Опасные земли

* * *

Художник Понтекорово вовсе не просто отсутствовал на посту при парадном.

У него была уважительная причина – его не было дома.

В то самое время, когда высокий и маленький чекисты мялись перед парадным на улице Чугунной, словно пораженные внезапным параличом, старый художник не мялся, но действовал на проходной судебно-медицинского морга, что на Екатерининском проспекте, 10.

Снаружи раскинулось штилевое море лип, обворожительно пахнущих, несмотря на жару, а внутри, опять-таки несмотря на жару, было прохладно и пахло вовсе не липами, как и положено воротам на тот свет.

Аккуратный старичок в парусиновой паре, белом картузике, с антикварного вида тростью в руках и не менее антикварными сандалиями на ногах препирался с местным цербером, вооруженным инструкцией и сержантскими погонами.

– Молодой человек, я в десятый раз говорю, мне необходимо видеть тела убиенных граждан: Петухова А. А. и его супруги Римской Т. И., я знаю, их доставили в ваше учреждение. В особенности первого, – так и сказал: «убиенных».

– Уважаемый, – устало отвечал сержант, – я вам в десятый раз сообщаю: я не имею права вас впускать. Это судебное учреждение, а вы не родственник, вашей фамилии нет в книге посещений, вы, простите, никто! Поэтому я вас никуда не пущу.

– Тогда я позвоню вашему начальнику Георгию Петровичу Лаврентюку.

– Имеете право.

– То есть не пустите?

– Нет, – ответил цербер и вздохнул, подумав: «вот же прицепился старый клещ!»

– Ну хоть скажите: тела уже вскрывали? У вас есть какие-то записи, как это называется… база данных! – старик кивнул на монитор компьютера, видневшийся над загородкой.

– Послушайте, уважаемый… – сержант встал, покинул свое фанерное обиталище и вышел к «старому клещу». – Я просто стою на посту, вот и все. Пускаю туда, выпускаю оттуда, согласно инструкции. Передо мной никто не отчитывается: кому, что и когда вскрывали. Понимаете? Я не доктор, я даже не лаборант, я – полицейский и попал сюда по разнарядке – сторожить. Вот я и сторожу! Что вам от меня нужно?! Неужели непонятно? С первого раза! Вот были бы вы родственник – тогда другое дело!

Старик тяжко оперся на клюку и, судя по всему, не менее тяжко задумался. Раздумье перешагнуло границы приличий – в самом деле, проходная морга не место, чтобы стоять вот так столбом, прикрыв глаза целую полновесную минуту! Страж открыл рот, дабы намекнуть, но не успел, потому что упрямый дед растворил очи, которые неприятно напомнили сержанту глаза иконописных святых в церкви. Вроде бы смотрят в никуда, а вроде бы и все время на тебя.

– Нехорошо, товарищ милиционер!

– Я полицейский… что «нехорошо»?

– Обзывать старого человека клещом.

– Что… – сержант разинул рот и тут же с костяным щелчком захлопнул его.

«Черт, как же неловко-то, а?! Неужели я забылся и вслух ляпнул?! Вот же довел старикан!»

– Ничего вы вслух не ляпнули, не беспокойтесь, – сообщил дед.

– Как… вы… я не понимаю… – сержант заелозил всем телом, будто хотел выскользнуть из ботинок.

– У вас лицо говорящее, молодой человек. Когда человек редко думает – посетившая мысль видна, сразу и в подробностях. Тяжкое это дело – размышлять. С непривычки.

– Что… – повторил полицейский, потому что реагировать было нужно, но как именно – он не знал.

Старик усмехнулся в бороду.

– Да ништо! – передразнил он и вонзил взгляд в зрачки сержанта, заговорив медленно и веско: – Я - родной дед покойного гражданина Петухова А. А. Родной дед покойного. Артема привезли к вам, мне необходимо проститься с внуком. Гражданин Петухов – мой внук. Мой родной внук. Я – его дед. Я должен его увидеть. Можете отвечать, привратник.

– А-а-а… – протянул привратник после паузы, словно просыпаясь. – А-а-а-а… что ж вы сразу не… оно тогда… документики бы ваши… зафиксировать…

Художник сцапал из визитницы на стойке первую попавшуюся бумажку с рекламой каких-то очень ритуальных услуг и поделился ею с полицейским.

– Благоволите. Меня зовут Петухов Борис Викторович, шестнадцатого года рождения, – и пояснил: – Тысяча девятьсот шестнадцатого.

Цербер порысил в загородку и тщательно перенес в гроссбух сию информацию, ежесекундно сверяясь с рекламным флаером, который старику и вернул со словами соболезнования.

– От головной боли хорошо помогает нурофен, – невпопад ответил художник, проходя в скорбное царство.

– Простите? – проводил его непонимающим вопросом полицейский.

– Не за что. Прими через час сразу две таблетки – поможет.

И он уверенно, словно бывал здесь не раз, углубился в коридоры и лестницы, стремясь к полуподвалу, где и располагалась мертвецкая.

Утроба здания встретила его роением людей в халатах. Хоть было их всего трое, они умудрились создать суету, настолько далекую от здоровой, что и сравнить не с чем.