Шагнув за радугу-1

«Осталось только Хозяйку медной горы здесь встретить и больше я ничему, никогда и нигде удивляться не буду!» - подумала я, всматриваясь в округлые стены в поисках двери. Идти по дорожке, сметая своими драконьими объемами красоту на всем пути, не хотелось. И я остановилась перед садом, задумчиво склонив голову на длиной шее и размышляя, как же мне подобраться к башне, не потревожив изящные задумки неизвестного садовника.Как назло, мысли все попрятались, оставив после себя странное послевкусие то ли страха, то ли узнавания чего-то из прошлого, то ли сладкого ужаса предвкушения.

И я вспомнила! Башня была до боли знакома, дважды я видела ее во сне, когда в отчаянье звала бабушку после ее смерти! Бабуле исполнилось девяносто, когда она тихо ушла из жизни. Но меня, восемнадцатилетнюю девчонку, не утешали слова родственников о том, что, мол, пришла пора и все такое. Я потеряла самого близкого в ту пору мне человека. Переселилась в бабушкину комнату, и ночами, обложившись ее подушками, сидя в ее кровати и пялясь из ее окна в ночное небо, я плакала, давясь слезами и звала-звала-звала бабулю, под утро забываясь тяжелым сном. В одну из таких ночей мне приснился странный сон. За бабушкиным окном (а жили мы на восьмом этаже), разошлись грозовые тучи и между ними показалась темная высокая башня с одним-единственным окном. В том узком окошке горел свет, а спустя мгновение бабуля выглянула из окна, оперлась щекой о руку, как бывало, сидела, слушая мои девчачьи истории, и произнесла: «Ну, все, хватит плакать. Мне тут хорошо, спокойно, а ты мне море разводишь соленое!» бабушкин глаза лучились добротой и утешали, а я рвалась к ней в башню в надежде прижаться к ее рукам, обнять, вернуть! Но нет! Бабуля отпрянула от окна, свет погас, тучи снова заволокли небо за окном.

А потом, сколько я не старалась, сон не приходил больше. Лишь однажды, спустя какое-то, приснилась мне снова та же башня, и также тучи расступились. Но вот только свет в огне не горел и бабуля из него так и не выглянула, как я не звала! И почудилось мне, будто бабушка наблюдает за мной из темноты, недовольно поджав губы и качая головой, осуждая мою неразумность и ненужную настойчивость. И я смирилась с потерей.

И вот теперь, стоя перед каменной тропой, ведущей к башне из моего сна, я замерла в странном оцепенении: куда привела меня магия радужного мира? Или это яд демонической крови, попав в мои вены, разъедает странными иллюзиями мой мозг, вызывая неуместные фантазии и воспоминания? Нет ничего труднее, чем сделать первый шаг навстречу судьбе ли, неизведанному ли, своему страху или своей надежде. И я шагнула вперед. А вместе со мной, моими чаяньями, страхами инадеждамина малахитовые плиты шагнула тушка черного дракона. Вполне изящно так шагнула, не разрушив окружающее великолепие каменного сада. Шаг, другой, се ближе подножье башни, но дверей все так же не видно. А сердце колотиться все сильнее и острее, вызывая адреналиновый страх ожидания чего-то несбыточного. Невозможного. И вот я уже на круглой площадке у фиолетовых стен.

Я-дракон очень большая, и, по всей видимости, достаточно высокая, если измерять от холки до лап. Но, даже задрав свою изящную драконью голову на длинной шее, я не могу понять, насколько высока башня из камня, похожего на земной аметист. Осторожно острым когтем потрогала каменную кладку, слегка стукнула вопрошающе. Ни движения, ни колыхания. И окна не видно снизу из-за туч. Тропинка вокруг башни отсутствовала, и я не рискнула обходить здание, ломая каменные и живые цветы. Вблизи растения оказались еще прекрасней, чем издалека. Лепестки переливались всеми оттенками радуги, а на самых кончиках дрожали прозрачные хрустальные капли. Казалось, секунда-другая и они обрушатся водопадом на плиты. Но нет. Росинки переливались, играя радужными бликами, но не падали на землю. Попыталась когтем дотронутся до капельки, но, увы, изящество ночной фурии во мне пока отсутствовало, и я задела весь цветок. Вздрогнула в ожидании, но странная роса так и не осыпалась дождем на камни сада, растение лишь дрогнуло от прикосновения. А затем раздался тихий звук, словно нагретый на солнце песок потихоньку начал осыпаться в песочных часах, отсчитывая секунду за секундой. И вслед за моим цветком один за одним, словно падающие доминошные кости, вздрогнули все остальные цветы в каменном саду. Росинки стукнулись друг о друга, и звук осыпающегося песка стал громче и сильнее.

По моим напряженным и обнаженным странностями нервам этот звук скользнул шершавым телом змеи, неприятно царапая кожу и душу. Слух уловил шипение, и я резко повернула голову обратно к башне. От кромки земли вверх по гладкой аметистовой стене на высоту моего драконьего роста, будто круги по воде, расходились волны, открывая то ли дверь, то ли портал. Не ожидая ничего хорошего от этого странного каменного мира, я осторожно отступила назад. Волны схлынули и образовали арку, в центре которой стояла маленькая хрупкая женщина. Не веря своим глазам, я выдохнула: «Бабуля!» - и забыв про свой рост и вес, рванула вперед.

***

Эр Наг-Тэ пребывал в бешенстве. Темница оказалась пуста и наполовину разгромлена, а пленница исчезла. Вторую половину громил сам Жрец, выплескивая ярость и злость на ни в чем неповинные вещи. Куда делась земная женщина, змеелюды объяснить не могли. Выполняя его, Эра, распоряжения, они принесли пленнице еды и напиток и удалились в свое За-Гранье. Место, где содержался золотой дракон в человеческой ипостаси, существовало в межмирье, в особой закольцованной иллюзии. Якоря-двери выходили из комнаты и бесконечного коридора в несколько других миров за-Гранья. Но точки выходазнал лишь Верховный Жрец. И великий стратег отказывался верить своим глазам, не обнаружив Снежку там, где он ее оставил после своего бегства.

Разнеся в щепки все, что попалось под руку, Эр Наг-Тэ, тяжело дыша, остановился посреди комнаты. Гулкое пламя ярости постепенно превращалось в гул мощного огня. Спустя каких-то полчаса жрец удалось взять себя в руки, скинув пелену безумия с мыслей и чувств. Вызвав слугу и велев принести вина из ягод ледяного химра.

Кустарник, из которого делали напиток, бодрящий и обжигающий мысли, делали в За-Гранье Ар-Има, где обитали ехидны: странные существа - полуженщины-полузмеи или дракайны, как звали они сами себя. Искусные воительницы и виноделицы, любительницы тепла и света, ехидны не оставляли надежды рано или поздно захватить планету Тубан, а потому охотно помогали Эр Наг-Тэ в его интригах по захвату власти. Жрец обещал им отдать южные острова в обмен на помощь и поддержку. Их родной мир после того, как не-бога демона Вритру богини-близняшки упрятали далеко и надолго, постепенно умирал. Не горели в Храмах Огни Бессмертия. За столетия выдохлась в курильницах кровь не-бога. С полюсов приходила белая смерть, острыми когтями льда вгрызаясь в нежную плоть дракайн, вымораживая кровь и забирая слабые жизни и души новорожденных ехидн. А потому предложение Эр Наг-Тэ и его щедрая награда за помощь грела ледяную кровь ехид, помогая смириться с мыслью том, что их былая слава сильнейших воительниц Миров За-Гранья угасает. Но грела надежда, что Верховный Жрец освободит не-бога демона Вритру и тогда божество возродит вновь Огонь Бессмертия в своих храмах, а вместе с пламенем вернется к дракайнам и сила.А когда вернется сила, то передел Миров можно будет и пересмотреть, стряхнув власть Верховного Жреца со своих хвостов.

Так размышляли ехидны, помогая Эр Наг-Тэ, не ведая его истинных целей. А ушлый, великое множество зим и лет проживший во мирах За-Гранья жрец, пряча ехидную улыбку, распоряжался дракайнами по своему разумения, не считаясь с их волей и желаниями, дразня их души призрачными надеждами.

Слуга принес вино, Эр поставил кресло возле потухшего камина, уселся и, сделав большой глоток, замер в ожидании. Холодной змейкой скользнула жидкость по глотке внутрь, чтобы через секунду взорваться в голове тысячей ледяных колючек, мгновенно вымораживающих все чувства, возвращая разуму невозмутимость, незамутненность и бесстрастность. Глубоко вздохнув и сделав еще один глоток, жрец прикрыл глаза, откинувшись на спинку кресла. Гнев уходил. Ярость уступала место рассудительности. Закаменевшие плечи расслабились и Э Наг-Тэ наконец смог внутренним взором просканировать все пространство комнаты, пытаясь разгадать в переплетении иллюзорных линий и ловушек, кто или что помогло пленнице сбежать.

Минуту спустя удовлетворённая улыбка мелькнула змеиным хвостом по жреческим губам, мужчина увидел мучения женщины, обращающейся против собственной воли в черного дракона. Вот дернулись глазные яблоки жреца за закрытыми веками, восхищенно разглядывая существо, вырвавшееся на волю из женского тела. Изящная длинная шея с вытянутой головой, на которой топорщился иглами гребень. Мощные крылья, каждое с пятью ложными когтепальцах и на каждом же по мощному основному когтю, длинный нервный хвост, сужающийся к низу и с устрашающего вида острием на конце. Две трехпалые лапы, раздвоенный язык меж острых зубов. Твердая кожа, чешуйка к чешуйке, цвета самой темной южной ночи, переливалась всеми оттенками черной радуги Хаоса. Черный Дракон был прекрасен и Эр Наг-Тэ любовался им, словно совершенным произведением искусства. А визгу пробудившейся фурии жрец внимал с восторгом, с каким никогда не слушал всемирно известных оперных див на земле.

Зелень женских глаз стерлась под натиском черно-алым драконьего огня, из ноздрей вырывались тонкие струйки черного дыма. А затем дракон начал крушить все, что попадало ему под хвост и лапы.

С закрытыми глазами и счастливой улыбкой Эр Наг-Тэ продолжал наблюдать за сосканированной иллюзией. Но вдруг замер напряженно в кресле. Беснующееся совершенство, словно в ответ на его напряжение замерло в иллюзорном мире жреческих видений, чтобы через секунду выплюнуть огненный шар из пасти. Шар, который подобно маленькому солнцу сжег не только остатки разгромленной темницы, но и выжег дыру в закольцованной иллюзии.

Потрясенный до глубин сознания Эр Наг-Тэ разглядывал оплывающие края разрушенной иллюзии, сквозь расширяющиеся края которой все сильнее проглядывали огонькиМировЗа-Гранья. Черный дракон, радостно взревев, сиганул всей своей огромной чертовой тушей за пределы разнесенной в к щепы иллюзорной реальности.

Верховный Жрец, раскрошив в кулаке каменный фужер, взвыл от бессилия, отравленный ядом разрушенных надежд и планов.