Седьмое небо

Глава 4.

Все приличные дороги ведут в трактир. Не была исключением и та, по которой шли путешественники.

Трактир был длинным, приземистым сооружением без окон, похожим на сарай. В свое время трактирщик здраво рассудил, что оконные стекла, регулярно разбиваемые подвыпившими посетителями, – дорогое удовольствие. И заложил все окна кирпичами. Дешевле выходило покупать в достаточном количестве свечи, чтобы освещать помещение круглые сутки.

Втянув носом запахи, доносившиеся с кухни, дед оживился: «Такой ерунды на постном масле, как здесь, больше нигде не подают. Пальчики оближешь. Только смотри, язык не проглоти. Уж больно дорого потом к лекарю обращаться, чтоб достал.»

Ерунда на постном масле, поданная на большой круглой сковороде, шкворчащая и духовитая, представляла из себя смесь различных овощей и мясных остатков, зажаренных до хрустящей корочки. Подбирая капли масла корочкой хлеба, дед и внук уплетали за обе щеки.

За соседним столом дружно хлебало кашу деревянными ложками семейство захребетников: многострадальный Антип, супруга его Лукерья, теща Гадюка Аспидовна и дочка Груша. Горшок каши, стоящий перед ними, исходил паром. Груша то и дело поглядывала на парня, ловко отводя глаза всякий раз, как он решался посмотреть на нее.

Тем временем дед, пользуясь моментом, пока Лукерья и Гадюка Аспидовна подсели к большому самовару в центре зала испить чайку, завел разговор с Антипом.

«Дородное у Вас семейство. Тяжело, небось, таскать на плечах всю дорогу?»

«И не говори,» – отозвался бедолага.

«Как же вас так угораздило?» – продолжал настойчиво любопытствовать дед.

«Сам виноват,» – неохотно признался Антип. – «Как Лукерью в жены брал, по пьяни на свадьбе поклялся, что семья моя никогда ни в чем недостатка знать не будет, на горбе своем всех вывезу, все выдюжу. Нет бы поклялся быть семейству надежной опорой или чего там еще обычно говорят. Эх! Хмель проклятый! Так и мыкаюсь с тех пор. Жена, теща, да дочка – все мои захребетники. Хмельного с тех пор в рот не беру. Зарекся.»

«Что ж не освободили они Вас от данного слова?»

«Да зачем им? Хорошо сидят, ножки свесили. Грушенька вот только облегчить мою участь пытается. Будь ее воля, и вовсе на шею не садилась бы. А слово неосторожно даденное теща таскает как камень за пазухой, да бережет пуще глаза.»

«Несправедливо это, тятенька,» – встряла в разговор девушка. – «Я у тебя этого слова не брала. Меня тогда еще и в помине не было.»

Вечер в трактире только набирал обороты. Дым от коптящих свечей коромыслом повис посреди зала. Одним концом коромысло касалось фыркающего самовара, другим – пышущего жаром камина, где над углями подрумянивался поросенок.

В поисках ужина и ночлега в трактир стекались усталые путники со всех сторон. Оборотистый трактирщик носился по залу с огромным подносом, уставленным мисками и горшками, наполнял глиняные кружки кукурузным элем, неспешно крутил вертел с поросенком. В общем, работал не покладая рук. Порой он даже оставлял свои руки крутить вертел, а сам бежал на кухню поторопить супругу-трактирщицу, спешно чистившую овощи и щипавшую кур.

Присматривать за своим шумным хозяйством ему приходилось во все глаза. Дабы ничего не упустить из виду, он, оставив на месте один глаз, второй цеплял на затылок. Так никому не удавалось улизнуть, не заплатив.

Через некоторое время в трактире появился новый гость. Франтоватый мужичок ступал уверенно, хотя и нетрезво. Одет он был не по сезону: в шелковую, с зеленым отливом рубаху, бархатный пиджак с позолоченными пуговицами и красной кожи сапоги. На голове у него красовалась широкополая соломенная шляпа с сеткой, со всех сторон спускающейся на плечи, а на руках – тонкие лайковые перчатки.

«Это кто ж такой будет? Пасечник, никак?» – полюбопытствовал дед.

«Сам ты пасечник,» – обиделся гость. – «Это новомодный аксессуар. От комаров и мух защищает.»

«А-а,» – озадаченно протянул дед. – «Присаживайтесь с нами, коли не побрезгуете.»

Гость важно оглядел переполненный трактир и соизволили принять приглашение.

«Аристарх,» – высокомерно представился щеголь. Аккуратно размещая на столе снятую шляпу. Потом он стянул узкие сапоги и с облегчением пошевелил пальцами почему-то босых ног. По залу поплыл непередаваемый аромат, соперничая по силе с запахом жареного поросенка.

«Взопрел чуток,» – виновато хихикнул франт.

«Трактирщик, а трактирщик! Неси мне мяса. Поросенок готов? Вот его и давай. С кашей,» – по-петушиному тонко прокричал он.

Трактирщик при виде денежного клиента засуетился. В этот момент в трактир вошли два мрачного вида амбала и молча уселись напротив щеголя. Тот немного притих, но, когда трактирщик принес блюдо с едой снова раздухарился. Нарочито медленно, пальчик за пальчиком, франт стал стягивать с рук перчатки. И стоило ему только стянуть первую, посетители трактира охнули и благоговейно затихли.

Руки у Аристарха были золотыми. Франт наслаждался произведенным эффектом. Лишь два амбала стучали в тишине ложками, не обращая на происходящее никакого внимания. Они это зрелище видали неоднократно. По залу пробежал шепоток: «Золотые руки. Счастливчик. Везунчик.»

«Скажи-ка, мил человек, а как же этими руками нитку в иголку вдеть, скажем, или зад подтереть можно?»

«Все можно,» – авторитетно заявил Аристарх. – «Только не нужно. Мне и нитку в иголку вденут, и зад подотрут, если надо. Я, если хочешь знать, могу вообще ничего не делать. Были бы деньги. А с золотыми руками они всегда есть.»

«Откуда ж они есть?» – продолжал докапываться пытливый дед Богдан. Посетители трактира к тому времени уже отмерли и вернулись к ужину.

«Откуда, откуда?» – неожиданно зло ответил Аристарх. – «Не от верблюда. Из банка, разумеется. Заложил я руки под пожизненное содержание. Теперь и горя не знаю.»

«А отдавать как будешь?» – не унимался Дед.

«А отдавать не буду. Вот когда помру, банк возьмет, что ему причитается.»

«Это руки, что-ли?» – ахнул, догадавшись, Дед.

«Руки,» – неожиданно басом подтвердил один из мрачных амбалов. – «Заканчивай, спать пора,» – хмуро бросил он Аристарху.

Франт сник, без аппетита обгрыз свиное ребро, вытер руки о штаны, надел перчатки и отправился спать.

Дед Богдан и Иван ночевали на сеновале. Места здесь трактирщик бесплатно предоставлял тем, у кого были деньги на ужин, но не хватало на комнату.

«Но как же банк заберет у него руки, дед?» – в который раз спрашивал парень. Воображение рисовало ему возможную картину, но поверить в нее он никак не мог. Уж больно кроваво получалось, не по-человечески.

«Ну ты же видел двух мордоворотов. Банк приставил их для охраны своей собственности. Такие не только руки отрежут, но и сердце из груди вырвут.»

«А разве бывают и сердца золотыми?»

«Слыхал я об одном таком бедолаге. Что сердце у него золотое выяснилось уже после смерти. Бык поддел его на рога и распорол грудину. Родственники как увидали блеснувшее внутри золото, так вместо того, чтобы звать лекаря, разорвали несчастного на части.»

«Жуть,» – поежился одаренный богатым воображением внук, представив.

«Жуть,» – согласился дед. – «А ты представь, если бы этих мордоворотов рядом с ним не было? Долго бы он протянул со своими золотыми руками? Уже валялся бы в канаве с перерезанным горлом, убитый душегубами.»

«А эти банковские амбалы разве не душегубы?» – спросил внук.

«И эти душегубы,» – согласился дед. – «Но легализованные, на службе. А это не в счет.»

Поднялись путешественники ни свет, ни заря, решив прошагать по утреннему холодку сколько получится, а в полдень передохнуть в тенистом уголке. Вчерашней усталости как не бывало.