Вкус свинца

– Ну, ты мне это еще попомнишь, жиденок! – Гермина бросает на меня гневный взгляд и, гордо выпятив подбородок, выходит из комнаты.

– Проводи ее до дома, – шепчу я Карлису, который, чувствуя свою вину, согласно кивает.

Перекрестив воздух им вслед, я закрываю входную дверь и сажусь за стол. Тут уж без стопочки не обойтись. Рудис по-прежнему дрыхнет. Не понимаю, как при таком тарараме можно спать. Но через мгновение он просто вынужден проснуться – камень, разбив оконное стекло, падает ему прямо в руки.

– Что?! Кто?! – вздрогнув, но еще не вполне проснувшись, он вскакивает на ноги. – Что это было?

Злость на Гермину за разбитое стекло вспыхивает лишь на секунду. Рудис выглядит настолько забавно, что трудно сдержать улыбку.

– Стекло? Что тут происходит?

– Прощальный привет от Термины. Как говорится, от Перуна-громовержца…

– Что за бред?

– Никакой не бред. Моя ягодка нашла себе нового хахаля, так что прикажешь мне делать? Пришлось выгнать.

– Ни фига себе! Когда ты успел?

– Пока ты кемарил. Эй, не ходи по стеклу!

– О, Господи!

– Давай вынимай осколки из рамы, а я подмету.

Пока убираем стекла, излагаю Рудису недавние события.

– Ты действительно ничего не заметил?

– Ну, если б заметил, я бы не дал им тут крутить амуры. Но глаза просто сами захлопнулись, – Рудис, словно желая показать, как крепко спал, широко зевает.

– Эта Гермина… Хреново. Но бывают и такие красотки, которые одновременно и жуткие стервы. Как бы эта мамзелька не подложила тебе свинью. Если уж камнем запуляла, значит, обиделась до смерти.

– Да уж… а что насчет христианского прощения?

– Ты смеешься? Женщины таких вещей не прощают, – Рудольф удивленно смотрит на меня, словно я неотесанный болван. – Ха! Ты ж ей тоже не простил!

– В другое время и другой красотке – может быть, но сегодня вечером прощение не входило в мои планы, потому что… – я не спеша объясняю другу причины случившегося.

Выслушав мой рассказ, Рудис вздыхает и наполняет стопки.

– Ну, тогда за здоровье прекрасных дам и за то, чтоб им хватало ума! Если ты не против.

– Не против. Пусть будут волки сыты и овцы целы! – поднимаю стопку. – Когда увидишь Карлиса, скажи, что зла на него не держу. Скорей это мне его нужно наградить орденом за героизм.

Осужден спекулянт

Бывший торговец и механик по швейным машинкам Эрнест Моте скупал различные вещи, чтобы продать их по спекулятивным ценам и обеспечить себе средства для жизни без работы. Во время обыска в квартире Моте обнаружены швейные машинки, детали швейных машинок, ножницы, ножи, наперстки, нитки, портновские метры, рамочки ручной работы, рисунки ручной работы, предметы рукоделия, плодовый сок, конфеты, консервы, почтовые открытки, карандаши, чернила и другие предметы общей стоимостью свыше 8000 руб. Народный суд 14 уч. города Риги осудил Э. Моте к лишению свободы на срок 5 лет и 6 месяцев с конфискацией имущества. «Падомью Латвия» («Советская Латвия»), № 111,10.05.1941

Постановка ансамбля НКВД (фрагмент)

Хорошая песня и хороший танец доставляют удовольствие сами по себе. Но мы видим, […] какое огромное значение для более глубокого восприятия и одновременно для более широкой популяризации песни приобретает сюжет и весь комплекс постановочных работ.

Поэтому становится понятно стремление сочетать песни и танцы в музыкальном представлении. И прежде всего это характерно для ансамблей песни и танца. […]

Разумеется, такое содержание предполагает и новые формы исполнения. […] Это новое слово в музыкальном исполнительском искусстве.

По этому пути творческой деятельности идет сравнительно недавно созданный в Москве ансамбль песни и пляски НКВД Союза ССР, художественным руководителем которого стал композитор 3. И. Дунаевский[43] […]

Рижские трудящиеся могут познакомиться с результатами первой значительной постановки. Название программы – «По родной земле». Сюжет несложный, но вызывает интерес. […]

В музыкальной части русские, украинские, грузинские песни чередуются с разнообразными танцами. В прологе – песни про чекистов… […] «Циня» («Борьба»), № 140, 13.06.1941

Братский привет писателям Советской Латвии – новому отряду социалистической литературы

Убеждены, что писатели Латвии, сохраняя верность лучшим традициям своей классической литературы, посвятят все свои силы народу, его процветанию и пробуждению его потенциала.

Убеждены, что писатели Латвии создадут замечательные работы о новой жизни, труде и борьбе своего народа в условиях братского содружества всех народов СССР.

Н. Асеев, В. Лебедев-Кумач, А. Фадеев «Циня» («Борьба»), № 141, 14.06.1941

Утро начинается с неожиданности. Глянул в окно – чуть заикой не стал. Вижу Рудиса, который тащит по чемодану в каждой руке. Пока Рудис прячет чемоданы в сарайчике, по двору начинает шастать рослый незнакомый мужик с лицом в оспинах. Точно где-то видел. Приглядываюсь, и в животе похолодело – он из тех двух, с которыми на позапрошлое Рождество наша семья сцепилась на улице. Тот самый, которому Вольфганг расквасил нос и который в конце концов признал меня за своего. Да уж, свой. Одно неясно – это он резко поднялся в своей жизни, или я сильно упал.

Когда они ушли, брожу по дому как неприкаянный, не находя места. Выхожу в сад – хоть воздух свежий. Захожу в беседку, закуриваю и начинаю заниматься самоедством. Все спуталось в один клубок – испорченные отношения с Герминой, этот криминальный тип, который, оказывается, связан с Рудисом, да и осадок от образа жизни, который я веду в последние месяцы. Барахтаюсь в болоте, как потерявшийся головастик. Гермина оказалась духовным ничтожеством, ну, а я-то сам лучше, что ли? А тут еще этот, в оспинах… начинает казаться, что скоро придется сидеть за одним столом со сливками преступного мира. Хреново… Если бы можно было повернуть время вспять и все изменить… А что бы Коля сказал, узнав, что я больше не работаю? Память о совместном малярном прошлом настолько свежа, что кажется – я и сейчас чувствую острый запах олифы. Может, опять взяться за кисть? Все ж достойнее, чем бить баклуши дома. Дай чувство удовлетворения от сделанной работы… При этой мысли в груди что-то ёкает. Видно, думаю в правильном направлении.

По тропинке через сад ко мне идет Рудис. Уже успел обернуться?! Время полдвенадцатого, а у него в руке бутылка пива. Не рановато ли?

– Кто это утром был с тобой?

– Э… Шкоре, помог товар привезти. Почему ты спрашиваешь?

– Помнишь, я тебе рассказывал, как мы на позапрошлое Рождество подрались на улице. Так вот один из них был Шкоре.

– Да ты что! Теперь он заведующий складом, уважаемый советский гражданин, ха-ха-ха… Времена меняются, и должности тоже! – Рудис поднимает палец вверх. – Такое, наверно, только при русских возможно.

– Невероятно, – теперь моя очередь удивляться.

– Да… между прочим, только что Гермину на улице встретил.

– Ну и?

– Не хотела даже остановиться и поговорить. Только и бросила, мол, передай привет этому мерзкому жиду. То есть тебе. И усмехается, как фурия. Странно, вот если бы она меня из-за отчима или торговых дел жидом назвала, не удивился бы, а тебя-то за что? Ты же не еврей?

– Ну да, еврей. А если б назвала меня вонючей свиньей, ты бы спросил, не свинья ли я?

– И все-таки не нужно было с ней так жестко. Оскорбленная женщина опаснее, чем смесь гадюки с динамитом.

– Это я уже слышал. Хочешь, чтобы я попросил у нее прощения?

– Нет… но…

– Какие «но», Рудис! – я закипаю. – Сам знаешь, она слаба на передок.

– Только не говори, что та легкость, с которой ты ее заполучил, тебе не понравилась.

– Понравилась… но, говорили же древние мудрецы, как пришло, так и ушло.

– Не понимаю, чего тебе нужно.

– Да… тут я с тобой согласен. Сам не понимаю, чего хочу, а чего нет.

– Бывает…

Рудис открывает бутылки. Ладно, пускай, немножко пива не повредит. Какое-то время молча посасываем ячменную бражку.

– Слушай… – я нарушаю молчание. – Тебе нравится, как мы живем?

– А что?

– Какое-то ощущение пустоты.

– Выпей пива, станет полнее.

– Пью, да не помогает. Пиво, водка, девки каждый день… один сплошной разгул. Ну, сколько можно… Такую жизнь и богемой-то не назовешь, как бы ни хотелось. Если б еще между делом писать стихи или картины, было бы хоть оправдание, а так…

– Ну, для таких рассуждений нужно смертельное похмелье. Хм… ну, тогда начинай рифмовать снова, как в школьные годы. Кто мешает? Может, и смысл найдется. Времени у тебя навалом.

– В том-то и дело, что навалом. Поэтому и начинаю подумывать, не вернуться ли к кисточкам. Знаешь, как хорошо себя чувствуешь, когда побелил потолок. Он такой белый и чистый…

– Вот-вот, иди и новыми трудовыми победами помоги папаше Сталину построить коммунизм.

– А ты сам? Ты же все время чем-то занят. Меня совесть мучает, когда вижу, каким усталым ты порой приползаешь домой, а я целыми днями дурью маюсь… а иногда, как говорится, даже пальцем не пошевелю.

– Ты охраняешь дом и мой товар. Это тоже работа, – Рудис протягивает бутылку, чтобы чокнуться. – Разве ты не понимаешь, что я рву жилы не в угоду Советам, а совсем наоборот – своими делишками подрываю их торговую систему? Да не будь я таким скромным и стеснительным, назвал бы все это движением сопротивления. И вовсе не те, кто тайком вывешивает красно-бело-красные флаги, – настоящие борцы за свободу. Это чтобы подразнить русских, а толку-то никакого. Ради собственной гордости, а если поймают и к стенке поставят, что тогда? Да у каждого душа в пятки уйдет и страха перед коммунистами станет еще больше. Вот если б какой завод подорвать или главных коммунистов пострелять, я еще понимаю… Только кто на это отважится? Я тебе так скажу: именно мы, кого называют спекулянтами, именно мы точнее всего бьем социализму по морде, ибо подрываем его экономику, которая есть основа основ любого государства. Помнишь, в средней школе нам кое-что рассказывали о политике и народном хозяйстве?

– Ну…

– Именно так! У коммунистов такие нелепые взгляды на хозяйствование, что я просто диву даюсь, как эта страна вообще может существовать. А если мы еще приложим руку к тому, чтобы подорвать их тупой рынок товаров, то Советский Союз кончится сам по себе, как снежная баба весной. И без всякой крови. А ты, Матис!.. Если со стороны кажется, что ты ничего полезного не делаешь, то это вовсе не так. Своим разгульным образом жизни ты подрываешь безвкусную идеологию социализма и разрушаешь светлый образ советского человека. Ты – самая настоящая ложка латышского дегтя в бочке искусственного меда коммунистов. Поверь мне, если кто-то и пустит по ветру эту красную лавочку, то только сами коммунисты вместе с жуликами, ворьем, лодырями, пьянью и… и…

– И прочими подонками.

– Ага. С такими помощниками любое государство пойдет на дно.

– Ноя полагаю, ты не только меня, но и себя к этой ораве причисляешь?

– Ясен перец! Ради Бога, Матис, ну, вспомни, к кому Христос пошел? Не к добрым и честным.

– Ого! Вот как ты вывернул! Мне бы и в голову не пришло…

– Ведь если посмотреть, так мы никакие не подонки, а бойцы невидимого фронта. Одна печаль, не напишут о наших подвигах в книгах по истории.