Юность дедов наших

3

Осень незаметно сменила лето. После сильного дождя у звена механизации выдался выходной. Санька, Василь и механик Николай возвращались с удочками с рыбалки. На сломленной с ивового куста веточке у каждого висело по несколько хороших карпов, зацепленных через жабры.

Редкие дни отдыха от колхозной работы всегда были заполнены домашними делами, а тут рыбалка. Красота. Парни шли, никуда не торопясь, босиком, подвернув штаны до колена. Мокрая трава приятно щекотала пальцы на ногах удачливых рыболовов. Они уже подошли к хутору, когда им навстречу с расстроенным видом вышла Нина, девушка двадцати с небольшим лет. Она будто спешила куда-то и, отвернув голову, собиралась молча проскочить мимо.

— Здравствуй, Нина. Как поживаешь? — чуть не вслед ей крикнул Николай, — от супруга твоего новостей нету?

Девушка остановилась, обернулась, подошла вплотную к Николаю и с укором посмотрела ему прямо в глаза.

— Как же не быть-то? Есть, конечно, — протянула механику типографский бланк с печатью.

— Что это?

— Весточка, — Нина чуть не разрыдалась, но сглотнула ком в горле и продолжила язвительно, — только он сам, видишь, не смог написать. Закопали его. Вот командиры оповестили. Пишут, что нет у Вас больше мужа. Живите сами.

— Ты не переживай, — попытался успокоить её Николай, — война, что же поделаешь, надо жить как-то.

— Ничего не поделаешь? — сверкнула глазами Нина, — друга твоего закопали, а ты здесь, живой и здоровый, с пацанами на рыбалку ходишь. Много наловили?

— Я же не прятался, — попытался оправдаться Николай, — меня председатель в приказном порядке оставил механиком. Броню сделал.

— Ну, да. У мужа моего брони не было, вот его и пристрелили, а ты броневой, — Нина хлопнула Николая по плечу, — тебя пуля не берёт.

С этими словами девушка тихо заплакала, прикрыв рот руками, развернулась и ушла таким же быстрым шагом.

Николай на секунду о чем-то задумался, затем со злостью закинул в кусты удочку, бросил карпов на дорогу и ушёл, ни слова не говоря, в другую сторону.

— Вот дурная, — буркнул Санька, направляясь за удочками в овраг, — Николай-то при чём, он что ли мужа её убил?

— Горе у неё, понимаешь? — сказал Василь, поднимая карпов, — она не знает, что теперь с этим делать, вот и делится со всеми, кого встретит, как умеет. Одной тяжело такое в себе носить.

— Сейчас всем тяжело. Вот она поделилась, а у нас теперь, похоже, механика не будет. Чую я, пошёл он вещи собирать.

Нина вошла к себе в дом. В комнате на полу возился с нехитрыми игрушками пятилетний мальчик Вовка, её сын. Девушка сняла косынку и села за стол с пустым взглядом. Вовка подошёл и заглянул ей в глаза.

— Ты злишься, мама?

Она погладила сына по голове, посадила к себе на колени, обняла его и грустно улыбнулась:

— Нет. С чего ты взял? Просто дура мамка у тебя.

— Почему?

— Хорошего человека ни за что обидела.

Николай вернулся домой в раздумьях. Его мама, тётя Аня, женщина сорока пяти лет, вдова. Бодрая и решительная в поступках, правдоруб, не уверенные в себе мужики просто меркнут на её фоне. В домашних делах никогда ни у кого помощи не просила. Гвоздь забьёт и крышу перекроет. Сейчас она суетилась у печи.

Николай окинул взглядом комнату, посмотрел на мать, повесил кепку на гвоздь у двери, прошёл к сундуку и достал из него вещмешок. Тётя Аня продолжала свои дела.

— Сегодня на ферме коров забивали, — сказала она, — так мы с бабами потроха разобрали и перемыли. Хоть не мясо, но всё равно картошка не пустая получилась.

Тётя Аня поставила на стол чугунок с ужином и только сейчас заметила, что сын куда-то собирается.

— Ты куда намылился, в район опять, за железками?

Николай сел на лавочку и швырнул на пол вещмешок.

— Не могу я так больше, мам.

— Что случилось-то?

— Мужики воюют, а я здесь. Вон Нине только что похоронка пришла. Стыдно ей в глаза смотреть было. Правильно она мне высказала. Может, если бы мы все, у кого бронь, упёрлись, так и отбились уже. Октябрь скоро, а просвета не видать.

— Так и хлеб растить надо. Кто их всех кормить будет, бабы с пацанами? У нас уже ноги не ходят, от зари до зари на работе, а надо успеть и свой огород обработать.

— Я не об этом, — попытался вставить слово Николай.

— А я об этом. На трудодень ничего не дают, всё на фронт. Ты решил меня совсем одну оставить?

Николай встал и подошёл к матери.

— Воевать пойду. Только не ругайся и не уговаривай. Так надо.

Тётя Аня присела на стул и вздохнула:

— Не буду уговаривать. Иди, раз собрался. Может, ты и прав, надо всем вместе упереться.

У председателя с ним состоялся тоже нелёгкий разговор. Тот метался по кабинету как тигр в клетке:

— Еще раз говорю, что не обязательно тебе сейчас идти. Справляются пока. Будет необходимость, то и меня, и старого Мирона призовут, — председатель остановился и спросил, опершись на рабочий стол, — на кого технику оставляешь? На пацанов? Знаешь ведь, что ситуация хреновая. Рухлядь работает, а план вынь да положь.

— Ну, чего ты, Андрей Егорович, рисуешь такой ужас страшный? Пацаны эти, как ты говоришь, лучше меня трактора знают, потому как интересно им это пока. Не приелось, — возразил Николай, — справятся.

Председатель расстроенно покачал головой:

— Зря ты едешь сейчас. Там бои сильные. Я в районе слышал, что отступают наши по всем фронтам, может, переждёшь?

— Ну вот, а говорил, что справляются. Люди хоть в глаза ещё не говорят, но за спиной шепчут. Вон Нине похоронка пришла, а я здесь.

— На тот свет не опоздаешь. Подумай ещё раз, пока не поздно, хорошо подумай.

— Не рви душу, поеду я, — отрезал Николай.

Санька с Василём смотрели в след подводе, которая увозила их товарища куда-то в неизвестность, так же как их отцов недавно увезла районная полуторка. Что будет дальше — никто не знал. Только ощущение невозместимой потери, пустоты, бессилия перед непреодолимыми обстоятельствами возрастало всякий раз, когда очередной призывник отправлялся туда, откуда ещё никто не возвращался.

Нина шла по улице с ведром воды, левой рукой придерживая ворот телогрейки. Ноябрь вступал в силу. Промозглый ветер и мелкий моросящий дождь били в лицо, заставляя отворачиваться в сторону. Навстречу Нине быстрым шагом шла к себе домой тётя Аня.

— Здравствуй, Анна, — попыталась начать разговор Нина, но та прошла мимо, даже не повернув головы. Подошла к своей калитке, отворила её и прошла дальше в дом, не желая и видеть того, кто надоумил её сына без необходимости уйти на войну.

Нина молча смотрела ей в след, понимая, что Анна имеет полное право на неё обижаться, даже ненавидеть. Она миллион раз пожалела о той минутной слабости, когда обвинила Николая в том, что он живой, а муж её погиб. Конечно, Николай здесь ни при чём. Сердце сжималось каждый раз, когда она вспоминала это всё.

— Здорова, Нина, — раздался голос подошедшего Мирона, — ты Анну не видала?

— Видела, — ответила девушка, — она только что домой прошла.

Мирон, будто смутившись, отряхнул рукой сиденье велосипеда, затем свою почтовую сумку и откашлялся:

— Ты бы домой шла. Она баба решительная, как бы не случилось чего.

— Она добрая, просто обижается на меня и понятно почему, но я вовсе не хотела Николая на войну посылать. Ляпнула, не подумавши, а оно вон как получилось.

Мирон расстегнул сумку.

— Тут другая беда, — он достал знакомый уже девушке бланк, — вот, на Николая пришла.

У Нины из рук выпало ведро и грохнуло об землю.

— Вот так, — сказал Мирон, застёгивая сумку, — как и твой муж, тоже пару месяцев как уехал, и теперь всё, нету. Ты иди, иди.

Нина осталась на месте, а почтальон, ковыляя на протезе и держась за руль своего велосипеда, пошёл дальше.

Тётя Аня стояла рядом с печью у себя в доме. Нужно было немного прогреть, чтобы вечером не возвращаться в холодные стены. Она увидела в окно, что возле калитки топчется и не решается зайти Мирон. Женщина вышла на ступеньки, почтальон, пряча глаза, подошёл.

— Здравствуй Анна. Тут дело такое, — он достал из сумки похоронку и протянул, — прости если что.

Она взяла её в руки, бегло прочитала, взглянула поверх головы почтальона на дорогу, смяла бланк в кулаке и, ни слова не говоря, резко вернулась в дом. Войдя внутрь, она откинула крышку сундука, достала из него завёрнутое в мешковину ружьё, заломила его, заглянула в стволы, резко сложила и спустила оба крючка. Раздался сухой, металлический щелчок. Её сын всегда держал охотничью двустволку в исправном начищенном состоянии. Анна накинула на плечо полный патронташ и направилась к двери.

На ступеньках её встретил старый Мирон. Поняв, что сейчас произойдёт, он кинулся к женщине, выставив вперёд руки, пытаясь схватиться за ружьё.

— Анна, брось! Это же подсудное дело. Дитё у неё малое, Анна.

— Уйди отсюда, — рявкнула женщина и прикладом оттолкнула старика в сторону. Она вышла за калитку и направилась к Нине, которая стояла на дороге с глазами, полными слёз. Анна на ходу вынула два патрона и бросила патронташ на землю, затем вставила их в стволы и резко сложила ружьё.

— Прости, — беззвучно шевеля губами, прошептала Нина.

Анна подошла вплотную:

— У сына моего прощения попросишь, скоро вы с ним увидитесь.

Приложила приклад к плечу и вскинула ружьё, направив его прямо в лицо девушке. Она подняла взгляд к небу и смиренно закрыла глаза. Раздался выстрел. Косынка с головы Нины, сбитая пороховыми газами, метнулась в сторону как беспокойная чайка.

Тут же из соседних дворов выскочили люди и бросились к Анне, пытаясь её удержать. Нина вытерла лицо ладонью и посмотрела на неё, крови не было. Женщина в последний момент, поборов в себе ненависть, увела стволы в сторону, и заряд прошёл прямо над головой девушки, лишь немного опалив ей волосы.

— Чего ты добилась, сука? — взревела Анна. — Чтоб тебе пусто было!

Женщина с отвращением плюнула под ноги Нине и, отмахнувшись от пытавшихся её удержать соседок, направилась к своему дому. Взяла ружьё за стволы и с отчаянным криком ударила о дерево. Приклад разлетелся в щепки. Анна отбросила в сторону то, что осталось от ружья, и зашла в дом, громко хлопнув дверью.

Всё так же стоявшая на дороге Нина беззвучно плакала, опустив голову. Затем обернулась и тихо ушла, забыв про косынку и ведро, лежавшие на дороге.

Того, что произойдёт через несколько дней, никто не мог предположить. Тётя Аня занималась домашней работой, пытаясь отвлечься от тяжёлых мыслей. Когда останавливалась, то снова накатывала обида неизвестно на кого за свою загубленную жизнь. Была одна отрада — сын, но и его забрала тяжёлая судьбина. В такие моменты снова вставала и начинала что-нибудь делать ещё с большим усердием. Она взглянула в окно, у калитки стояла Нина. Анна подошла к окну и демонстративно задёрнула шторы. Сама отошла немного вглубь комнаты, чтобы её не было видно, и наблюдала за незваной гостьей. Та положила что-то в почтовый ящик и ушла.

Анна вышла во двор, достала из скрипучего колодца воды и поставила на ступеньки перед домом. Затем сходила в сарай за зерном и насыпала в кормушки. Беспокойные куры сбежались, махая крыльями, и суетились у её ног.