Пройти по Краю Мира

Закончив с мытьем, я поняла, что не взяла с собой ни расчески, ни деревянных палочек, чтобы почистить под ногтями. Эти предметы всегда собирала для меня тетушка. Так это из-за нее я о них забыла! Хорошо хоть, что я привезла чистую рубаху и брюки, но, конечно, когда я вынула их из свертка, они оказались пыльными и мятыми.

Во время ужина я поняла еще одну вещь: без тетушки мне никто не говорил, что из блюд можно было есть, а что — нельзя. Я обрадовалась. «Не ешь много острого и жирного, — сказала бы она. — Иначе кожа покроется нарывами и другими мокнущими болячками». Поэтому я съела несколько порций острой свинины. Правда, потом меня тошнило, и я испугалась, что мой живот изнутри покрылся нарывами.

После ужина я сидела во дворе вместе со Старой Вдовой и ее невестками, прислушиваясь к комариному звону и шушукающимся голосам. Прихлопывая на себе насекомых, я думала о большом веере, которым Драгоценная Тетушка спасала нас обеих от жары и кровопийц. У меня стали закрываться глаза, и Старая Вдова велела мне идти спать. Я отправилась на грустную маленькую койку с веревочным матрасом, на которой лежал узелок с моими вещами. Ощупывая пальцами дыры в ротанговом плетении наматрасника, я поняла еще одну вещь: сегодня я впервые в жизни буду спать одна. Я легла и закрыла глаза. Проваливаясь в дрему, я услышала, как за стеной скребутся крысы, и наклонилась, чтобы посмотреть, поставили ли под кровать миску со скипидаром. Ее там не оказалось. И вместо того, чтобы исполниться благодарности к тетушке за то, что она все это для меня делала, я разозлилась на нее за то, что она вырастила меня такой глупой.

Проснувшись, я обнаружила, что рядом нет никого, кто бы причесал мои волосы и осмотрел мои уши и ногти. Расчески у меня не было, поэтому мне пришлось разбирать сбившиеся пряди пальцами. Рубашка и брюки, в которых я спала, оказались мятыми и потными, но их нечем было заменить. И я точно не могла пойти в них на важную встречу, которая ждала меня сегодня. Та одежда, которую я сама выбрала для поездки, оказалась совсем неподходящей. Я уже достаточно выросла, но была совершенно беспомощной и глупой. Вот как хорошо воспитала меня Драгоценная Тетушка!

Когда я предстала перед Старой Вдовой, та воскликнула:

— У тебя что, голова пустая, как яичная скорлупа? Почему на тебе зимняя куртка и зимние брюки? И что случилось с твоими волосами?

Что я могла ей ответить? Что Драгоценная Тетушка отказалась дать мне совет? Дело было в том, что, выбирая одежду, я старалась взять лучшее, с самой красивой вышивкой. И ранним прохладным утром, когда я собиралась, мой выбор не казался мне неудачным.

— Какой ужас! — восклицала вдова, просматривая одежду, которую я взяла с собой. — Мне жаль семью, которая возьмет эту глупую девицу в невестки.

Она бросилась к своим сундукам в поисках одежды, которую сама носила в дни своей стройной юности. В конце концов она остановила выбор на платье, которое дала одна из ее невесток: не слишком старомодном легком ципао с высоким воротником и короткими рукавами. Оно было сиреневое, усыпанное нежнозелеными цветами, с такого же цвета каймой и застежками. Старая Вдова Лау сама расплела мои спутавшиеся косицы и расчесала их мокрой расческой.

В полдень она объявила, что мы идем в лавку, и сказала слугам, чтобы не ждали нас к обеду. Она была уверена в том, что ее кузен, продавец туши, готовит особенный обед.

— Если та семья уже пришла, — предупредила она меня, — ешь понемножку от каждого блюда, чтобы показать, что ты некапризна, но не жадничай. Следи за тем, чтобы сначала от этого блюда угощались другие, и веди себя так, словно ты самая скромная.

Улица Фонарщиков была недалеко от района Горшечников, не дальше тридцати минут езды на рикше, но Старая Вдова боялась опоздать на «случайную встречу». Она обязательно хотела прибыть туда заранее.

— Что, если наш рикша окажется старым и хромым?! — причитала она. — Что, если пойдет дождь?!

И вот в середине дня я оказалась перед нашей семейной лавкой, сгорая от нетерпения встретиться с отцом. Старая Вдова расплачивалась с рикшей, вернее, спорила с ним из-за того, что он запросил слишком большую цену за второго пассажира, потому что я была еще совсем ребенком.

— Ребенок? — фыркнул рикша. — Где твои глаза, старуха?

Я же не отрывала взгляда от коленей, накрытых сиреневой тканью одолженного платья, и ощупывала аккуратно стянутый на затылке узел волос, одновременно гордясь и смущаясь оттого, что рикша увидел во мне взрослую женщину.

Почти каждая дверь, выходившая в переулок, вела в магазин или лавочку, и на всех дверях висели красные плакаты с пожеланиями удачи. Плакат в витрине нашей лавки показался мне самым красивым. Он был выполнен курсивом, в том стиле, которому меня учила Драгоценная Тетушка. Такая манера письма выглядела очень дорого и, скорее, напоминала рисунок, где иероглифы казались ветвями, прогибающимися от ветра.

Глядя на них, можно было сразу сказать, что написавший их человек был художником, образованным и заслуживающим всяческого уважения. Мне пришлось признать в этом произведении искусства руку Драгоценной Тетушки.

Наконец Старая Вдова закончила ругаться с рикшей, и мы пошли в отцовскую лавку. Ее окна выходили на север, и внутри оказалось довольно темно. Возможно, именно поэтому отец нас не сразу заметил. Он был занят с клиентом, очень импозантным мужчиной: так лет двадцать назад выглядели ученые. Они вместе склонились над стеклянной витриной и обсуждали достоинства разных палочек туши. Старший Дядюшка поприветствовал нас и пригласил присесть. Он обратился к нам на формальном языке, из чего я поняла, что он нас не узнал. Тогда я тихо позвала его по имени. Он прищурился, глядя на меня, затем рассмеялся и объявил о нашем прибытии Младшему Дядюшке, который принялся извиняться, что не вышел поприветствовать нас раньше. Они тут же стали усаживать нас за один из двух чайных столиков для клиентов. Старая Вдова Лау трижды отклоняла их приглашение, восклицая, что отец и дядюшки слишком заняты с клиентами, чтобы принимать посетителей. На четвертое приглашение мы все же согласились и сели. Тогда Младший Дядюшка принес нам горячего чаю и сладких апельсинов вместе с бамбуковыми легкими веерами, чтобы мы могли обмахиваться.

Я старалась рассмотреть как можно больше, чтобы потом рассказать об этом Гао Лин и вызвать ее зависть. Отполированные полы в лавке были из темного дерева и сияли чистотой, хотя сейчас стояла самая пыльная пора лета. Вдоль стен тянулись витрины из стекла и дерева. Стекла были целыми, без трещин, и выглядели начищенными до блеска. В витринах находились коробочки, обтянутые шелком, — результат наших усердных трудов. Почему-то здесь они смотрелись гораздо представительнее и дороже, чем в домашней студии в Бессмертном Сердце.

Я заметила, что отец открыл несколько коробочек. Он разложил тушь в виде палочек, печенья и прочих форм на шелковой тряпице, лежащей на витрине, и клиент облокотился на нее, как на стол. Сначала отец указал на палочку с вершиной в форме лодки и сказал со сдержанной торжественностью:

— Ваша кисть будет скользить, как судно по гладкой воде.

Потом он взял тушь в форме птицы:

— Ваши мысли воспарят на высоты, где не бывает облаков. — Затем жестом указал на витрину, где лежали цветки пионов и ветви бамбука. — Вы будете процветать, а бамбук оградит ваш разум от беспокойства.

Пока он это говорил, я снова вспомнила о Драгоценной Тетушке. Она учила меня тому, что в жизни у всего есть предназначение, даже у туши. Хорошая тушь не может быть жидкой, такой, которая торопится вылиться из чернильницы. В то же самое время нельзя стать хорошим художником без должного усердия. Современная тушь, которая продается в бутылках, тем и опасна: тебе не надо ни о чем думать, ты просто пишешь все, что приходит на ум. А что обычно плавает на поверхности? Мусор, сухие листья да высохшие насекомые. Но если тебе приходится разминать тушь в чернильнице, ты делаешь первый шаг к очищению своего разума и сердца. Пока ты разминаешь ее, ты спрашиваешь себя: каковы мои намерения? Совпадает ли содержимое моего сердца с тем, чем наполнена моя голова?

Я никогда не забывала эти слова, но в тот день в лавочке, прислушиваясь к тому, что говорил отец, я поняла, что его слова были для меня важнее всего того, что мне когда-либо говорила тетушка.

— Посмотрите сюда, — сказал отец клиенту. Он держал в руках палочку туши и поворачивал ее под светом. — Видите? Вот так выглядит правильный оттенок, фиолетово-черный, не коричневый или серый, как у дешевых подделок, которые можно найти здесь, на улице. А теперь прислушайтесь. — И до меня донесся чистый тонкий звук, как у серебряного колокольчика. — Высокий тон говорит о том, что сажа была очень хорошо протерта и стала гладкой, как берега полноводной реки. И аромат! Вы чувствуете запах силы и мягкости, музыкальные ноты аромата настоящей туши? Да, дорогой, но все, кто увидит, как вы ею пользуетесь, поймут, что вы отдали деньги не зря.

Мое сердце наполнилось гордостью от тех слов, что были сказаны отцом о нашей фамильной туши. Я втянула носом горячий воздух и ощутила сильный аромат пряностей и камфоры.

— Сажа, которую мы используем, куда лучше сосновой из Аньхоя. Мы делаем ее из древесины настолько редкой, что сейчас рубить ее уже противозаконно.

К счастью, благодаря удару молнии у нас имеется небольшой запас, и это значит, что у нас есть благословение от богов в буквальном смысле.

Отец спросил клиента, слышал ли он о черепе древнего человека, недавно найденном возле холма Драконьей Кости. Старый ученый кивнул.

— Так вот, мы живем в деревне на соседнем холме, — сказал отец. — Считается, что возраст деревьев в наших краях свыше миллиона лет! Откуда мы это знаем? А вы подумайте. Когда те самые первые люди, которым около миллиона лет, ходили по земле, разве им не нужны были деревья, чтобы сидеть под ними, прячась от солнца или дождя? Чтобы брать древесину для костра? Или для того, чтобы мастерить стулья, столы и кровати? Ага, я прав? Ну что же, тогда мы, люди из деревни рядом с холмом Драконьей Кости, владеем остатками тех древних деревьев. Мы называем их деревьями Бессмертного Сердца.

А теперь посмотрите на этот шкаф.? — Отец сделал жест рукой. — В этой туши такой сажи всего щепоть на палочку, она и стоит дешевле. В этом ряду — по две щепоти. А здесь — вся сажа от древнего Бессмертного Дерева. И эта тушь легко ложится на кисть, как нектар на хоботок бабочки.

В итоге клиент купил несколько кусочков самой дорогой туши и покинул лавку. Я была готова аплодировать отцу, словно только что стала свидетельницей какого-то посвященного богам представления. Теперь отец направлялся к нам. Я встала со своего стула с радостно трепещущим сердцем. Мы не виделись с похорон прабабушки, а это было уже больше трех месяцев назад. Мне стало интересно, скажет ли он что-нибудь по поводу того, какой взрослой я выгляжу.

— Что, неужели уже пять вечера? — спросил он. Эти слова заставили Старую Вдову вскочить и запричитать:

— Мы пришли слишком рано! Нам надо уйти и вернуться позже!