Лион Измайлов

— Только ты Дербеневу не говори. А то ведь ты знаешь, какой он насмешник. Скажет, что Колдун прописал горячий навоз к голове прикладывать или что-нибудь в этом роде.

Дербенев к нему иногда и туда, в Новосибирск, ездил и привозил лекарства и себе и друзьям.

Нет, человек-то он был отзывчивый. Мог, конечно, ради красного словца не пожалеть мать и отца, но все же в глубине души добрый.

Говорили, что он антисемит. Он, конечно, любил поговорить на тему «Что же вы, евреи…»и так далее, но дальше этого, во всяком случае со мной, дело не шло.

Был у него духовный отец Николай — священник, который нечистую силу изгонял. И был, кажется, крайних взглядов — настолько, что даже был лишен прихода. Но его Дербенев слушался беспрекословно.

Когда-то в молодости Леонид Петрович занимался йогой. Показывал, как мускулы живота у него ходят. Фигура у него была замечательная.

Однажды он увидел на мне финский модный плащ. Было время дефицита. Такой плащ достать было непросто.

— Лион, продайте мне плащ, все равно он на мне лучше сидит.

— Почему это лучше, вы его даже и не мерили! — Да чего мерить, я же точно знаю, что лучше.

Я снимаю плащ, он надевает. На нем сидит как на манекенщике.

— Видите, я же говорил. Продайте плащ.

Ну, я не продал, конечно, — плащишко и на мне тоже сидел неплохо.

Мы с ним сделали передачу «Шоу-Досье».

— Мне, — сказал он, — главное — показать молодых.

И действительно, привел на свою передачу Максима Дунаевского, Игоря Наджиева и молоденькую певицу, кажется, Русову.

Передача получилась хорошая. Отвечал Дербенев на вопросы зрителей точно и остроумно. Потом пошли к нему домой, ну и выпили, конечно.

Он вообще молодым певцам помогал. Например, когда-то попросил меня взять в детскую передачу «Взрослые и дети» какую-то не известную мне певицу с песней «Городская сумасшедшая». Я не взял, у меня сумасшедших и так хватало. Певица оказалась Машей Распутиной. Он ее тогда и раскрутил. Песни у нее были по тому времени крепкие.

Он скрывал, что так сильно болел. Я в тот период общался с ним, видел его несколько раз. Он вышел из больницы 4-го управления на Открытом шоссе и сказал, что напрасная трата и времени, и денег. Я потом туда жену свою отправлял и убедился, что он был прав. А Леонид тогда поехал в Новосибирск, привез бутылку какой-то черной жидкости от Колдуна, говорил, что вроде помогает.

И вот так.

Поминки были на Ордынке, в ресторане «У бабушки». Оплатила все А. Б. Пугачева. И Распутина была, и композиторы, писавшие с ним. Пугачева ничего не говорила, а после сказала мне: «Не могу я как-то такие вещи говорить».

Потом мы, человек двадцать оставшихся, пили чай в маленьком зале, и Распутина сидела тихо, и хорошо они как-то общались с Пугачевой.

А спустя какое-то время был вечер памяти Дербенева. Устроители меня выступать не пригласили, хотя на поминках я о нем рассказал очень хорошо.

Пугачева согласилась вести вечер памяти и готовилась к нему как следует.

Мы виделись на концерте Филиппа в Театре эстрады. Заговорили про этот вечер. Я сказал:

— Меня не пригласили.

Она ответила:

— Если ты человек, то сам придешь.

Я пришел. Устроители сделали все, чтобы Пугачёва концерт не вела. Почему они это сделали, одним им известно. Пугачева психанула и ушла. Вели Брунов и Лина Вовк.

Лина к нему хорошо относилась. Вот и вела. Нет, она хорошо вела. И Борис Сергеевич профессионал. Но Пугачева все равно провела бы лучше. У нее столько было связано с ним.

И у меня с Леонидом Петровичем было связано очень много. Мы не были с ним близкими друзьями. Но мне с ним было всегда интересно.