Отцы наши

10

Томми жил у Малькольма уже почти неделю, и дни их стали подчиняться определенному ритму. Малькольм вставал рано. Томми обычно вставал поздно. В некоторые дни Малькольм уходил помогать Роберту, но чаще всего после обеда возвращался. Потом, пока еще не стемнело, они с Томми шли на прогулку. Малькольм понятия не имел, чем Томми заполняет утренние часы. Иногда он заставал Томми в кресле в гостиной за чтением одной из книг Хизер. Он то ли закончил, то ли бросил читать «Женский портрет» и перешел к Томасу Харди. Обычно Томми готовил ланч и оставлял что-нибудь и Малькольму — сэндвич с сыром, завернутый в пищевую пленку, или пасту с томатным соусом, которую надо было разогреть.

Как-то вернувшись с прогулки, они сидели за кухонным столом, пили чай и в основном молчали. Иногда Томми задавал какие-то вопросы про крофт в прошлом или про нынешнее состояние сельского хозяйства на острове. «А он не забыл, — удивлялся Малькольм, — как тут все устроено. Послушать, как он рассуждает об овцеводстве, так можно подумать, что он здесь вырос». Малькольма поражала осведомленность Томми, потому что Джон всегда старался отделить себя и свою семью от фермерского быта. С тех пор как Джон уехал из дому, он не проявлял никакого интереса к крофту, даже когда умер отец и хозяйство перешло к Малькольму. Теперь Малькольм вынужден был признать, что Джон глумился над всем этим, настолько нарочитым было отсутствие интереса, которое он изображал, если Малькольм или кто-то другой заговаривал об этом. Нет, Джон не такой: он бухгалтер. Он работает головой, а не руками, не мышцами и сухожилиями, и его не интересует грубое, изнурительное существование, которое влачат все остальные на острове, надрывая спины в грязи и под дождем. Малькольм слышал пересуды в баре, будто Джон считал себя лучше всех. Но особого вреда в этом не было, людям он все равно нравился — более того, он впечатлял их. А теперь вот сын Джона, его взрослый ребенок, сидит напротив Малькольма и ведет беседы о копытной гнили, субсидиях и силосе.

Чего они никогда не обсуждали, так это жизнь Томми за последние двадцать лет и его планы на будущее. И чем дольше это длилось, тем большее беспокойство охватывало Малькольма, но ни о чем важном он не мог говорить. Он почти не задавал Томми вопросов, боясь проявлять любопытство.

Малькольм представлял себе, как Хизер говорит: «Вы друг друга стоите. Никак не можете дойти до сути дела, как все мужчины». Вот что она могла бы сказать, если бы была жива.

Изначально Томми собирался остаться на неделю. Малькольм думал, когда он уедет, но Томми об этом не заговаривал. Он не был уверен, хочет ли, чтобы Томми уехал, или нет. Ему было неловко, и он жаждал возвращения к спокойной жизни, к своему обычному распорядку. Но, с другой стороны, он беспокоился за Томми, чувствовал за него ответственность, даже через столько лет.

За последние дни во время прогулок они дважды встретили других жителей острова. В первый раз это был Кен Стюарт со своей колли Мораг. Когда Кен подошел, Малькольм понял, что у него перехватило дыхание, но Кен был от природы молчалив и не выказывал намерения долго болтать.

— Так ты вернулся? — спросил он у Томми, когда они поздоровались.

— Да.

— Многое изменилось, по-твоему?

Томми задумался над ответом.

— Нет, — наконец сказал он. — Я так не думаю.

— Да, мне тоже кажется, что мы более-менее остались такими же, — покачал головой Кен. Он подумал немного и добавил: — Теперь у нас служба не каждую неделю. Раз в месяц. Священник приезжает с Айлея или Малла.

Томми явно не знал, как на это реагировать.

— Не то чтобы туда много людей ходило, — продолжал Кен. — В церковь. — Малькольм недоумевал, зачем Кен столько говорит о церкви. Ведь сам он туда не ходит.

— А мирским чтецом у нас Марта Нэрн, — подхватил Малькольм, обращаясь то ли к Кену, то ли к Томми. — Она иногда и службу проводит.

Последовала небольшая пауза, после которой Кен сказал:

— Ладно, пойду дальше. — И добавил, обращаясь к Томми: — Рад был тебя видеть.

Они попрощались, и Кен продолжил прогулку, Мораг трусила рядом с ним.

Во второй раз встреча была более продолжительной. На шестой день пребывания Томми на острове они снова направлялись к заливу Олбэн и встретили Фиону Маккензи, шедшую им навстречу. Малькольм издалека заметил ее розовую ветровку, но она уже прошла изгиб дороги и, конечно, увидела их. Так что, если бы они развернулись, она бы решила, что они от нее убегают.

— Это Фиона, — сказал Малькольм Томми, желая хоть как-то его подготовить. — Фиона Маккензи. Ты помнишь ее? Она жила рядом с вами. В четверти мили или около того.

Сначала он подумал, что Томми не ответит, но он произнес:

— Да. Конечно.

Вдруг у Малькольма всплыл в голове один случай — какая-то из поздних вспышек Томми. Чем же он швырнул в Фиону, стоявшую посреди гостиной? Бедняжка просто зашла вернуть тарелку. Хрустальный петух — вдруг Малькольм ясно вспомнил, как он красиво разлетелся об стену фонтаном осколков, похожих на конфетти, просвистев в опасной близости от головы Фионы. Потом как он бросился и схватил Томми за руки, а Хизер увлекла Фиону в прихожую. Он понятия не имел, в чем она провинилась, что она такого ему сказала, что он завелся. После Томми плакал — не о Фионе, а о петухе, который ему очень нравился. «Это просто старое украшение», — строго отчитывала его Хизер, но дело было совершенно не в нем. Она заставила его написать Фионе письмо с извинениями и отвела его к ней, чтобы он лично вручил это письмо. Малькольм видел его сначала в тетради для черновиков, а затем переписанное самым красивым почерком, на который Томми был способен. Но что в нем было написано, он забыл.

Интересно, подумал Малькольм, помнит ли это Томми, или те годы расплылись у него в памяти.

Когда они подошли ближе, Томми сказал:

— Она дружила с мамой.

— Ну, — ответил Малькольм. Но Катрине было нелегко с ней общаться — Малькольм точно помнил, как однажды Хизер проговорилась ему. И правда, Фиона была нелегким человеком, очень озабоченным. Она слишком многого хотела от других людей — так это представлял себе Малькольм. Каждый разговор с ней требовал усилий, как будто она все время пыталась подойти слишком близко. Но, в сущности, она была хорошей женщиной.

— Смею думать, она захочет остановиться и поболтать, — продолжал намекать Малькольм, пока Фиона еще не могла его услышать. Он хотел донести до Томми мысль, что беседа с ней будет сильно отличаться от беседы с Кеном.

Томми ничего не ответил. Он засунул руки в карманы с таким видом, как показалось Малькольму, будто вот-вот предстанет перед судом.

— Малькольм! — крикнула Фиона ярдов с десяти. — Прекрасное утро. Такое светлое. — Подойдя ближе, она сказала: — А это, должно быть, Томми, кто же еще. — Она все время смотрела на него, едва удостаивая Малькольма взглядом.

Томми кивнул, а Малькольм добавил, чувствуя, что это необходимо:

— Правильно. Томми, ты помнишь Фиону?

— Да, — кивнул Томми. — Здравствуйте.

— Столько лет прошло, — всплеснула руками Фиона. — Когда я тебя последний раз видела, ты еще совсем пацаненком был. А теперь посмотрите-ка.

Томми, похоже, не нашелся что на это сказать.

— И что ты теперь поделываешь? — спросила Фиона, когда пауза уже несколько неприлично затянулась. — Где живешь?

— В Лондоне, — сообщил Томми. — Во всяком случае, последние несколько лет.

— В Ло-о-о-ондоне, — протянула Фиона. — Правда? Ну, должно быть, здорово там жить. Много всякого происходит, я думаю. Не то что здесь.

Малькольм заметил, что она говорит быстрее обычного. И что-то еще было в ее поведении — она явно была не в своей тарелке. Ему пришло в голову, что она точно так же не желала этой встречи, как и они. От этой мысли он расстроился, не за себя, а за Томми.

— Ну, — сказал Малькольм. — Томми привык к другому ритму жизни.

— И что ты делаешь в Лондоне? — продолжала Фиона. — Кем работаешь?

— Я разными вещами занимался, — ответил Томми, и Малькольм опять подумал, что он почти ничего не знает о его жизни, например, чем он зарабатывал последние десять лет. Накануне вечером он все-таки решился задать этот вопрос, но Томми ответил только: «Да разным. В основном всяким административным» — и, кажется, не выказал желания обсуждать эту тему дальше. Фионе он отвечал так же уклончиво. В конце концов, жизнь Томми — это действительно не их дело.

Фиону, похоже, лаконичный ответ Томми не смутил. Но она живет здесь, напомнил сам себе Малькольм. Конечно, она привыкла к молчаливым мужчинам.

— А жена у тебя там, в Лондоне, есть? Семья? — продолжала Фиона.

— Нет, — покачал головой Томми.

— Что ж, — с сомнением сказала Фиона. — У тебя еще есть много времени для всего этого. Наверное, мы тут рано семьями обзаводимся. Мы тебе, должно быть, кажемся скучными.

— Нет, — снова сказал Том. — Вовсе нет.

— Это он просто из вежливости, — встрял Малькольм, чувствуя, что беседа становится принужденной. — Тут молодому парню особенно нечего делать.

— И на сколько ты приехал? — спросила Фиона.

Малькольм тоже хотел бы это знать, но Фиона совершенно напрасно взяла быка за рога.

— Я еще точно не знаю, — ответил Томми. — От разного зависит.

— От работы, я полагаю, — сказала Фиона. — Сейчас все зависит от работы, правда?

После небольшой паузы Томми кивнул:

— Да. — Они стояли и молча смотрели друг на друга. Малькольм спас положение:

— Ладно, мы, пожалуй, пойдем. Скоро стемнеет.

— Конечно, — быстро отозвалась Фиона. — Ночи становятся длиннее, да? Рада была тебя снова увидеть, Томми. Береги себя.

Томми сдержанно улыбнулся и сказал:

— Вы тоже.

И Фиона наконец ушла, бросив через плечо:

— Хорошего вечера.

Малькольм и Томми продолжили путь в молчании.

Через несколько минут Томми спросил:

— Чем это я в нее запустил?

Малькольм посмотрел на него искоса.

— Хрустальным петухом.

— То есть ты это помнишь?

— С трудом.

Томми кивнул.

— Она, наверное, тоже помнит.

«Дело не в этом», — чуть было не ляпнул Малькольм, но вовремя остановился. Пусть уж лучше Томми думает, что дело ограничивалось петухом.

Больше за время прогулки Томми не произнес ни слова. Когда они вернулись домой, он исчез наверху. Малькольм сообразил, что Томми расстроен, но понятия не имел, что было настоящей причиной его огорчения и что он может сказать, чтобы утешить его.

Когда время подошло к половине седьмого, а Томми так и не вышел из комнаты, Малькольм сам поднялся наверх и тихо постучал в дверь.

— Томми? — позвал он.

Тут же в комнате послышалось движение, и племянник открыл дверь.

— Хочешь чашку чаю? — спросил Малькольм. Томми ненадолго задумался.

— Хорошо.

Он спустился вслед за Малькольмом и сел за кухонный стол, а Малькольм занялся чаем. У Томми был слегка пришибленный вид, как у человека, который только что проснулся, но Малькольм предположил, что он, скорее всего, не спал.

Сделав несколько глотков чая, Томми спросил: — Я все время кидался разными вещами, да?

— Ну, — ответил Малькольм.

— Я запомнил петуха, — продолжал Томми, — потому что потом мне было так стыдно. Из-за Хизер. Это была ее вещь. Я не имел права ее разбивать.