Тайны и герои 1812 года

Пришёл Кутузов бить французов

Русским армиям был необходим главнокомандующий, который бы притушил конфликт Барклая и Багратиона. Назначение Кутузова горячо приветствовал, кажется, весь Петербург, кроме императора, который не верил в екатерининского генерала.

В первые два месяца войны в столицах разгоралась паника. Гаврила Романович Державин был уверен: в России захватили власть предатели. Это они привели врага в Россию, не допуская ожесточённого сопротивления.

Тем временем, начальником Петербургского и Московского ополчения избрали старого генерала от инфантерии Михаилу Илларионовича Голенищева-Кутузова. Кутузов был правой рукой Суворова во время штурма Измаила. Кутузов командовал русскими войсками в 1805-м году — и это была трагическая для России кампания. Кутузов совсем недавно разбил турок при Рущуке. «Умён, умен! Хитёр, хитёр! Его и Де Рибас не обманет!», — говаривал про Кутузова Суворов. «Старым лисом Севера» почтительно величал его Наполеон. Бесстрашный солдат, которого не останавливали ранения, с годами он превратился в осторожного, стратегически мыслящего полководца, который не терпел риска и хитрый маневр предпочитал скоростным действиям. Под давлением патриотически настроенного столичного дворянства, Александр присваивает Кутузову титул светлейшего князя и вскоре назначает его главнокомандующим — в действующую армию.

17 августа (по старому стилю) М. И. Кутузов прибыл в село Царево-Займище на позицию, избранную Барклаем для генерального сражения, и принял командование над русской армией. Армия с восторгом встретила старого героя, хотя Багратион и Барклай — каждый на свой лад — критиковали новоявленного князя.

«Кутузов приехал!.. солдаты, офицеры, генералы — все в восхищении. Спокойствие и уверенность заступили место опасений; весь наш стан кипит и дышит мужеством», — вспоминала об этом дне Надежда Дурова, легендарная кавалерист-девица.

Когда тучный седой генерал верхом выехал к армии — над его головой пролетел орёл. Кутузов обнажил голову и поприветствовал воинственную птицу.

«Ура!», — грянуло до самого неба. Армия увидела в орлином полёте предзнаменование победы.

Не успел этот сюжет попасть в газеты — а Державин уже написал оду «На парение орла»:

Мужайся, бодрствуй, князь Кутузов! Коль над тобой был зрим орел, — Ты верно победишь французов И, россов защитя предел,

Спасёшь от уз и всю вселенну.

Всё-таки некоторые рифмы история как будто заранее, ещё до великих свершений, выводит золотом по граниту: «Полтава — слава», «Кутузов — французов»…

Кутузов умел воодушевить армию — подчас прибегая и к лукавству. «С такими молодцами — и отступать?» — громогласно воскликнул он, зная, что великое отступление только началось и армию ещё предстоит приучить к невыносимой мысли — к необходимости сдачи Москвы.

Михаил Илларионович следовал ещё более радикальному плану отступления, чем предложения Барклая. России нужно было несколько месяцев, чтобы собрать резервы, чтобы организовать сопротивление в растянутом тылу Наполеона, чтобы отрезать Великую армию от снабжения. Огромный пустой город мог бы стать капканом для двунадесяти языков. Но сдать Москву без сражения Кутузов не мог. Это был бы убийственный моральный удар, после которого армия разуверилась бы в собственных силах. Это — поражение. Генеральное сражение неизбежно. Кутузов понимал, что оно не остановит Наполеона — его остановят болезни и город. Но битва должна была максимально ослабить врага.

Приободрив армию, Кутузов приказал дальше отступать на восток — но он не скрывал, что ищет удобную позицию для генерального сражения и пытается укрепить армию резервами и ополчением. С Кутузовым и отступать было веселее.