Пройти по Краю Мира

Призрак

Как и ожидалось, Чан спросили нашу семью, не хочу ли я присоединиться к ним в качестве жены их сына. Если я отправлюсь к ним сразу же, без промедления, моя семья получит денежное вознаграждение и я буду незамедлительно представлена как их невестка во время поселковых празднеств, включая те, что планируются на Фестивале Луны, на котором будут чествовать мистера Чана за его вклад в научные достижения.

— Ей надо ехать к ним сейчас, — советовали матери Старшая и Младшая тетушки. — А вдруг они потом передумают? Что, если они узнают о ней что-нибудь такое, что заставит их расторгнуть брачный договор?

Я думала, что они говорили о моих скудных навыках в шитье или о каких-то проделках, о которых я забыла, но кто-то помнил. Но, как оказалось, они говорили о моем рождении. Они знали, чьей дочерью на самом деле я была. А Чан и я нет. Мать решила, что я присоединюсь к семье Чан через пару недель, незадолго до церемонии чествования на Фестивале Луны. Она заверила меня, что так у нее и тетушек будет достаточно времени, чтобы сшить одеяла и одежду, необходимые мне в новой жизни. Поделившись этими хорошими новостями, она заплакала от радости.

— Я хорошо устроила твою жизнь, — с гордостью заявила она. — Никто не сможет пожаловаться.

Тут Гао Лин заплакала. И я пролила несколько слезинок, но не все они были слезами радости. Скоро я оставлю свою семью, свой дом, где мне все знакомо. Я превращусь из девочки в жену, из дочери в невестку. Как бы я ни была уверена в том, что стану счастливой, мне все равно было жаль прощаться с прежней жизнью, прежней собой.

Мы с Драгоценной Тетушкой по-прежнему делили комнату и постель. Но она больше не набирала мне ванну и не носила сладкой воды из колодца. Не помогала мне причесываться, не беспокоилась о моем здоровье и чистоте ногтей, ни о чем не предупреждала и ничего не советовала. Она больше не разговаривала со мной жестами.

Мы спали на противоположных краях кана, подальше друг от друга. И если я просыпалась, прижавшись к ее знакомому телу, то тихо отодвигалась от нее до того, как просыпалась она. Каждое утро у нее были красные глаза, и я понимала, что она плакала. Иногда и мои глаза бывали красными.

Когда Драгоценная Тетушка не работала в студии с тушью, она писала, покрывая иероглифами лист за листом. Она сидела за своим столом, растирала палочку туши в чернильнице и о чем-то думала. Я не знала, что у нее на уме. Потом она окунала кисть в чернильницу и писала снова и снова, и слова появлялись из-под ее руки без клякс и исправлений.

За несколько дней до моего отъезда в новую семью я проснулась, обнаружив, что она сидит и смотрит на меня. Подняв руки, она сказала:

— Сейчас я покажу тебе правду. Истину.

Она подошла к маленькому деревянному шкафу и достала оттуда нечто завернутое в голубую тряпицу.

Сверток она положила мне на колени. В нем оказалась толстая пачка листов, собранных и прошитых нитью Она странно посмотрела на меня и вышла из комнаты.

Я взглянула на первую страницу. «Я родилась дочерью Знаменитого Костоправа из местечка Рот Горы», — так начинался ее рассказ. На следующих нескольких страницах говорилось о ее семейных традициях, о смерти матери, о горе отца и обо всем остальном, о чем она уже мне рассказывала. А потом я наткнулась на строку: «Теперь я расскажу тебе, что за человек этот Чан на самом деле». В то же мгновение я отбросила эти страницы в сторону. Я больше не хотела, чтобы Драгоценная Тетушка травила мой разум. Так что тогда я не дочитала до конца, где она признавалась, что была моей матерью.

За ужином тетушка снова стала себя вести так, словно я была беспомощной. Она брала кусочки еды палочками и подкладывала их мне в тарелку.

— Ешь больше, — велела она. — Почему ты не ешь? Ты заболела? Ты кажешься горячей. У тебя лоб горячий. Почему ты такая бледная?

После ужина мы, как обычно, переместились в сад. Мать и тетушки вышивали мой наряд невесты. Драгоценная Тетушка штопала мои старые брюки. Потом она отложила иглу и подергала меня за рукав:

— Ты уже прочитала, что я тебе написала?

Я кивнула, не желая спорить с ней при всех. Мои кузины, Гао Лин и я играли в игру с нитью, натянутой между нашими пальцами. Я делала очень много ошибок, отчего Гао Лин чуть не подвывала от восторга.

Как же, семейство Чан получает неуклюжую невестку! Слыша это, Драгоценная Тетушка метала в мою сторону строгие взгляды.

Вечер подошел к концу. Солнце село, пришла темнота с ее звуками: трелями, скрежетом и шелестом невидимых существ. Слишком быстро настало время расходиться по кроватям. Я подождала, чтобы Драгоценная Тетушка ушла первой, и лишь потом, задержавшись как можно дольше, в надежде, что она уснет, вошла в темную комнату.

Тетушка сразу же села и заговорила со мной жестами.

— Я не вижу, что ты говоришь, — сказала я.

Она пошла к керосиновой лампе, чтобы ее зажечь. Я запротестовала:

— Не надо. Я хочу спать. Не хочу сейчас разговаривать.

Но она все равно ее зажгла. Тогда я пошла к кану и легла. Она последовала за мной, поставила рядом лампу, склонилась и стала смотреть на меня.

— Теперь, когда ты прочла мою историю, что ты чувствуешь ко мне? Будь честной.

Я забурчала, и одного этого звука было достаточно, чтобы она захлопала в ладоши и начала благодарить небеса за то, что они спасли меня от семьи Чан. Но пока она не переусердствовала с благодарностями, я добавила:

— Я все равно туда еду.

Долгое время она не шевелилась. Потом начала плакать и бить себя в грудь. Потом быстро замелькали руки:

— Неужели ты совсем ничего ко мне не чувствуешь?

Я до сих пор помню каждое слово из того, что я сказала ей в ответ:

— Если даже все в этой семье Чан сплошь воры и убийцы, я все равно поеду к ним, чтобы убраться от тебя подальше.

Она повернулась к стене и хлопнула по ней ладонями. Потом задула огонь в лампе и вышла из комнаты.

Утром ее не было, но я не беспокоилась. В прошлом она уже несколько раз злилась на меня и уходила, но всегда возвращалась обратно. На завтраке ее тоже не было, поэтому я поняла, что сейчас она разозлилась на меня сильнее, чем раньше. Ну и пусть злится, думала я. Ей нет дела до моего будущего счастья. Только мать заботится обо мне. Вот этим и отличаются няньки и матери.

Так я думала, когда тетушки, Гао Лин и я шли за матерью в студию заниматься тушью. Войдя в тускло освещенную комнату, мы увидели жуткий беспорядок. Стены были в пятнах. Скамьи тоже. На полу длинные подтеки. Сюда вломилось какое-то дикое животное? И что это за утробный запах? А потом завыла мать:

— Она мертва! Она мертва!

Кто мертв? В следующий момент я увидела Драгоценную Тетушку. Верхняя часть ее лица была белой как мел, а черные глаза смотрели прямо на меня. Она сидела, скорчившись у стены.

— Кто мертв? — спросила я у тетушки. — Что случилось? — Я пошла к ней.

Ее волосы были распущены и спутаны. И тут я увидела, что у нее на шее сидят мухи. Она не сводила с меня глаз, но ее руки были неподвижны. В одной из них лежал нож для гравировки. Но я не успела приблизиться к ней: меня оттолкнула одна из женщин, снимавших у нас жилье, чтобы я не закрывала ей вид.

Больше о том дне я ничего не помнила. Не знаю, как я оказалась в своей комнате и как легла на кан. Когда я проснулась, было темно, и мне вдруг показалось, что все еще продолжается утро прошлого дня. Я села и встряхнулась, прогоняя страшный сон.

Драгоценной Тетушки рядом не оказалось, и я вспомнила, что она рассердилась на меня и куда-то ушла. Тогда я встала и пошла на улицу. На небе часто мерцали звезды, в окнах дома было темно, и даже старый петух не захлопал крыльями, услышав мои шаги. Я поняла, что это было не утро, а ночь, и подумала, что, может быть, я хожу во сне. Мне представилось, что тетушка сейчас спит на скамье в студии, и я отправилась туда. А потом я вспомнила весь страшный сон до конца: черные мухи, копошащиеся на ее шее, шевелящиеся на плечах, словно живые волосы. Я очень боялась того, что могла увидеть сейчас в студии, но мои руки уже зажигали лампу.

Стены студии оказались чистыми, пол тоже. Драгоценной Тетушки там не было. Я почувствовала огромное облегчение и вернулась в кровать.

Когда я проснулась утром, на краю кана сидела Гао Лин с заплаканным лицом.

— Что бы ни случилось, — сказала она, — я обещаю обращаться с тобой, как с сестрой.

А потом она рассказала мне о том, что случилось, и ее рассказ стал продолжением моего ночного кошмара.

Накануне в наш дом пришла миссис Чан с зажатым в руке письмом от Драгоценной Тетушки, которое пришло им в середине ночи.

— Что это значит? — спросила она.

В письме говорилось, что если я выйду замуж за кого-либо из их семейства, Драгоценная Тетушка придет в их дом и будет вечно преследовать каждого из них, пока они будут живы.

— Где женщина, которая это написала? — потребовала миссис Чан ответа, хлопая рукой по письму. И, когда мать сказала ей, что написавшая его нянька только что покончила с собой, женщина в ужасе покинула наш дом, чтобы никогда не возвращаться.

После этого мать бросилась к телу. Тетушка все еще сидела, прислонившись к стене в студии.

— Так вот как ты мне отплатила? — закричала ей мать. — Я обращалась с тобой как с сестрой. Я обращалась с твоей дочерью как с собственной! — И она принялась пинать ее безмолвное тело, снова и снова, потому что оно не могло ни благодарить, ни просить прощения и пощады. — Если ты станешь преследовать нас, я продам Лу Лин в шлюхи.

После этого она велела слугам бросить тело в тележку и скинуть с утеса.

— Она сейчас там, — сказала Гао Лин. — Твоя Драгоценная Тетушка лежит на дне Края Мира.

Когда Гао Лин ушла, я все еще не понимала того, что она только что рассказала, но истина уже начала открываться мне. Я нашла листы, оставленные мне тетушкой, и прочитала их все. На самой последней я увидела ее слова: «Твоя мать. Твоя мать. Я твоя мать».

В тот день я спустилась в Край Мира, чтобы найти ее. Пока я катилась вниз, ветки и шипы рвали мою кожу, но я горела желанием отыскать ее. Я слышала пение цикад, хлопанье крыльев стервятников. Увидев накренившийся, как под весом чего-то упавшего сверху куст, я отправилась к нему. Там виднелся мох, или это были ее волосы? На ветвях было птичье гнездо, или это ее тело застряло там? Под ногами белели ветки, или это падальщики уже растащили ее кости?

Следуя за изгибами утеса, я повернула и пошла в другую сторону. Вот лоскуты одежды, не ее ли? Вот вороны, несущие что-то в клювах, не ее ли плоть? Я вышла на пустырь, усеянный камнями, не ее ли это кости, разбитые на сотни частей? Куда бы я ни смотрела — везде видела ее, растерзанную и разбитую. Это сделала я. А потом я вспомнила о проклятии ее семьи, моей семьи, о драконьих костях, которые так и не были возвращены на место и не были похоронены. Чан, этот ужасный человек, хотел, чтобы я вышла замуж за его сына, только ради того, чтобы узнать от меня, где он может найти еще такие кости. Как же я могла быть настолько глупой и не понять этого раньше?

Я искала ее до самого заката. К тому времени у меня опухли глаза от пыли и слез. Я так и не нашла ее. Выбираясь наверх, я уже не была прежней. Теперь я была той, кто оставил часть себя на Краю Мира.