Кухонный бог и его жена

Когда выяснилось, что моих припасов недостаточно, я спросила Хулань, что есть у нее. Не найдется ли чего-нибудь соленого и хрустящего? И вот тогда она сказала, что я ношу под сердцем ребенка.

— Я точно знаю, — заявила Хулань так, словно уже приветствовала сотню младенцев в этом мире. — Когда что-то внутри тебя становится жадным до всех вкусов мира — это верный признак. И судя по тому, на что тебя тянет, это мальчик.

Сначала я ей не поверила. Я и сама еще оставалась ребенком, мне было всего девятнадцать, а Ху-лань — и того меньше. Что она могла знать? Я вскочила и прижала платье к бедрам, чтобы посмотреть на живот. Там ничего не было, и головка ребенка не пыталась выбраться наружу через мой пупок. Тем не менее я чувствовала что-то новое — столь сильную жажду жизни, что она могла поглотить меня целиком.

Но я подумала, что это кипит моя несчастливая натура, вечно неудовлетворенная тем, что имеет, и стремящаяся к чему-то большему. Старая тетушка рассказала, что такой же была моя мама. «Слишком сильная внутри! — тетушка указала на живот. — И никогда не бывала довольной. Положи перед ней десять слив, и она станет искать грушу».

— У меня просто не в порядке желудок, — сказала я Хулань. — Это все из-за постоянного ожидания бед.

— Говорю тебе, ты беременна.

Я покачала головой.

— Беременна, — кивнула она.

— Ай, ты думаешь, что я не знаю собственного тела?

— Ну хорошо, скажи, когда у тебя последний раз шла кровь?

Я тут же жарко вспыхнула. Она произнесла это вслух и громко! Будто это то же самое, что разговаривать о кашле, головной боли или пылинке в глазу!

— А какое это имеет отношение к ребенку?! — воскликнула я, и Хулань прикусила нижнюю губу, стараясь не рассмеяться.

— Тебе что, мама ничего об этом не говорила? — спросила она.

Я попыталась припомнить, что сказала Старая тетушка в то утро, когда я увидела свою первую кровь.

Проснувшись, я почувствовала странную липкость, задрала подол ночной рубашки и посмотрела на ноги.

— Меня кто-то порезал! — пробормотала я Пинат, думая, что это сон.

Кузина взглянула на меня и завопила. Она выскочила из кровати и побежала во двор с криками:

— Скорее! Уэй-Уэй убивают, как ее мать! Уже убили! Помогите! Помогите!

В комнату вбежали Старая тетушка, Новая тетушка, кузены, две служанки и помощница кухарки, размахивающая большим черпаком. Старая тетушка подошла поближе, окинула меня взглядом, и на ее лице не отразилось никакого испуга. Выпроводив домочадцев, она суровым тоном велела мне успокоиться.

Тем временем в комнату вернулись Новая тетушка с Пинат, которая смотрела на меня вытаращенными глазами.

— Смотри, она не умерла, — сказала Новая тетушка дочери и дала мне какие-то тряпицы.

— Слушайте внимательно, обе! — обратилась к нам с кузиной Старая тетушка. — Кровь — это знак. Когда девушка начинает думать о нечистых вещах, ее телу приходится очищать себя. Вот почему оттуда вытекает столько крови. Потом, если девушка выходит замуж за человека из хорошей семьи и становится достойной, примерной женой, любящей своего мужа, это прекращается.

Я запомнила ее слова. И вот теперь, в точности, как она и предсказала, кровь прекратила появляться.

— Чушь! — отмахнулась Хулань, выслушав меня. И плюнула на землю. — Чепуха.

Дождь не унимался. В тот день приятельница рассказала мне много странного, во что я не поверила. Да и с чего мне было ей верить? Она же верила в самые немыслимые истории! Хулань заявила, что женское тело каждый месяц вьет внутри себя гнездо. Да этого не может быть! А еще — что ребенок рождается оттуда, куда входит мужское достоинство мужа, а не через пупок! Какая чушь!

А потом Хулань объяснила, откуда это все узнала. Однажды она помогала роженице.

— Я говорю тебе правду. Я видела, откуда выходит ребенок. В прошлом году, своими глазами.

Деревенька, в которой жила семья Хулань, находилась неподалеку от авиабазы в Лояне, и одна из сельских девушек закрутила роман с пилотом.

— Бедняжка просто хотела изменить свою судьбу, — сказала Хулань. — Так делали многие, чтобы найти мужей, который увезли бы их с собой. Вот и она была такой же, как большинство деревенских девчонок: не очень красивая, будущая жена старого фермера или одноглазого жестянщика. Ее ждала жизнь, полная тяжелого труда, безо всякой надежды на счастье. Поэтому, когда эта девушка повстречала пилота, она охотно отдала ему свое тело ради одного крохотного шанса.

Хулан видела, что я ей не верю.

— Тебе это трудно представить, я знаю, — заметила она. — Ты живешь совсем иначе. Ты всегда знала, что выйдешь замуж за человека с положением, так что беспокоиться было не о чем.

Это прозвучало как обвинение, но заставило меня задуматься о самой Хулань. Может, она поступила так же, как та девушка? Отдала свое тело Цзяго ради одного-единственного шанса? Тогда ей повезло, и крохотный шанс превратился в хорошего мужа.

— Когда девушке пришло время рожать, — продолжала Хулань, — она попросила меня дойти с ней до дома пилота. Ей было так больно, что нам приходилось часто останавливаться. Но мы все-таки дошли до его дома, только парень очень разозлился, увидев ее. Он накричал на остальных мужчин, велев им уйти. Я стояла на улице, но все слышала. Девушка умоляла пилота жениться на ней, но он отказывался. Она дала ему слово, что ребенок — сын, но он заявил, что ему на это наплевать. Она предложила ему взять ее наложницей, чтобы потом он мог жениться на другой женщине, но он снова отказался. Тогда она заплакала и сильно рассердилась. Ей больше нечего было терять. Девушка закричала, что он не оставил ей больше шансов в жизни, что она все отдала ему. Она теперь не сможет выйти замуж, потому что в деревне все знают, что она — порченый товар. Ее семья от нее откажется, а ребенка ждут одни только горести!

Бедняжка так кричала и плакала, словно сошла с ума. Я вбежала в дом. Обхватив себя руками, она осыпала парня проклятиями: «Можешь убить нас обоих, так будет лучше, чем бросать нас на голодную смерть! Но знай, мы очень скоро увидимся после моей смерти! Потому что мы вдвоем скинем тебя с неба!»

Не помня себя от злости, пилот сильно ударил ее. Девушка упала, ушиблась животом о ручку кресла и скатилась на пол. Но этот удар ее не убил, и кресло тоже ее не убило. Пока она лежала на полу, у нее начались роды. Она вопила и рычала, пыталась отползти назад. Она кричала ребенку: «Не выходи! Не надо! Незачем здесь появляться!»

Мы с пилотом подбежали к ней. Я приподняла подол ее платья и увидела макушку ребенка. Потом появилась вся голова, и стало видно, что вокруг шеи намотана веревка, кожа будто испачкана в рисовой муке, личико голубого цвета, а глаза крепко зажмурены. Я попыталась вытащить младенца, чтобы размотать веревку. Я очень старалась, но девушка все время ерзала. «Лежи спокойно!» — прикрикнул на нее пилот. А она схватила его за волосы и не отпускала.

Теперь уже мы все втроем орали, не зная, что делать в этом кошмаре. Ребенок рвал мать на части, я тянула его, а она — пилота за волосы. Прошло столько времени, что мы уже не знали, сколько еще выдержим, и тут она откинулась назад и стала корчиться. Ее кидало из стороны в сторону, трясло все тело. Потом она сделала глубокий вдох, как будто никак не могла надышаться, выдохнула, глубоко вдохнула снова, и все. Все кончилось. Какой ужас! Не успела начаться одна жизнь, как вторая оборвалась. И этот ребенок, который торчал из ее тела, потемнел и тоже умер.

Хулань замолчала. Она мяла пальцами край платья и кусала губы. Я думала, что на этом ее история окончилась.

— Как грустно, — сказала я. — Ты права, нам обеим повезло.

Но Хулань заплакала.

— Не знаю, мальчик это был или девочка. Мама не позволила разрезать ее, чтобы посмотреть. Она не захотела отправлять свою дочь в загробную жизнь с разрезанным животом. И не захотела той же участи своему внуку или внучке, поэтому не дала отрезать ребенку голову. Так родители ее и похоронили, с наполовину родившимся ребенком. — Хулань взглянула мне в лицо. — Ну да, произнесла она, все еще плача, — это была моя сестра. А пилот — Цзяго. Он так испугался проклятия сестры, что женился на мне.

Я смотрела на нее во все глаза, не зная, что сказать. Наконец Хулань снова заговорила, но на этот раз уже спокойнее:

— Я знала, что он берет меня в жены, только чтобы развеять свой страх, чтобы она не сбивала его самолет. Но я все равно пошла за него, думая, что смогу отомстить за сестру. Конечно же, родители разозлились не на шутку. Я все говорила им, что выхожу за него лишь для того, чтобы превратить каждый день его жизни в кошмар, чтобы все время напоминать ему о сестре и о том, что случилось из-за него.

Откуда мне было знать, что Цзяго окажется хорошим мужчиной? Настолько хорошим. Ты же видишь сама, какой у него характер. Он так сожалел обо всем, так грустил. И со мной он очень добр, купил мне хорошую одежду, учил манерам, никогда надо мной не смеется. Откуда мне было знать, что он будет так добр?

Хулань уставилась на дождь, который все не прекращался.

— Иногда я все еще злюсь на него, — тихо сказала она. — А иногда думаю обо всем этом иначе. На самом деле он ее не убивал. Она бы умерла в родах, согласился бы он взять ее в жены, или нет. Мне порой кажется, что моя сестра злится на меня, и что ее ребенок, все еще свисающий с ее чресел, проклинает меня за то, что я вышла за мужчину, не захотевшего стать им мужем и отцом.

Вот так мы с Хулань стали делиться секретами. Сначала я рассказала ей, как мало знаю о собственном теле. А она — как искала мести, но нашла любовь. Потом, в тот же самый день, я рассказала про Пинат, о том, что это она должна была выйти за Вэнь Фу.

— Выходит, у нас обеих изменились судьбы, и как вовремя! Как нам повезло! — воскликнула Хулань.

Я ничего ей не ответила. Я рассказала ей только половину своего секрета, потому что больше не была уверена, что мне действительно повезло.

Я дождалась ночи и только тогда сказала Вэнь Фу, что жду ребенка. Мы собирались лечь в постель. Он потянулся ко мне.

— Нам нужно быть осторожнее, — : предупредила я. — Я беременна.

Он нахмурился и сначала, как и я, не поверил этому известию. Тогда я рассказала ему о своем аппетите, о тошноте и о том, что все это признаки зародившейся новой жизни. Он по-прежнему ничего не отвечал.

Возможно, Вэнь Фу просто не знал, как выразить словами возникшие у него чувства. В любом случае со мной он ими не поделился. Наверное, обычно будущие отцы расхаживают, как петухи, и хвастаются напропалую, но Вэнь Фу лишь сказал:

— Что, правда?

И стал раздеваться.

Вдруг он притянул меня к себе, обнял, прижался губами ко лбу, вдохнул воздух возле моего уха. В тот момент я подумала, что так он говорит мне, что счастлив, что рад известию о ребенке. Тогда мне правда казалось, что мне наконец удалось ему угодить, и я сама была счастлива стать гнездом для его будущих детей.

Но это ощущение у меня не задержалось. Вэнь Фу гладил заднюю поверхность моего бедра, задирая платье. Как он мог об этом думать? Я тихо запротестовала, но это его только раззадорило. Он старался раздвинуть мне ноги.

— Во мне теперь растет ребенок, — сказала я. — Мы больше не можем этим заниматься.