Родовой кинжал

15

Самое лучшее лекарство для вас — лечебное голодание. Свою еду можете отдать мне, я найду ей применение. И не забудьте заплатить за совет. Стандартный метод исцеления Даезаэля Тахлаэльбрара для восьмидесяти процентов обращений пациентов

— Мила, Мила! Мила! — Имя пробивалось в мой мозг, как будто через замковую стену, вырывая меня из бесконечных кошмаров один другого ужаснее. — Мила! Очнись!

Налицо полилась холодная, такая освежающая вода. Я открыла рот, и Волк грубо сунул туда носик чайника, чуть не сломав мне зубы, впрочем, я была даже благодарна за боль, которая прогнала остатки кошмаров из моего сознания.

Пока я жадно глотала, стараясь не захлебнуться, капитан одной рукой растирал мне уши — лучший способ быстро привести человека в чувство.

— Давай, поднимайся же! — Ярослав почти насильно усадил меня, и я охнула, уцепившись за его рубашку обеими руками.

Фонарь на потолке безумно вращался, оставляя болезненные, доводящие до слез пятна в глазах.

— Что? — пролепетала я, понимая, что никогда мне не было так плохо. — Я… умираю?

— Посмотри на меня! — Капитан наотмашь ударил меня по щеке.

Я с трудом сфокусировала на нем взгляд и сразу же поняла, что ситуация критическая — на плечах Ярослава, просвечивая сквозь рубашку, ярко горела серебром татуировка.

— Нас отравили, — сказал Волк. — Поняла? Отравили! Все умирают, я смог привести в чувство только тебя. Сделай что-нибудь! Слышишь? Сделай!

Я закрыла глаза и попыталась упасть, но капитан не дал мне такой возможности. Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Это, знаете ли, больно, когда тебя бьют по щекам, да еще так сильно.

— Я не целитель, Мила, я не знаю, что делать в нашем случае! — Ярослав тряс меня за плечи. — Даезаэль умирает. Драниш не приходит в себя.

— Прекрати. — В горле нестерпимо царапало. — Прекрати меня трясти. Сейчас. Сейчас. Я думаю…

Так, нас отравили утром, вот что имел в виду хозяин гостиницы, говоря, что это специальное блюдо. Проклятый бургомистр так не хотел, чтобы наш отчет попал в замок Сыча, и поэтому отравил нас каким-то ядом замедленного действия. Это плохо, это очень плохо. Он не знал, что капитан узнает о предполагаемой невесте и помчится вслед за ней, даже не поужинав, — иначе подозрение пало бы на последний городок, в котором мы были.

Вот почему меня вечером тошнило! И вот почему капитан смог разбудить только меня — я приняла хоть что-то, что помогает организму бороться с ядом. И вот почему Даезаэль так рано лег спать! Интересно, почувствовал ли он неладное и выпил ли что-то из чудодейственных эльфийских антидотов?

Я на четвереньках подползла к целительской сумке — она была пуста. И моя, в которой хранились всякие безобидные настойки типа валерьянки или подорожника, и эльфа, раньше набитая под завязку порошками и бутылочками. Бургомистр предусмотрел все.

— Мы обречены? — спокойно спросил капитан, помогавший в поисках и по мере необходимости приводивший меня в чувство.

Я привалилась к груди Ярослава, обхватив его руками. На его спине мои ладони жгла серебристая татуировка, и это помогало связно мыслить куда лучше оплеух. Думай, думай, ты что-то упускаешь, что-то упускаешь…

— Я не сдамся так легко, — прошептала я, вонзив ногти в ладони. — Не сдамся. Должен быть выход…

Да! Конечно!

— Ярослав, подними меня на крышу и выбрось на улицу одеяла, — решительно сказала я.

Капитан повиновался без лишних вопросов. Я поняла, как ему было тяжело, только тогда, когда он, затащив меня наверх, упал на заднике фургона, тяжело дыша. Неужели яд настолько силен, что не помогает даже сила Дома? Впрочем, Ярослав был единственный на ногах, поэтому мне было грех жаловаться.

Подсвечивая себе лампой — на магию я благоразумно не стала надеяться, — принялась потрошить сумки эльфа.

Через какое-то время ко мне присоединился и Ярослав.

— Я вытащил всех на улицу, — сказал он. — Что мы ищем?

— Когда Персиваль напился в замке Сыча, Даезаэль где-то в своих сумках нашел средство от похмелья. Я не верю, что у него больше ничего нет, — объяснила я, снова хватаясь за Волка.

Он совершенно не возражал, более того, одной рукой прижал меня к себе посильнее, а другой снова стал растирать мои уши.

Мы раскрыли еще одну сумку эльфа — как это всегда бывает, последнюю — и ахнули. Под тонким слоем одежды у целителя оказались огромные запасы баночек, тюбиков, порошков, каких-то веников сушеной травы, мешочки с сухариками и сахаром, перевязочные материалы… Зачем он в начале нашего путешествия запасся таким количеством целительских снадобий и почему никому не сказал об этом, осталось для меня загадкой.

Вскоре мы нашли пузырьки и пакетики, подписанные изящной эльфийской вязью и украшенные красноречивым изображением перечеркнутого черепа. Капитан посмотрел на них и грязно выругался. Потом несколько раз вздохнул и сказал:

— Извини. Как мы найдем здесь необходимое?

— Я не знаю, каким ядом нас травили, — призналась я. — Придется принимать все. Авось хуже не будет.

— Нас отравили вискабадой или ядом дерева тогинор, — неожиданно сказал Волк. — Только они так действуют. — Он криво усмехнулся и помог холодной рукой вернуть на место мою отвисшую челюсть. — Матушка заставила выучить действия ядов, а вот с урока по противоядиям я сбежал, а потом все времени не было. А еще она заставляла принимать чуть-чуть разных ядов каждый день, чтобы организм привык. Наверное, нужно ей будет сказать спасибо… Мила, ты меня слушаешь? Мила!

Хлоп!

— Да. — Я потерла щеку. — Разберемся, значит, читать по-эльфийски я умею.

Я, наморщив лоб, пыталась разобрать написанное. Даезаэль — или кто подписывал пузырьки — обладал почти нечитабельным, кривоватым почерком. Иногда все буквы сливались у меня в одну, и я теряла сознание, но Волк быстро приводил меня в чувство своими безотказными, но болезненными методами.

За время сидения на крыше мы успели выпить весь чайник.

— Плохо без воды. — Я с сожалением слизнула с носика последнюю каплю. Меня била дрожь, а по спине текли ручейки пота.

— Ничего, — сказал Ярослав, — я остановился у ручья и…

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Я открыла глаза, чуть не заплакав от боли в голове, и, медленно-медленно подняв невероятно тяжелую руку, принялась искать среди пузырьков нужные.

— И что теперь? — спросил капитан, когда я протянула ему несколько склянок.

— Сейчас, я думаю. — Мысли в голове словно выдирались из вязкого болота; чтобы связать слова в предложения, нужно было приложить массу усилий. — Пьем по глотку сначала это, потом это и это…

— И что дальше?

— Не знаю, — сказала я, глотая едкую жидкость. — Фу-у-у!

— Не спеши, давай сначала вниз спустимся, — сказал капитан. — Там водой хотя бы можно запить.

Когда я спускалась, то потеряла сознание и упала прямо на Ярослава. Он не смог меня удержать и упал с задника фургона на землю. Думаю, если бы не активированная татуировка, заставляющая работать на пределе все силы организма, он бы себе что-нибудь сломал, а так только от души выругался. Я очнулась от звуков его голоса и какое-то время просто слушала. Когда еще можно будет застать сдержанного благородного в таком состоянии! Хотя, конечно, лучше пусть он будет холодным и равнодушным, но здоровым.

— Ты пузырьки не разбила? — спросил он, заметив мой взгляд.

Оказалось, ремешок котомки со спрятанным в ней заветным лекарством я умудрилась каким-то образом накрутить на руку, и со склянками ничего не случилось. К тому же каждая из них была завернута в особую крепкую ткань — в некоторых вопросах эльфы бывали дотошнее гномов.

Уже начало светать, когда мы закончили возиться с нашими друзьями — поили их лекарствами, водой, укладывали поудобнее, вытирали кровавый пот или отмывали от рвоты. Когда они начинали метаться в бреду, нужно было следить, чтобы страдальцы не подавились слюной или не повредили себе что-нибудь. Дрожащих нужно было укутать, мечущихся в бреду от высокой температуры — обтереть ледяной водой.

В конце концов я упала совершенно без сил и тихо заплакала. У меня не было уверенности в том, что мы сделали все правильно, я не знала, выживет ли кто-нибудь из нас, и вообще я очень, очень, очень устала. И мне даже стало казаться, что просто умереть было бы легче, чем вот так мучиться.

Капитан молча лег рядом и так же молча привлек меня к себе, прижав голову к своей груди. Там, под мокрой от пота и грязной донельзя рубашкой, гулко и быстро билось сердце, как будто он только что бежал, не останавливаясь, несколько часов. Ярослав из-за действия магии весь горел, и только кисти рук почему-то были ледяными.

Я постепенно согрелась и почувствовала, что мое тело становится все легче, легче и легче. Перестал болеть живот и кружиться голова. И я полетела куда-то в черную-черную, но такую тихую и спокойную пропасть…

— Не успеешь отвернуться, как они уже обнимаются. — Этот голос, полный ехидства и скрытой радости, заставил меня открыть глаза.

Передо мной на корточках сидел Даезаэль, весь какого-то землистого цвета, огромные глаза ввалились, губы были совершенно бескровными. Эльф был абсолютно гол, и на теле почти неприлично выпирали ребра — было такое ощущение, что его не меньше недели морили голодом.

— Вставай, вставай, хватит придуриваться. Я что, один должен этих полудохлых страдальцев обслуживать? — спросил целитель, давая мне таким образом понять, что все еще живы. — Я в тебя уже столько магии влил, что ты танцевать должна, а не кривиться.

— Как остальные? — Я с трудом разлепила пересохшие губы.

Даезаэль подал мне кружку, над которой вился парок:

— Пей. Гадость несусветная, но на ноги поставит.

Я была в таком состоянии, когда уже все равно, что с тобой, поэтому без возражений отхлебнула глоток.

Оказывается, мое состояние было не таким уж плохим. Потому что после второго глотка мне захотелось кинуть чашку в эльфа, после третьего — убить его, а после четвертого — умереть, но больше никогда не пить это пойло.

А после пятого мне стало значительно легче.

— На, съешь. — Даезаэль протянул мне небольшой сухарик. — Как хорошо, что вы, когда вчера потрошили мои сумки, не нашли это и не сожрали раньше времени! Я бы вас за это убил, честное слово.

— А что это? — Я засунула сухарик в рот целиком, и через несколько мгновений он превратился в большой, необыкновенно мягкий бисквит. Теперь я могла только мычать, пытаясь хоть как-то пошевелить языком и протолкнуть хоть часть хлеба в глотку или наружу.

— А не жадничай, — поучительно сказал Даезаэль. — Это очень большая ценность, заэ-инн. Целебный хлеб. Его умеют изготовлять только несколько эльфов в королевстве, и одна из этих умельцев — моя мать.

Он помолчал, откусывая от сухарика по крохотному кусочку, потом кивнул на небольшой мешочек, сшитый из той же ткани, которая укутывала пузырьки с противоядиями.

— На стоимость вот этого я могу купить такое племя троллей, что Драниш удавится от жадности. Но не куплю, потому что не знаю, зачем оно мне. Хотя, может, и куплю, чтобы полюбоваться на рожу твоего тролля. Если после исцеления от вас вообще что-то останется, конечно. Вставай, раздевайся — и в речушку. Там на бережке уже мыло лежит. От тебя невыносимо воняет! Да не смущайся ты, я отвернусь. А остальным сейчас не до твоих прелестей.