», – на Красную площадь въехал всадник с пышными серебряного цвета усами. Они торчали в разные стороны, будто бы крылья аэроплана, которые чуть приподнимали над землёй кавалериста вместе с его лошадью.

«Будённый! Будённый!» – раздался шёпот среди небольшого количества гостей, приглашённых посмотреть на величественное событие.

Взмах шашкой – и воздух, до этого представляющий цельную массу, рассечён на две половинки. Показалось, что всадник перерезал ленточку, разделяющую время на до и после. В прошлом остались поражения и бегство, потери и неразбериха. Будущее с победами и надеждами, с радостью и салютами приближалось.

Взревели моторы танков, поднялись вверх дула пушек, ещё более выпрямились спины солдат. Затряслась, зазвенела площадь, словно божественный колокольный звон начал наигрывать марш «Прощание славянки», и полки понеслись по брусчатке. Камни на ней, до этого лежавшие, будто бы вогнутые к земле, приободрились.

Смотря на солдат, марширующих по мостовой, они выпятили свои груди к небу, желая тоже принять участие в параде, а не стоять безучастно в стороне.

А на трибуне стоял Сталин, в фуражке с красной звездой и в простой шинели. Это потом его назовут кровавым тираном и спишут первые поражения на фронте на его политическую близорукость. Это будет потом, после его смерти… А сейчас даже брусчатка салютует генералиссимусу, пытаясь поделиться своей каменной стойкостью с солдатами, прямо с парада отправляющимися на фронт…

А снег всё падал и падал. Но для тех, кто лежал в основании площади, он уже не казался предвестником чего-то страшного, а больше напоминал белую скатерть, накрывшую стол. За ним сидят воины-победители со стопками фронтовых сто грамм. И пусть среди солдат кто-то был на свету, а большинство пребывало в тени. Пусть… Все они выстояли… Победа!

И только Минин и Пожарский по-прежнему ухмыляются толпе зевак, гуляющих возле Кремля, а храм Василия Блаженного все ещё грустно разглядывает Манежную площадь где-то вдалеке. Видимо, они знают что-то, чего не знаем мы…

Где-то знают, как надо

Где-то знают, как надо.
Где-то знают, как жить.
Не меняя фасада,
Бунтарей не будить.
Они сверху приказы,
Они сверху мозги.
Нам простым и чумазым:
Мысли, взгляды, шаги.
Мы на ниточках люди
Смеха ради висим.
На нелепом этюде
Лишь в сторонке стоим.
Но спросите у «Гугла»
Про глобальный развод:
«Всё же кто из нас кукла,
Ну, а кто – кукловод?»
Если будет в настрое,
Он ответит тебе:
«Ты и то, и другое,
Я в тебе, ты во мне».