Прошка Лебеда и жезл некроманта

Глава 7. Приговор привести в исполнение

Остаток дня и всю следующую ночь Прошка провел в темнице. Правда там оказалось не многим хуже, чем в конюшне. Были свои плюсы. Жратву, например, приносили. Не надо было переться в общагу. Да и нары мало чем отличались от тех, что выделили ему пару дней назад во владениях незабвенной Марьяны. А уж сеновал Евкарпия и вовсе превосходили удобством в разы. Разве что свету было меньше. А откуда ему взяться? Одно слово — «темница». Под землей вырыли.

Утром следующего дня по ту сторону двери зашуршали. В специально оборудованное окошко сунули очередную миску с кашей. Точно с такой же, как была там… В столовой. Правда к ней полагалась еще чарка воды. Оно и понятно. Заключенные к роднику протопать не могли. Засовы мешали.

— Прошка, ты?

Знакомый голос по ту сторону двери заставил заключенного воодушевиться. Он принадлежал дружиннику Яшке. Тому самому, который был обязан своей жизнью некроманту и его зажигалке.

— Я! — поспешил отозваться Прошка. — Дружище, вытащи меня отсюда.

— Эх, Прошка, Прошка! — в голосе дружинника зазвучали грустные нотки. — Я бы и рад, да не могу. Кто я? И кто воевода! Это он приказал тебя сюда… А я так. В наряд напросился, чтобы голос твой услышать, да спросить, как ты? Истосковался?

— Не то чтобы… — честно признался Прошка. В этом мире сутки безделия в горизонтальном положении наказанием не казались. — Ты мне скажи, что будет со мной?

— Это суд решит, — произнес Яшка и замолчал.

— Какой такой суд? Эй, Яшка…

Показалось, что дружинник ушел, но через мгновение он снова подал голос:

— Высший. Тройка. Батюшка-царь, брат-воевода, да отец-инквизитор. Так нечасто бывает. Разве что, когда на жизнь и здоровье государственных людей посягают…

— Я не посягал… — оборвал дружинника обеспокоенный Прошка. Перспектива оказаться государственным преступником как-то не вдохновляла. Тем более, что здесь, как ему было известно, мораторий на смертную казнь не действовал. Запросто могли на костре спалить, или превратить во что-нибудь квакающее.

— Друг, — обратился заключенный к Яшке. — Может ты мне побег организуешь? Была, не была. А?

— Да не могу я, — отозвался через дверь дружинник. — Субординация, присяга. Да и куда бежать то? В лес?

Действительно. Бежать было некуда.

— А что тогда делать?

— Жди! — буркнул Яшка. — Главное не ерепенься. Тогда обойдется может. Некромант специальность нужная и редкая. Глядишь, на костре не спалят.

Звучало не очень обнадеживающе. Похоже, Яшка сам не до конца верил в то, что говорил.

— Держись! — кинул на прощание дружинник, и исчез.

После такой душеспасительной беседы аппетит у Прошки пропал. Мысль о том, что эта безвкусная смесь из бздычки, знать бы еще что это такое, может оказаться последней в жизни, давила, мотала, гнула. Часа через два за ним пришли. Двое. Молчаливые, одинаковые, закованные в сталь. Был ли среди них Яшка так и осталось загадкой. Весь путь до царского терема они прошли в тишине. Тем паче, что Прошке, для порядка, сунули в рот тот самый волчеглист. Палку с завязками. Да руки за спиной стянули, чтобы не баловал.

Через высокие украшенные чудными узорами ворота завели в царский терем. Затем провели по нарядному коридору с изысканными кованными канделябрами и торчащими из стен держалками для факелов в форме лебедей. Втолкнули в небольшое помещение на первом этаже. Там за столом, уставленным всевозможными яствами, восседали судьи. Слева сам воевода. Не такой хмурый, как утром. Даже румяный. Похоже из-за кубка, зажатого в правой руке. Вояка энергично работал челюстями, время от времени вливая в себя очередную порцию чего-то красного, никак не похожего на воду.

Далее, Прошка не сразу понял, что это не живой человек, находилось изваяние, похоже, батюшки-царя, в натуральную величину, еще и раскрашенное красками так искусно, что, если бы не замерший, направленный в одну точку взгляд, да аномальная неподвижность, недоступная даже индийским йогам, его вполне можно было принять за живого человека. Что не говори, а мужчина он был симпатичный. Величественный. Не старый еще. С умным лицом, ясным взглядом. Хотя… Стоило ли доверять скульптуре? На службе у монархов искусство во все времена становилось более мягким и податливым.

Взгляд Прошки скользнул еще правее и… Вздох облегчения вырвался из груди. Там, в своем черном балахоне сидел, внимательно рассматривая подсудимого, так, как будто видел его в первый раз, никто иной, как отец-инквизитор. Взывая о помощи, Прошка замычал, за что сразу получил от одного из дружинников тычок между лопаток. Володя, вот уж мастерство, так мастерство, совершил едва заметное движение левой бровью, которое было однозначно истолковано подсудимым, как «Не пались, дурак. Все будет хорошо».

Прошка замолчал. Уставился на судей, переводя взгляд то на одного, то на другого.

— Итак, — начал, прожевав очередной кусок мяса, воевода. — Подсудимый Прошка Лебеда обвиняется в диверсии с целью обескровить и лишить управления доблестное войско его величества царя-батюшки Еремея шестого. Что в оправдание свое сказать хочешь?

Прошка замычал. Воевода заржал в голос.

— Во дурак! — обратился он к инквизитору. — Думал мы его правда спрашивать будем. И откуда он такой взялся?

Володя, единственный, кто знал откуда на самом деле взялся Прошка Лебеда, пожал плечами. Воевода продолжил:

— Итак, преступление на лицо. Я не буду спрашивать, кто тебя сюда прислал и зачем. Итак, все ясно. Кощей и его рогатые. Подчерк узнаю. Я этих тварей давно знаю. И надо же затесался в наши ряды. Конюхом прикинулся…

— «Я не виноват!» — хотел было крикнуть Прошка, которому очень не нравилось то, как проходил этот, с позволения сказать, процесс… Проклятая палка во рту не позволила защититься, а очередной тычок чем-то твердым промеж лопаток дал понять, что попытки высказаться следует прекратить.

— И в решающий момент, когда войско готовилось в поход ты, мерзавец, выбрал самый действенный способ его ослабить. Ты ударил по мне… В результате падения с лошади пострадала моя гордость, авторитет, а главное — седалище. Я теперь неделю на коня сесть не смогу. Так знахарка сказала.

Воевода замолчал. Ошалелый Прошка поглядел на инквизитора. Тот, вот уж артист, так артист, изображал полное равнодушие к судьбе подсудимого.

— Нет, он не шпион, — подал, наконец, голос Володя. — Я лично его допрашивал. А у меня, сам знаешь, не забалуешь, — инквизитор довольно осклабился. Воевода почесал затылок.

— Тогда, — замялся он. — Это не диверсия, а халатность. Тоже хорошего мало. Он, не осознавая высокой возложенной на него ответственности, отнесся к своему профессиональному долгу спустя рукава, как результат… Отбитое седалище…

— Да, да, — закивал инквизитор. — Ты, конечно, прав. Во всем прав. Почти во всем. Но кое в чем все-таки ошибаешься. Он конюхом первый день. А тут сразу такой расклад. Не справился, парнишка, с давлением. Молодой еще. Неопытный.

— Молодой? — воевода внимательно воззрился на тучную фигуру Прошки. Выдающийся из-под рубахи живот. Морщины. Прореженные сединой волосы.

— Я фигурально, — отмахнулся инквизитор. — Начинающий. И вообще он некромант.

— Некромант? — удивился воевода.

— Некромант, — подтвердил Володя. Воевода посмотрел на Прошку, тот интенсивно закивал.

— Ну и где твой посох, некромант? — поинтересовался вояка. Прошка замычал. Инквизитор тяжело вздохнул.

— Скорее всего он, некромант, то есть, посох свой в тайном месте оставил. Так у них у некромантов положено. Сам слышал. Ценная очень вещь. Так ведь?

Володя многозначительно посмотрел на Прошку, тот снова закивал, как заведенный. Воевода схватил кубок и в несколько глотков осушил его. Вернул на стол. Взгляд его стал мутным.

— А хоть бы и некромант! — объявил он заплетающимся языком. — Мне то что? У нас в войске оживлять некого. Идем без потерь, слава богу. Так что… — он махнул рукой. — Пустим этого на потроха для медведей!

Воевода подал знак дружинникам. Те схватили Прошку за локти. Он замычал, что есть мочи, с надеждой глядя на инквизитора. Тот, казалось, не торопился спасать бывшего гаишника. Однако, когда дружинники уже готовы были утащить осужденного для исполнения приговора, все же кашлянул. Воевода, воззрился на него.

— Казнить всегда успеем, — заметил Володя. — А как потом батюшке-царю докладывать будем, что единственного в наших краях за без малого пол века некроманта на корм медведям пустили? Не поймет.

— Не поймет, — согласился воевода, внимательно поглядев на разделяющее его и инквизитора изваяние монарха. — А что тогда? Ну не можно его без наказания оставить. Что дружина скажет? А седалище мое как же? К тому же… — он понизил голос. — Слышал я, что он хозяйку общежития страшно оскорбил.

Инквизитор кивнул и почесал подбородок.

«Стало быть думает» — догадался Прошка и затаил дыхание. Сейчас решалась его судьба.

— Вот что… — изрек Володя после долгой паузы. — Давай его колданем? А если понадобиться, то потом обратно вернем.

Идея, по всему было видно, пришлась воеводе по вкусу. Он расплылся в улыбке.

— А в кого?

— Да хоть бы и в медведя, — предложил инквизитор.

«Ну Володя, ну сука!» — рассердился Прошка. — «Следак, он и есть следак. Крыса настоящая, что ни говори»

Подсудимый крепче стиснул зубы. На широком лице проявились желваки. Изменение психологического состояния некроманта не ускользнуло от зоркого глаза воеводы.

— Ишь ты! — заметил он. — Злится гад. Как бы не проклял.

— Не проклянет. — уверил инквизитор. — Без жезла своего точно не проклянет.

— Ну ладно, — успокоился воевода, но тут же насторожился. — А ну как в медвежьем обличии чудить начнет. Подрать может.

— А мы ему зубья то и когти повыдираем! — нашелся инквизитор, и Прошка очень пожалел, что хотя бы не попробовал придушить эту гниду там, в башне, когда они были вдвоем. С другой стороны, кто знал, что так получиться?

— Тогда перед превращением и обезвредим, — заключил воевода. — Оно так надежней будет. Потом пойди подберись к нему.

Мысленно прощаясь со своими зубами, новые в этом мире, ясное дело никто и никогда не вставит, Прошка завыл от безысходности.

— Нет, — замотал головой инквизитор. — Лучше после превращения повыдирать. Глядишь и заработаем. Народ наш страсть, как любит такие забавы. Предложим им по рублю за выдранный зуб. Пусть порезвятся. Отбоя от желающих не будет. Кто откажется клыком медвежьим обзавестись?

Воевода и тут согласился. А после того, как налил себе и осушил очередной кубок, затараторил приговор:

— За преступную халатность, повлекшую за собой ушиб седалища воеводы царя-батюшки Еремея шестого, подсудимый некромант Прошка Лебеда приговаривается к превращению в медведя вплоть до дополнительного распоряжения свыше. Приговор привести в исполнение немедленно. Тащите этого, — он ткнул ножкой курицы в Прошку. — На площадь. Зовите народ, да Ягу. Пусть колдует.

Пока тащили на улицу, Прошка выл белугой. Из глаз его лились слезы. Уж и не помнил он, когда в последний раз ревел. В детском саду? Или позже. Как бы то ни было, теперь было не стыдно. А чего стыдиться? Остаток жизни беззубым медведем быть придется. Только и останется, что лапу сосать.