Опасные земли

* * *

История эта началась для роттенфюрера Алариха Швальма в декабре 1942 года.

Но это не вся правда.

В более счастливое, мирное время герр Швальм был самым молодым доктором биологии Третьего рейха и как раз начал успешно продвигаться в смежной медицинской тематике, когда над Европой прогремели первые залпы великой войны.

Аларих Швальм к 1939 году носил гордое звание доктора медицины, занимаясь, впрочем, преимущественно академическими исследованиями в области реаниматологии. Благородное начинание.

Благородным был и род Швальмов – с корнями, которые терялись в рыцарской путанице четырнадцатого столетия. Именно это свойство не позволило доктору оставаться в стороне, взирая на мировой пожар из-за бумажной грани имперской брони для специалистов. Доктор Швальм, чего греха таить, был в восторге от идей нацизма, превративших его, нищего студента, в элиту народа, почувствовавшего себя единым после кошмарной Веймарской агонии. И тут такой случай заплатить по счетам! Словом, он добровольно завербовался в войска СС, попав как раз к формированию 8-й кавалерийской дивизии «Флориан Гайер».

Дивизию перебросили на Восточный фронт, где она благополучно домаршировала до Ржева.

Вскоре окрестности этого провинциального городка обратились в ад, который к декабрю стал еще и очень холодным адом, словно ледяная преисподняя Эдды перенеслась на землю.

А все потому что русские раскручивали маховик наступательной операции «Марс», накатываясь волнами на бронированный волнолом 9-й армии оберст-генерала Моделя. Накатывались, разлетались кровавыми брызгами и накатывались вновь, норовя отсечь Ржевский выступ.

На одном из фасов этого выступа встала дивизия с именем вождя далекой Крестьянской войны. И русские умыли ее кровью. Своей напополам с чистейшей арийской.

Именно это обстоятельство непосредственно касалось военврача Швальма в силу его специальности. И довелось ему хлебнуть той крови досыта.

«Это ничего, – думал он. – Я людей спасаю, да и практика в поле – это ценнейший опыт!»

Итак, холодный и одновременно очень жаркий декабрь 1942 года.

– Йост! Зажим!

– Так точно, герр роттенфюрер!

– Не «так точно», а зажим, быстрее!

Медицинская палатка ходила ходуном от канонады, которую, казалось, можно потрогать руками – только дотянись, настолько жирным и плотным был грохот. Шутце Йост Оберсдорф – бравый гренадер, едва окончивший фельдшерские курсы, был прислан на усиление медчасти после чудовищных потерь января 1942 года. Гренадер был, конечно, бравый, но место ему – в окопе за рукоятью MG-34, а никак не возле операционного стола. Устав из Шутце так и пер, что ужасно раздражало.

«Дорогой папа Вилли Битрих, где ты набрал такое убоище?!» – со всей ситуативной несправедливостью думал доктор, адресуя негодование бригадефюреру, который, в общем, комплектацией медчасти заниматься не должен.

Залитый кровью операционный стол и солдат с развороченным бедром. Судя по дыре – осколок, минометный, не иначе. Рана выглядела жутко, но была неопасна – справились, невзирая на тупость гренадера Оберсдорфа. Но сколько еще ожидает очереди! И скольким еще суждено в эту очередь попасть! Русские безостановочно долбили эшелонированную оборону, как шахтеры в забое.

Санитары вынесли раненого на носилках, Швальм привычно поднял руки ладонями к себе и оглянулся назад, где коллега Дитрих только что справился с очередной операцией.

– Дитрих! – позвал Швальм.

– Уже тридцать шесть лет, а все Дитрих, – отозвался коллега.

– Я смертельно устал. Тринадцатый за сегодня!

– У меня десятый, но подтверждаю – ноги уже не держат.

Врачи работали посменно, но смены каждый раз выдавались жаркими: спасибо парням с той стороны окопов – не оставляли медиков без практики.

– Как думаешь, Дитрих, не придется рвать когти, как тогда, в январе?

– Да-а-а… – протянул тот, – плотненько сегодня укладывают. Слышишь, какой грохот?

Палатка отозвалась, зашатавшись на опорах вслед очередному рукотворному грому. Под полог просунулась фигура гренадера с санитарной повязкой на рукаве. Веснушчатая физиономия в пороховой гари, под каской и вязаным подшлемником личность установить не представлялось возможным. Поэтому Дитрих обратился нейтрально:

– Эй, ты!

– Я, герр унтершарфюрер! – санитар вытянулся в струну, звякнув противогазным чехлом.

– Не ори. Вольно.

– Прошу простить, герр унтершарфюрер! Только что с передовой, ничего не слышу!

– Ты очень кстати, как там обстановка? – спросил Швальм.

Шутце улыбнулся, прокопченную физиономию разрезал полумесяц белоснежных зубов, причем половины не хватало.

– Танки, герр роттенфюрер! Танки и русские панцергренадеры! Нас вышибли из первой линии окопов, но мы вышибли их обратно – сейчас снова ползут! Очень близко подобрались – между окопами метров триста. Я думаю…

– Свободен, солдат, – перебил его Дитрих. – Кру-у-угом! Марш отсюда.

– Вот так. Танки. Насколько я понимаю, сейчас разведают слабые места в обороне, а потом вдарят из пушек. А ведь и сюда попадет, если что, – сказал Аларих, когда гренадер покинул палатку.

– Ну… пока не попадает. В конце концов, наши кишки рано или поздно долетят до Господа Бога, так какая разница: когда? – философски заметил Дитрих, – эй, Йост, помирать не страшно?

– Страшно, – признался Аларихов фельдшер.

– В ботинок-то еще не наложил? Вот сейчас ка-а-ак накроют «катюшами»!

– Так, герр унтершарфюрер, кто на передовой был, тому сраться не привыкать. Накроют «катюшами» – постираю штаны и всего делов.

– Если «катюшами», то стирать будет нечего, – проворчал Швальм. – Соскребут ошметки да зароют с умеренными почестями. Это если будет кому соскребать.

Фельдшер ничего не ответил, потому что у входа послышалась какая-то возня.

– Следующая порция мяса, – сказал Дитрих и ошибся.

Это было не мясо. В палатку вошел трехзвездный унтер-штурмфюрер в подозрительно чистой шинели и фуражке.

– Господа… – он обвел взглядом помещение. – Кто из вас военврач роттенфюрер Аларих Швальм?

– Хайль Гитлер! – оглушительно рявкнул Йост, вскинув руку в старом римском салюте.

Офицер поморщился.

– Так кто?

– Я, герр…

– Отставить устав, – ладонь в черной перчатке запретительно рубанула воздух. – Роттенфюрер, вас отзывают с фронта.

– В чем, собственно, дело?

– В этом, – офицер извлек конверт официального вида. – Вот предписание. Вы немедленно отправляетесь со мной в Берлин.

– Но у меня раненые!

– Понимаю, – кивнул он. – А у меня приказ. Желаете обсудить?

Вот так началась история доктора Швальма, точнее, та ее часть, которая впадает ручейком в русло истории основной.