Блицкриг в Европе, 1939-1940. Польша

Для Советского Союза ситуация складывалась не слишком благоприятно. С одной стороны, стремление к соглашению с ним демонстрировали и Англия с Францией, и Германия, однако, с другой стороны, опасность нового англо-франко-германского соглашения по примеру 1938 г. отнюдь не исключалась. Это подтверждала и позиция Польши, которая, будучи союзником Англии и Франции, не желала сближения с Москвой. Поэтому трудно согласиться с мнением С.З. Случа, обвиняющего советское руководство в том, что оно „даже косвенным образом не собиралось облегчать положение своего соседа в условиях надвигавшейся германской агрессии, хотя сохранение независимости и территориальной целостности Польши объективно отвечало национально-государственным интересам Советского Союза“[515]. Особенно, если учесть, что в тот момент вовсе не исключалась возможность германо-польского компромисса, что сделало бы Польшу младшим партнером Германии. Не следует также забывать и о том, что Англия и Франция также стремились найти компромисс с Германией за счет в том числе и Польши. Но ныне о подобных „мелочах“ стараются не вспоминать. Если же говорить серьезно, то советское руководство прекрасно понимало, что только нарастание кризиса в Европе позволило бы Москве стать равноправным партнером той группировки великих европейских держав, которая откажется от антисоветских действий и будет готова учесть советские интересы. Причем Москва неоднократно предлагала Варшаве сближение, которое, между прочим, способствовало бы сохранению „независимости и территориальной целостности Польши“.

В ходе политического кризиса 1939 г. в Европе сложилось два военно-политических блока: англо-французский и германо-итальянский, каждый из которых был заинтересован в соглашении с СССР. Со своей стороны, Москва получила возможность выбирать, с кем и на каких условиях ей договариваться, и максимально ее использовала, балансируя между этими военно-политическими блоками. Международные отношения весны — лета 1939 г. в Европе представляли собой запутанный клубок дипломатической деятельности великих держав, каждая из которых стремилась к достижению собственных целей. События параллельно развивались по нескольким направлениям: шли тайные и явные англо-франко-советские, англо-германские и советско-германские переговоры, происходило оформление англо-франко-польской и германо-итальянской коалиций. Москва в своих расчетах исходила из того, что возникновение войны в Европе — как при участии СССР в англо-французском блоке, так и при сохранении им нейтралитета — открывало новые перспективы для усиления советского влияния на континенте. Союз с Англией и Францией делал бы Москву равноправным партнером со всеми вытекающими из этого последствиями, а сохранение Советским Союзом нейтралитета в условиях ослабления обеих воюющих сторон позволяло ему занять позицию своеобразного арбитра, от которого зависит исход войны. Исходя из подобных расчетов был определен советский внешнеполитический курс.

Англо-франко-советские переговоры показали, что Англия и Франция не готовы к равноправному партнерству с СССР. В этих условиях предложения Германии оказались более привлекательными, и 23 августа 1939 г. в Москве был подписан советско-германский договор о ненападении, ставший значительной удачей советской дипломатии. СССР удалось остаться вне европейской войны, получив при этом определенную свободу рук в Восточной Европе, более широкое пространство для маневра между воюющими группировками в собственных интересах и при этом свалить вину за срыв англо-франко-советских переговоров на Лондон и Париж. В 1939 г. Европа оказалась расколотой на три военно-политических лагеря: англо-французский, германо-итальянский и советский, каждый из которых стремился к достижению собственных целей, что не могло не привести к войне. В этих условиях пакт о ненападении обеспечил не только интересы Советского Союза, но и тыл Германии, облегчив ей войну в Европе.

Здесь, конечно же, встает вопрос о совместимости советско-германского и советско-польского договоров о ненападении. Так, С.З. Случ полагает, что „пойдя на соглашение с „третьим рейхом“, советское руководство сразу же нарушило статью 3-ю договора о ненападении между СССР и Польшей… Согласно этой статье, СССР и Польша обязывались „не принимать участия ни в каких соглашениях, с агрессивной точки зрения явно враждебных другой стороне“. Советско-германский пакт прежде всего был направлен против Польши, до нападения на которую Германии оставались считанные дни, представлял, в своей преданной гласности части, де-юре договор о неограниченном нейтралитете каждой из сторон в отношении действий другой стороны, т. е. предоставлял агрессору полную свободу действий. Что же касается секретного протокола… то он зафиксировал договоренность двух агрессивных государств о территориально-политическом переустройстве и разделе сфер интересов в Восточной Европе, первой жертвой которой и должна была стать Польша“[516].

Что ж, попробуем определить, насколько это мнение справедливо. Во-первых, в отличие от союзного договора, соглашение о ненападении не может быть направлено против кого-то. Против кого, например, был направлен советско-германский договор о нейтралитете 1926 г.[517], или германо-польский договор о ненападении 1934 г.[518], имевшие характер неограниченного нейтралитета? Почему-то англо-германская и франко-германская декларации от 30 сентября и 6 декабря 1938 г., имевшие такой же характер неограниченного нейтралитета, не вызывают теперь никаких упреков в нарушении интересов третьих стран. Тем более что Германия перед этим поглотила Австрию и Судетскую область Чехословакии. Ведь, по сути, Берлину предоставлялась „полная свобода действий“ в Восточной Европе, то есть и против Польши тоже. Однако схожие действия СССР почему-то всячески осуждаются, а Англия и Франция, видимо, имеют некую исключительную индульгенцию, которая заранее оправдывает любые их действия. На наш взгляд, здесь мы имеем дело с беспардонным двойным стандартом в оценке схожих действий разных стран на мировой арене.

Во-вторых, вопрос относительно нарушения советской стороной советско-польского договора не так прост. В советско-германском соглашении нет ни слова о каких-либо враждебных действиях против Польши, то есть формально советско-германский договор был вполне совместим с советско-польским соглашением, поскольку буква договора не нарушалась. Конечно, в реальных условиях 1939 г. советско-германский пакт противоречил духу советско-польского соглашения. Но если говорить откровенно, дух того или иного соглашения — вещь достаточно условная и воспринимается скорее под влиянием субъективных факторов. Как бы то ни было, официально Варшава в тот момент не увидела в действиях Москвы нарушения действующего договора.

Что касается секретного протокола к советско-германскому пакту, то этот документ также носит достаточно аморфный характер. В нем не зафиксированы какие-либо антипольские соглашения сторон. Напомним этот текст: „В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии р. Нарева, Вислы и Сана. Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимости Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития. Во всяком случае оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия“[519]. Как видим, все „антипольское“ содержание документа состоит из бесконечных оговорок — „если бы да кабы“ и абстрактных понятий „сфера интересов“, „территориально-политическое переустройство“. В любом случае никаких реальных территориальных изменений или оккупации „сфер интересов“ советско-германский договор не предусматривал[520]. В этом и заключается его принципиальное отличие от Мюнхенского соглашения, которое прямо передавало Германии приграничные районы Чехословакии.

К сожалению, теперь, зная дальнейшие события, некоторые исследователи склонны полагать, что Гитлер и Сталин уже тогда, в ночь на 24 августа, заранее знали, что именно произойдет в ближайшие 38 дней. Естественно, что в действительности этого не было. Вообще ситуация конца августа 1939 г. была столь запутанной, что политики и дипломаты всех стран, в том числе и Советского Союза, старались подписывать максимально расплывчатые соглашения, которые в зависимости от обстановки можно было бы трактовать как угодно. Более того, 24 августа никто не знал, возникнет ли вообще германо-польская война или будет достигнут какой-то компромисс, как это было в 1938 г. В этой ситуации термин „территориально-политическое переустройство“ Польши мог трактоваться и как вариант нового Мюнхена, то есть позволил бы Москве заявить о своих интересах на возможной международной конференции. А понятие „сфера интересов“ вообще можно было трактовать как угодно. В любом случае советско-германский пакт был соглашением, рассчитанным на любую ситуацию.

Конечно, Москва была заинтересована в отстаивании своих интересов, в том числе и за счет интересов других, но это, как бы то ни было, является аксиомой внешнеполитической стратегии любого государства. Почему же лишь Советскому Союзу подобные действия ставят в вину? Кроме того, не следует забывать, что именно дипломатические игры Англии и Франции подтолкнули Германию к войне с Польшей. Тем не менее, ныне самым неожиданным образом виноватым в этом оказался СССР. Кстати сказать, никто не мешал Варшаве договориться с Москвой или с Берлином, и тогда не было бы никакого советско-германского соглашения. Но в реальной обстановке второй половины 1930-х гг. вариант советско-польской договоренности был практически полностью исключен.

Начало войны в Европе в сентябре 1939 г. оправдало самые худшие опасения Кремля. Оказалось, что Англия и Франция не готовы к реальному столкновению с Германией, и вместо быстрого поражения Германии, при фактическом невмешательстве западных союзников, была разгромлена Польша. Политика „умиротворения“ принесла свои неизбежные плоды, продемонстрировав неспособность Лондона и Парижа отстаивать свои собственные интересы. Можно по-разному объяснять позицию Англии и Франции, но никуда не уйти от того факта, что союзники бросили Польшу на произвол судьбы. Причем, как теперь известно, эта позиция Лондона и Парижа не была какой-то импровизацией, возникшей под влиянием событий. Нет, это была заранее сформулированная и неуклонно проводимая в жизнь стратегическая линия англо-французских союзников, определявшаяся политикой „умиротворения“ Германии. Поэтому трудно понять позицию исследователей, считающих, что союз с Англией и Францией отвечал интересам СССР, которому в этом случае пришлось бы вступить в войну с Германией на территории Польши при полном бездействии союзников на западе[521].

Добившись обеспечения своих интересов в Восточной Европе благодаря пакту о ненападении, Советский Союз внимательно следил за развитием событий в Европе, готовясь использовать их к своей выгоде. Пассивная позиция Англии и Франции, имевших возможность разгромить Германию уже в сентябре 1939 г., позволила советскому руководству активизировать свою политику в отношении Польши, которая в течение большей части межвоенного периода рассматривалась Москвой как враг № 1, и приступить к ревизии навязанных ему в 1920–1921 гг. границ[522]. Германское руководство стремилось вовлечь СССР в войну с Польшей, чтобы продемонстрировать германо-советский „союз“, но Москва успешно избежала этой опасности. В основу советской пропаганды с объяснением причин вмешательства в германопольскую войну были положены идеи обеспечения государственных интересов СССР и защиты украинского и белорусского народов в условиях распада Польши. Советскому руководству удалось совместить эту, антигерманскую по сути, пропаганду и сотрудничество с Германией в разделе Польши.