Тайны и герои 1812 года

«Я надеялся на него, а он губит Россию!..»

На должности петербургского генерал-губернатора Милорадович публично демонстрировал хандру. Дескать, нет войны — и генерал скучает. Он (снова эффектный жест!) даже просил государя не награждать его в мирное время…

Но всё не так просто, ему нравилась двойная жизнь — риска в ней было не меньше, чем на поле брани. Милорадович был не чужд реформаторских прожектов. Задумывался и об освобождении крестьян, и об ограничении монархии. Щеголял либеральными устремлениями. Он мог стать богачом, но, всю жизнь, оставаясь бесшабашным холостяком, тратил сверх меры. Ходить в долгах как в шелках — в этом тоже виделось своеобразное щегольство. Как и в манере одеваться ярко, до нелепости, каждый день как на карнавал.

Он — далеко не безучастный свидетель придворных интриг времен заката императора Александра. Милорадович был недурно осведомлен и о фрондерских движениях и, как представлялось, держал в руках все нити. Его доверенный адъютант Фёдор Глинка, как известно, участвовал в «Союзе спасения», входил в Коренную управу «Союза благоденствия». Вероятно, Милорадович имел представление о деятельности этих организаций — и не спешил пресечь их деятельность. Можно предположить, что по каким-то причинам он был заинтересован и в декабрьском мятеже.

Между тем, по тайному манифесту Александра I от 16 августа 1823 года наследником престола объявлялся Николай Павлович: Константин отказывался от прав на престол не только из-за морганатического брака с польской графиней Жанеттой Грудзинской, но и потому что с опаской относился к большой политике.

После смерти Александра Манифест огласили. Но Милорадович принялся энергично проводить присягу новому императору — Константину, не покидавшему польского далёка. Личность Константина Павловича воодушевляла не только его старого соратника. «Как верный подданный, должен я, конечно, печалиться о смерти государя; но, как поэт, радуюсь восшествию на престол Константина I. В нём очень много романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым, вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. — К тому ж он умён, а с умными людьми всё как-то лучше; словом, я надеюсь от него много хорошего», — писал в те дни Пушкин в письме к Павлу Катенину.

О поведении Милорадовича в период междуцарствия 1825 года ходили противоречивые толки — один другого таинственнее. Появилась даже радикальная версия: дескать, победительный граф всерьёз намеревался стать полномочным диктатором, оттеснив правящую династию. Тайные общества пребывали под его контролем и должны были стать «передовым отрядом» в заговоре Милорадовича. Всё это, конечно, маловероятно, особенно — в отсутствии внятных подтверждений.

Милорадович во дни междуцарствия ощутил себя вершителем судеб. Он не раз дерзил Николаю Павловичу. Надеялся выиграть время, надеялся сказать Константину историческое — «ступайте править».

В воспоминаниях о том времени сохранились поразительные свидетельства. Князь Александр Шаховской, знаменитый писатель, драматург, давний приятель Милорадовича, сохранил в памяти такой диалог: «- Признаюсь, граф, я бы на вашем месте прочел сперва волю покойного императора. — Извините, — ответил ему граф Милорадович, — корона для нас священная, и мы прежде всего должны исполнить свой долг. Прочесть бумаги всегда успеем, а присяга в верности нужнее прежде всего. Так решил и великий князь. У кого 60 тысяч штыков в кармане, тот может смело говорить, — заключил Милорадович, ударив себя по карману. — Разные члены совета пробовали говорить мне и то, и другое; но сам великий князь согласился на мое предложение, и присяга была произнесена…».

Были записаны и воспоминания принца Евгения Вюртембергского, племянника императрицы Марии Фёдоровны, русского генерала, который во многих боях сражался рядом с Милорадовичем и под его командованием: «Однажды утром встретил в приемной у императрицы графа Милорадовича. Он шепнул мне таинственно:

— Боюсь за успех дела: гвардия очень привержена к Константину.

— О каком успехе говорите вы? — возразил я удивленно. — Я ожидаю естественного перехода престолонаследия к великому князю Николаю, коль скоро Константин будет настаивать на своем отречении. Гвардия тут ни при чем.

— Совершенно верно, — отвечал граф, — ей бы не следовало тут вмешиваться, но она испокон веку привыкла к тому и сроднилась с такими понятиями».

Это слова не верноподданного, а диктатора восстания или вождя гвардейского переворота. Но времена гвардейских переворотов прошли. Константин Павлович не собирался в Петербург. Он из Варшавы требовал соблюдения положения Манифеста о своем отречении и дважды подтвердил свой отказ от трона. Дважды, как полагают, именно из-за настойчивости Милорадовича.

13 (25) декабря Николай Павлович, проявив выдержку, провозгласил себя императором — и началась переприсяга, ставшая формальным поводом к декабрьским волнениям.

Почему же сразу не огласили отречение Константина и не приступили к присяге Николаю? Милорадович настаивал: нужно сперва присягнуть Константину — а там уж великий князь решит, подтвердить ли тайный отказ от престола. Николаю такая настойчивость Милорадовича не пришлась по вкусу, но он был вынужден подчиниться. А генерал пытался использовать любую лазейку, чтобы только привести к власти Константина Павловича. Милорадович держал в уме и другой вариант развития событий: Николай дрогнет и откажется от престола в пользу малолетнего сына Александра. Вполне вероятным считалось регентство вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, благоволившей к Милорадовичу.

Не менее актуальной для возобновления «женского правления» была и кандидатура другой царственной особы — вдовы Александра I Елизаветы Алексеевны.

Долгожитель Фёдор Глинка через много лет вспоминал: «Рылеев был еще нездоров, я прошел к нему поутру и, начав говорить о сем, между прочим сказал: «Если подлинно цесаревич отрекается и если вы действительно уверены, что гвардия не любит великого князя и не присягнет ему, то что может быть благоприятнее случая сего для возведения на престол Елисаветы». Тут вынул я на небольшой бумажке написанный мною приказ к войскам и прочитал. Я его помню. Вот его содержание: «Храбрые воины! Император Александр I скончался, оставя Россию в бедственном положении. В завещании своем наследие престола он предоставил великому князю Николаю Павловичу; но великий князь отказался, объявив себя к тому не готовым, и первый присягнул императору Константину I. Ныне же получено известие, что и цесаревич решительно отказывается. Итак, они не хотят. Они не умеют быть отцами народа; но мы не совсем осиротели: нам осталась мать в Елисавете. Виват! Елисавета Вторая и отечество!».

Нежелание Константина брать власть удручало генерала. Было дело: Милорадович остановился перед портретом великого князя и сказал Фёдору Глинке: «Я надеялся на него, а он губит Россию». Когда стало ясно, что новым императором будет Николай, Милорадович упал духом. Но 14-го он исполнял долг подданного и приводил армию к присяге Николаю… Нехотя.