Кухонный бог и его жена

3. РЫБА НЕ ПЕРВОЙ СВЕЖЕСТИ

Хелен считает, что принимает только правильные решения, хотя на самом деле ей просто везет. Вот уже пятьдесят лет я наблюдаю, как ее глупости оборачиваются для нее сплошным везением.

Например, вчера, за ланчем, она упрашивала меня:

— Уинни, дорогая, съешь еще курицы.

Я уже говорила Хелен, что не хочу больше есть то, что осталось после похорон. Хватило этих пяти дней. Поэтому мы отправились за продуктами в «Хэппи Супер», чтобы подумать, что будем есть на обед.

Хелен выбрала камбалу, «рыбу-помпон», как она ее называет. Всего доллар семьдесят девять центов за фунт, выгодное предложение. И я ей сказала:

— Зачем тебе такая выгода? Ты на глаза ей посмотри, они уже высохли и помутнели. Она не первой свежести, ей дня три.

Но Хелен посмотрела в рыбьи глаза и не нашла в них ничего особенного. Тогда я взяла рыбину в руки и почувствовала, как ее тушка скользит у меня между пальцами. Значит, камбала выскользнула из воды несколько дней назад. Однако Хелен решила, что это хороший признак: хорошая, сочная рыба! Тогда я понюхала камбалу и объяснила Хелен, что вся сладость мяса поднялась к коже и выходит теперь мерзкой кислятиной. Но она поднесла тушку к носу и сказала:

— Нормальный запах «рыбы-помпон».

Она купила эту рыбу не первой свежести на обед, который я разделила вместе с их семьей. Как только Хелен подала блюдо, ее муж схватил кусочек, положил в рот и похвалил вкус. Их сын Фрэнк тут же съел второй кусочек. Хелен взяла себе часть у хвоста, где мясо самое нежное, и, почмокав губами, сказала, что подержала ее на пару как раз столько, сколько нужно. Не передержала. Потом она увидела мою тарелку, в которой не было ничего, кроме риса. Тогда Хелен окунула палочки в блюдо с рыбой, выловила оттуда кусочек возле живота, самый жирный, и положила его на мой рис.

— Уинни, дорогая, не надо быть такой вежливой, — пожурила она меня.

Поэтому мне пришлось проявить вежливость и съесть эту ее рыбу.

И вот что я вам скажу: как же меня разозлила эта камбала! Она была сладкой. Она была нежной.

И всего доллар шестьдесят девять центов за фунт.

Я сначала подумала, что Хелен вернулась в «Хэппи Супер» и обменяла ту рыбину на другую. Но потом возразила себе: не настолько она умна! И тогда кое-что вспомнила. Хотя Хелен не была ни умной, ни красивой, хотя она родилась в бедной семье, ей всегда и везде сопутствовала удача, даже с этой рыбой не первой свежести.

А я не такая. Я родилась с хорошей удачей, но с годами она истончилась, усохла, вместе с моей красотой, вырезав на память глубокие морщины на коже.

Не могу объяснить, как это со мной произошло. Если я попытаюсь перечислить переломные моменты своей жизни, не получится истории, которая бы текла как река, от истоков к устью, чтобы наполнить озеро и перелиться в море. Будь моя жизнь такой, как эта вода, я могла бы оглянуться назад и постичь уроки, которые она мне преподнесла, судьбу, назначенную мне, решения, которые я принимала, и ошибки, которые совершила. И, вероятно, мне бы еще хватило времени что-то в ней изменить.

Хелен всегда меня спрашивает:

— Почему ты думаешь о таких давних вещах? Бессмысленно о них жалеть. Прошлого не изменишь.

Она просто не помнит. Мы с ней часто меняли прошлое, и у нас были на то разные причины. А иногда она меняет прошлое для меня и даже не замечает того, что сделала.

Так случилось и с этой рыбой-помпоном, которая теперь плавает в моей памяти задом наперед. Потому что однажды, много лет назад, я купила особую рыбу для своего мужа, Джимми Лю. Ах, как я его любила! Когда я увидела эту рыбу, она плавала в аквариуме, ее выловили из океана только тем утром, поэтому она была все еще зла. Красно-оранжевые чешуйки на ее теле сверкали, а когда она взмахом хвоста разворачивалась и плыла в другую сторону, отливали бледным золотом. Я велела продавцу не глушить рыбу, а завернуть ее прямо так, живой, только не в газету, а в чистую белую бумагу. И пока я везла ее домой на автобусе, я так гордилась, ощущая, как она бьется в моей сумке. Я представляла, какой сладостью наполнит ее мясо рот моего Джимми, и как он поймет, что это не простая рыба, а особенная, счастливая, и что я приготовила для него хорошую новость.

Вот что я вам скажу: эта рыба сражалась со мной до самого конца. Пока я ее не оглушила, она раздувала жабры и пускала пузыри, чтобы я подумала, что она ядовита. И даже после того, как я ее выпотрошила, она прыгала по сковороде и выскакивала на пол, где билась и скакала, пока я гонялась за ней с молотком. И даже после того, как я ее приготовила, она нашла способ мне отомстить. Джимми успел проглотить только один кусочек, и маленькая косточка проникла в его горло и застряла там так, что каждый раз, когда он глотал, ему казалось, что рыба кусает его изнутри. Так продолжалось всю ночь.

Позже, в госпитале, хирурги сделали ему операцию, чтобы удалить эту косточку. Он не мог говорить, но по его встревоженному лицу я понимала, что он думал, сколько стоили операция по извлечению рыбьей кости, койка и лекарства, которые ему давали для наркоза. Только тогда я вспомнила о своей хорошей новости, о причине, по которой купила эту дорогую рыбу.

Я сказала ему, что нашла работу, что буду готовить лапшу для пекарни «Ханг А». И тех денег, что я заработаю, хватит, обязательно хватит, чтобы оплатить счет за больницу даже за целый год. И когда Джимми услышал это, он зажмурился, и из его глаз показались слезы. Он задвигал губами, но ни звука не вырвалось из его израненного горла. Но я поняла, что он говорил — он хотел воскликнуть: «Какая удача! Как нам повезло!»

Так что моя удача не похожа на удачу Хелен. Не похожа она и на удачу других людей, которые хвалятся тем, как их несчастье обернулось редким везеньем. Нет, я могу рассказать вам, в чем именно заключается разница. Знала я как-то в Шанхае одну девушку. Мы с ней вместе учились в одной христианской школе. Она была родом из богатой семьи, такой же, как моя, и почти такая же хорошенькая, как я. Примерно в одно время я первый раз вышла замуж, а она заключила брачный договор с богатой семьей, занимающейся банковским делом. Но летом моя знакомая заболела ветрянкой, на ее лице остались отметины, и она лишилась этого договора. Я жалела эту девушку, потому что она потеряла лицо дважды.

Много лет спустя, когда мы с Джимми переехали во Фресно, я снова ее встретила. Она была замужем за американцем китайского происхождения, который владел продуктовым магазином, где торговали газированными напитками, картофельными чипсами и сигаретами, и все это продавалось по очень высокой цене. Так я ее и увидела, у кассы, покупая мороженое на палочке. Она закричала:

— Сестра! Сестра! Помнишь меня?

Но скидки она мне не сделала. После того как я расплатилась, она принялась рассказывать, какой у нее честный, добрый и чудесный муж, и говоря об этом, всё поправляла свои нефритовые браслеты, которых у нее было много, чтобы те скользили, стуча друг о друга и издавая особую музыку богатства. Она так широко улыбалась, что следы ветрянки на ее лице теперь походили на ямочки от счастливого смеха.

Но потом ее улыбка угасла, и она прошептала:

— Помнишь того юношу из богатой семьи банкиров из Шанхая?

И она рассказала, искренне печалясь и без всякой горечи — вот какой доброй сделала ее жизнь, — что та семья потеряла свои банки, когда к власти пришли коммунисты. И что после этого юноша, который отказался на ней жениться, спрыгнул с башни здания, некогда принадлежавшего его семье, возле реки Хуангпу. А красотка, на которой он женился, так испугалась, что не забрала его тело.

— Как повезло, что он не женился на мне, — сказала моя приятельница.

У меня никогда не было такого везения. Я отказалась выйти замуж за хорошего человека по имени Линь и вместо него вышла за плохого, по имени Вэнь. Они оба были родом с того же острова, на котором я жила с тех пор, как мне исполнилось шесть лет. Мы жили в традиционной деревне, на небольшом участке земли, который был окружен водой, рекой и морем, чтобы к нам легче приходили новые идеи.

Мужчина, за которого я отказалась выходить, происходил из небогатой семьи, зато был образован и имел хорошие манеры. В шестнадцать — возраст совершеннолетия в Китае — я отвергла предложение его семьи, даже не встретившись с самим мужчиной. Я поступила так потому, что послушалась Старой тетушки, которая объявила об этом предложении за обеденным столом перед Новой тетушкой, дядей и гостями.

— Эта семья, Линь… — начала она и фыркнула, наморщив нос. — Они хотят влезть в нашу семью по подолу свадебного платья нашей Уэйли.

И под влиянием этих слов я сразу же представила себе юношу, которого никогда в жизни не видела, большой уродливой ящерицей, ползущей по моей ноге под покровом ночи.

А потом Старая тетушка повернулась ко мне и спросила:

— Уэй-Уэй, деточка, ты хочешь брака с этой семьей?

Вопрос прозвучал так, будто она интересовалась, хочу ли я прыгнуть в реку. Потому что именно такими словами Старая тетушка грозилась, когда была недовольна своим мужем. «Уж лучше я использую свои две ноги, чтобы пойти и прыгнуть в реку!» — кричала она. «Уж лучше я использую эти две руки, чтобы завязать узел и повеситься!» А потом она оборачивалась к дядюшке и еще более пронзительным голосом кричала: «Ну так что, утопиться мне или повеситься? Давай, выбирай!»

Вот только это мой дядя потом использовал свои обе руки и ноги, чтобы покончить с собой. Когда в 1949-м пришли коммунисты, он был слишком напуган и для того, чтобы бежать, и для того чтобы остаться. Он настолько запутался, что дошел до порта на северном побережье острова и, сев там, стал размышлять, какой выбор сделать. Позже два рыбака рассказывали, что, когда по темной дороге от порта поехал грузовик, груженный крабами, мой дядя выскочил перед ним и стал размахивать руками, крича: «Стой! Назад! Назад!»

И вот странно — по словам рыбаков, он вел себя так, будто ему подчинялся весь мир, будто мог остановить этот грузовик до того, как тот его переедет.

После смерти дяди Старая тетушка стала считать мертвое дерево в нашем дворе своим мужем, но лени своей не изменила, так и не желая шевельнуть даже пальцем, чтобы выкарабкиваться из нехороших ситуаций, в которые попадала раз за разом.

Вот такая у меня была семья. Чему она могла меня научить? Если бы я не потеряла мать в таком юном возрасте, то не стала бы прислушиваться к Старой тетушке. И, может быть, еще юной вышла бы замуж за юношу по фамилии Линь и со временем научилась бы его любить. Наверное, у нас тоже были бы трудности в жизни, как и у всех остальных, но только вряд ли такие, которые заставили бы меня ненавидеть себя и считать собственное сердце худшим врагом.

Впервые я встретилась с тем юношей по фамилии Линь лишь спустя двадцать лет после этого разговора. К тому времени я уже пять лет жила в Соединенных Штатах. Я была взрослой женщиной, женой Джимми Лю, и меня звали Уинни Лю. Перл шел пятый год, а Сэмюэлю скоро должно было исполниться три. И, несмотря на бедность, я искренне считала, что живу полной жизнью. Как-то одна из прихожанок христианской церкви объяснила мне: «Чего еще тебе желать, если у тебя есть полная миска риса?» И я в это верила. А как иначе? Джимми служил в церкви во Фресно. Ему платили пятьдесят долларов в неделю и предоставляли в наше распоряжение крохотный домик. Вот я и верила в то, что больше мне ничего не нужно. Верила до того самого дня, когда в церкви появился человек по фамилии Линь и спас мою жизнь.