Пройти по Краю Мира

Аромат

Каждый вечер, возвращаясь в меблированные комнаты в Гонконге, я ложилась на койку, накрывая грудь мокрым полотенцем. Стены становились влажными, потому что я не могла открыть окно, чтобы проветрить свой угол: здание находилось на рыбной улице района Коулун. Нет, рыбной торговли здесь не было. Здесь пахло утренним морем, солоно и терпко. Но я жила в том районе города-крепости Коулун, где дома находились на уровне нижней части сточных каналов. Там собирались рыбная чешуя, кровь и внутренности, которые по ночам ведрами выплескивали рыботорговцы. Этот воздух был наполнен дыханием смерти, удушающей кислой дурнотой, которая тянулась к желудку, как скользкие пальцы, и выворачивала меня наизнанку. Я навсегда запомнила запах Ароматной гавани.

Британцы и другие иностранцы жили на островной стороне Гонконга, а в Коулуне почти все были китайцами, богатыми и бедными, могущественными и бесправными. Мы были очень разными, но нас объединяло одно: какими бы сильными или слабыми мы ни казались, отчаяние вынудило нас оставить родные земли и семьи.

Были, конечно, тут и люди, которые наживались на человеческом горе. Я ходила ко многим прорицателям, которые утверждали, что слышат голоса призраков.

«У меня есть сообщение от младенца, — говорили они. — Весточка от сына. От мужа. От разгневанного предка».

Я села рядом с одной из них, и она сказала:

— Твоя Драгоценная Тетушка уже переродилась. Иди три квартала на восток, потом три квартала на север. Там к тебе обратится нищенка: «Тетушка, сжалься надо мной! Дай мне надежду!» По этим словам ты ее узнаешь. Дай ей монетку, и твоему проклятию придет конец.

Я в точности выполнила все, что она сказала. И именно в том квартале, про который она говорила, девочка обратилась ко мне с такими словами. Я так обрадовалась! Вдруг другая девочка заговорила теми же словами, потом еще одна, и еще. Их было десять, двадцать или тридцать маленьких девочек, и все лишены надежды. На всякий случай я дала каждой из них по монетке. И каждую из них мне было жаль. На следующий день я увидела другую слепую, которая могла разговаривать с призраками. Она тоже сказала, где я могу найти Драгоценную Тетушку. И на следующий день было то же самое. Я тратила свои сбережения, но не думала, что это теперь имеет значение. Ведь скоро, со дня на день, я должна была отправиться в Америку.

Прожив в Гонконге месяц, я получила письмо от Гао Лин:

«Дорогая моя сестра!

Прости, что не писала раньше. Учитель Пань прислал мне твой адрес, но я не сразу его получила, потому что переезжала из дома одной церковной прихожанки в дом другой. Мне очень жаль тебе об этом говорить, но мисс Грутофф умерла через неделю после того, как мы сюда приехали. Прямо перед тем, как отправиться на небеса, она сказала, что возвращение в Америку было ошибкой. Ей хотелось вернуться в Китай, чтобы ее прах упокоился рядом с мисс Таулер. Мне было приятно узнать, насколько она любила Китай, и очень грустно, потому что возвращаться было уже поздно. Я ходила на ее похороны, но ее знало не слишком много людей. Я была единственной, кто там плакал, и тогда я сказала себе: она была великой женщиной.

У меня есть еще не очень хорошие новости. Я узнала, что не могу сама тебя пригласить. Пока не могу. Дело в том, что я пока еще не могу прокормить саму себя. Не знаю, почему мы решили, что это будет так легко? Теперь я понимаю, какими глупыми мы были. Нам следовало задавать больше вопросов. Теперь-то я их задаю и уже узнала о нескольких способах пригласить тебя сюда, но позже. Вот только насколько позже — неизвестно.

Один из способов состоит в том, чтобы ты написала заявление — просьбу об убежище. Правда, квота на прием китайцев очень небольшая, а желающих приехать сюда очень много. Честно говоря, здесь у тебя шансов не больше, чем выплыть на соломинке в наводнении.

Второй способ — мне получить гражданство и потом пригласить тебя как свою сестру. Тогда тебе придется объявить мать и отца своими родителями, потому что мне нельзя приглашать кузину. Но, как родственница гражданки Америки, ты встанешь в другую очередь, и шансов у тебя будет больше, чем у беженки. Хотя для того, чтобы стать гражданкой, я должна выучить английский язык и найти хорошую работу. Даю тебе честное слово — я занимаюсь очень усердно, на тот случай, если мне придется воспользоваться именно этим способом.

Есть еще и третий способ — выйти замуж за гражданина Америки и получить гражданство с помощью брака. Это гораздо быстрее. Конечно, тот факт, что я уже замужем за Чан Фу Нанем, создает большие неудобства, но я думаю, что об этом просто не надо никому говорить. В заявлении на визу я не отметила, что замужем. Да, вот еще что: тебе надо знать, что, когда я подавала документы на визу, служащий потребовал документы, подтверждающие мое рождение. Я спросила: “У кого сейчас это есть?” “А, так вы хотите сказать, что они сгорели во время войны, как у всех остальных?” — спросил он. Я подумала, что это очень хорошее объяснение, и согласилась. Когда будешь готовить заявление на визу, тебе стоит сказать то же самое. А еще ты должна указать, что на пять лет моложе, то есть что родилась в тысяча девятьсот двадцать первом году. Я так и сделала, сказав, что родилась в тысяча девятьсот двадцать втором, но в том же месяце, что и на самом деле. Это даст тебе больше времени.

Мать и отец уже обратились ко мне с просьбой отправлять им деньги, и я уже ответила им, что у меня их нет. Но если в будущем они у меня появятся, я буду отправлять их, конечно, тебе. Я так виновата в том, что позволила тебе настоять и отправить меня первой и что уступила твоим требованиям! Теперь ты застряла в незнакомом месте, не зная, что делать дальше. Но пойми меня правильно: жизнь тут тоже нелегка.

И зарабатывать здесь не так просто, как мы себе представляли. Я не верю во все эти рассказы о том, что можно быстро разбогатеть. Танцы здесь есть только в кино. Большую часть дня я убираюсь в чужих домах, и мне платят двадцать пять центов. Тебе может показаться, что это большие деньги, но здесь столько стоит простой ужин. Так что откладывать деньги очень сложно. Но ради тебя я готова голодать.

В последнем письме отец говорил, что чуть не умер от злости, когда узнал, что Фу Нань потерял чернильный бизнес в Пекине. Мой бывший муж вернулся в Бессмертное Сердце и теперь просто валяется без дела, но Чан его не порицает, а говорит, что его сын — настоящий герой войны, который потерял два пальца, спасая жизни. Думаю, ты догадываешься, что я думаю по этому поводу. Самое страшное, что наша семья все еще должна поставлять тушь, не получая никакой прибыли, лишь немного уменьшая долг. Вот почему всем пришлось заняться чем-нибудь еще: плести корзины, латать, чинить и делать грязную работу. Из-за этого мать все время жалуется, что мы пали ниже своих жильцов.

Она просит, чтобы я поскорей разбогатела и вытащила ее из этой адской клоаки.

Я чувствую большую ответственность и большую вину».

Когда я прочитала это письмо, мне показалось, что топор отрубил мою уже мертвую голову. Все это время я напрасно ждала в Гонконге. Я могла прождать тут год, десять лет или всю оставшуюся жизнь, среди этих несчастных людей, чьи истории были страшнее моей. Я никого здесь не знала и очень скучала по друзьям.

Никакого шанса попасть в Америку у меня не было. Я его упустила.

На следующий день я собрала вещи и отправилась на железнодорожную станцию, чтобы вернуться в Пекин. Я выгребла все остававшиеся у меня деньги.

— Этого недостаточно для билета, мисс, — ответил мне кассир.

Но как такое может быть?

— Деньги сейчас стоят меньше, поэтому все подорожало, — объяснил он.

Тогда я попросила билет ниже классом. Но он ответил, что у меня не хватает денег даже для самого дешевого билета. Кассир указал на стену, где висела таблица со стоимостью проезда.

Итак, я застряла. Первой моей мыслью было написать Учителю Паню или Сестре Юй, но потом я решила никого не беспокоить. Я подумала, что лучше заложу свои ценности. Однако, присмотревшись к ним, я поняла, что они ценны только для меня: записная книжка Кай Цзина, курточка, которую Гао Лин дала мне, когда я уезжала в приют, страницы, исписанные Драгоценной Тетушкой, и ее фотография.

Но у меня еще была гадательная кость.

Я развернула мягкую тряпицу, в которой она хранилась, и стала рассматривать символы, нацарапанные на одной из сторон. Не зная, что они означают, я понимала, что их нужно сохранить. Раньше гадательная кость стоила в два раза больше драконьей кости. Мне пришлось обратиться в три разные лавки. Первая принадлежала костоправу. Он сказал, что больше не пользуется костяным порошком для изготовления лекарств, но моя кость показалась ему необычной, и за нее он был готов дать немного денег. Он назвал цену, которая меня удивила, потому что этих денег было почти достаточно, чтобы купить билет второго класса до Пекина. В следующей лавке торговали украшениями и сувенирами. Хозяин лавки взял увеличительное стекло и, несколько раз перевернув кость, очень внимательно осмотрел ее. Он сказал, что кость настоящая, но не лучшего образца. А потом предложил мне цену, сопоставимую со стоимостью билета первого класса до Пекина. Третья лавка торговала антиквариатом для туристов. Как и в предыдущей лавке, хозяин внимательно осмотрел кость через специальное устройство, потом позвал еще одного человека, чтобы и тот взглянул. Затем они стали задавать вопросы: где я ее нашла и как у такой девицы, как я, могло появиться такое сокровище. Ах, я внучка костоправа! А давно ли я в Гонконге? Ах, жду приглашения в Америку! Неужели кто-то уехал в Америку без такого сокровища? Так я ее у кого-то взяла? Какой ужас, сейчас в Гонконге развелось столько воров! Может, я одна из них? Мисс, вернитесь, вернитесь, или мы вызовем полицию!

Я выбежала из этой лавки, рассерженная и униженная. Но мое сердце гулко стучало в груди, потому что я поняла, что кость, которую я держала в руках, стоила очень больших денег. Вопрос: как ее продать? Она принадлежала моей матери, а до нее — моему деду. Эта кость связывала меня с ними. Как я могла отдать ее в руки чужим людям, чтобы на вырученные деньги покинуть свою землю и могилы предков? Чем больше я об этом думала, тем решительнее становилась. Кай Цзин был прав: в моем характере была сила.

Я составила план. Мне нужно снять дешевый угол для проживания, пусть даже дешевле, чем провонявшая рыбьей требухой каморка, и найти работу.

Несколько месяцев я буду откладывать деньги, и, если за это время у меня не появится возможность получить визу, я вернусь в Пекин. Там, по крайней мере, я смогу устроиться в школу в каком-нибудь приюте и дальше ждать вестей от сестры, но уже в комфорте и среди знакомых людей. Если Гао Лин сможет добыть мне визу, я вернусь в Гонконг. Если нет — не страшно, я останусь в Пекине и стану учителем.

В тот же день я переехала в дешевое жилье: комнату, которую мне пришлось делить с еще двумя женщинами, одна из которых была больна, а вторая страшно храпела. Мы по очереди спали на койке: храпящая девушка утром, я — днем, а больная — после меня. Те из нас, кто бодрствовал, выходили на улицу и бродили в поисках надомной работы: мы предлагали починить обувь, подшить шарфы, сплести корзины, вышить воротнички, раскрасить миски — все что угодно, чтобы заработать доллар. Так я прожила месяц, но, когда поняла, что больная девушка не перестает кашлять, съехала в другое место.