Всё, что у меня есть

Королева драмы

Июнь 2012

Мне пятьдесят два. В зеркале, висящем над прилавком с овощами и фруктами в магазинчике повседневных товаров, я вижу мамино отражение — она склонилась над грудой зеленого и красного перца. Сколько всего в этом лице! Излишнее внимание к незначительным деталям, вялая радость от покупки продуктов — бульонные кубики и творог. Замешательство — мир проносится мимо, а она этого не понимает, дочери выросли и стали мудрее нее. Боль сожаления о том, что она не получила или потеряла, по несбывшемуся. Не без удовольствия от собственных страданий.

Небо распахнутое, белесое, дует ветер, пакеты тяжелые, трамвай грохочет мимо припаркованных автомобилей. Сегодня после недели, проведенной у Гейра, приезжает Майкен. Уже два дня нет вестей от Терье.

Майкен требует от меня гибкости, и это никак не сочетается с непредсказуемостью Терье. Я кладу в тележку фарш и сметану. Майкен все еще любит тако, хлопья «Чоко-попс», шоколадную пасту из фундука и нуги, хотя она уже являлась домой пьяной и я обнаружила у нее в кармане презерватив. Майкен уже летала на самолете одна, ищет работу на лето, сама записывается к врачу и парикмахеру, но все еще просит меня или Гейра дать ей денег на мелкие расходы. Когда она сидит на стуле в кухне, слегка подкрашенная, и что-то тренькает в ее телефоне, на ее лице появляется загадочное выражение: мечтания о будущем и сексуальность; настоящая жизнь наконец распахивает перед ней двери — под маской безмятежности. На столе блюдце, на нем хлебцы с сырным спредом и огурцом.

Терье любит хорошее вино и еще — когда Майкен нет дома.

— Но ведь это же нормально, — заявила я Гейру, когда рассказывала ему о презервативах. — Мы же хотим, чтобы она была осторожной. Хотя это неприятная мысль.

— Да, я пытаюсь с ней свыкнуться, — ответил Гейр.

Однажды я рассказала ему, что мне самой было шестнадцать, когда случился мой первый сексуальный опыт. В представлении Гейра моим первым мужчиной был Гуннар, Като из истории своей жизни я стерла. А самому Гейру было девятнадцать, когда он попробовал. «Поздно созрел», — усмехнулся он.

— У тебя с кем-то что-то было? — спросила я Майкен. Она прищелкнула языком и закатила глаза. Это было накануне 17 мая, и она примеряла перед зеркалом короткую, даже чересчур короткую, юбку.

— Ты еще такая юная, — сказала я. — Но главное, ты никогда не должна делать того, чего не хочешь.

Она снова щелкнула языком и попросила меня замолчать. Отвернулась, крепко зажмурив глаза и сжав губы, кокетливая, игривая, или на самом деле мои слова доставили ей неприятные ощущения или причинили боль.

— Замолчи, ради бога, пожалуйста, сейчас же.

— Но я ведь могу дать тебе совет?

— Я просто прошу тебя замолчать.

Я хочу убедить Майкен в том, что она может прийти ко мне с чем угодно. Я несла какую-то ерунду, банальности, хотела, чтобы она поняла, что я всегда готова выслушать ее, прийти на помощь и что она может рассказать мне обо всем. Я употребила слово «скала», и Майкен тут уже перестала стыдиться и стесняться, она резко обернулась, разъяренная и задетая за живое, и, сверкая глазами, выпалила: «Скала? Ты уже давно не можешь вообще никого поддержать и защитить, что же в тебе такого сильного и крепкого?»

В половине шестого от Терье все еще нет известий, я пишу ему сообщение и спрашиваю, сможем ли мы вечером встретиться где-нибудь в городе и выпить по бокалу вина. Балконная дверь приоткрыта, на улице прохладно. Я заглядываю в комнату Майкен, она лежит в гамаке и смотрит телевизор, кругом беспорядок, вещи разбросаны по полу, две порожние бутылки из-под лимонада, пустой стакан от молочно-шоколадного коктейля рядом с голубой коробочкой с тампонами на подоконнике.

Помню, как я выкручивала крепления этого гамака из потолка, когда уезжала из дома Тронда Хенрика. Мне было необходимо подтвердить серьезность своих намерений конкретными действиями.

— А я думал, мы покупали его для обеих девочек, — сказал тогда Тронд Хенрик.

— Ты хочешь оставить его себе? — спросила я.

Тронд Хенрик выглядел большим неухоженным ребенком — в пижамных штанах, с растрепанной шевелюрой. Я бросила гамак на пол, крючки и колечки крепления жалобно звякнули. У меня больше не было сил ругаться с ним, почти все, что мы покупали, было куплено на мои деньги.

— Так можно мне его забрать или нет? — спросила я.

— Забирай, — ответил Тронд Хенрик.

— У тебя есть какие-то планы на вечер? — спрашиваю я Майкен. Она отвечает, что они с Лоне собирались к Изабель, но пока не знает когда.

— А ужинать ты будешь дома? — спрашиваю я.

— Понятия не имею.

— Я спрашиваю, потому что купила все для тако, — поясняю я. — Может так получиться, что я ненадолго уйду после этого, а может, и нет. Но мне нужно знать, будешь ли ты ужинать дома.

— Понятия не имею, — повторяет Майкен. — Там будет какой-то праздник с едой на гриле, но это если погода позволит.

Где-то звякает мой мобильный телефон, я иду в гостиную и нахожу его. Пришел ответ от Терье: «Я у Сандры. Тут какая-то неразбериха с документами по разводу, и я договорился, что поеду к матери. Мне бы больше подошло завтра». И тут же приходит еще одно сообщение: «Тем не менее вопрос открыт».

Майкен входит в гостиную.

— Я бы все-таки перекусила, — говорит она.

— А что, у Изабель есть сад?

— На заднем дворе.

— Съешь йогурт, — предлагаю я.

Я набираю на телефоне: «Ладно, тогда в субботу. Чем займемся? Как дела у твоей мамы?»

Майкен теребит нижнюю губу, и я вдруг вспоминаю, как она в детстве ела йогурт прямо пальцами. В йогурте было все — лицо, волосы, нагрудник, стол, пол в квартире.

— Значит, праздник? — говорю я. — С выпивкой?

Она медленно мотает головой из стороны в сторону, демонстрируя, что доверять ей нельзя. Звякает мобильник Майкен, она открывает сообщение и читает.

— Лоне вдруг расхотела ехать.

— Ну и? — говорю я. — А ты что, не можешь поехать одна?

— Нет, — отвечает Майкен. — Я не настолько хорошо знакома с Изабель. Мы с ней дружим через Лоне, если ты понимаешь, о чем я.

— Ну, тогда, может быть, посмотрим вечером фильм? — спрашиваю я.

— А ты что, никуда не собираешься?

— Нет, думаю, останусь дома. Ну так что, хочешь посмотреть фильм?

Майкен не отвечает, она потягивается и зевает, свитер ползет вверх, обнажая живот.

— Ну, мы ведь в любом случае не сможем выбрать фильм, который нам обеим понравится, — наконец отвечает Майкен. — То, что предлагаешь ты, вообще смотреть невозможно.

Вот это уж совсем несправедливо, потому что почти всегда именно она выбирает фильмы — легковесные романтические комедии или фильмы ужасов. На мой телефон снова что-то пришло.

— Мама! Ку-ку! Мы можем договорить? — язвит Майкен.

Снова звук сообщения: «Неплохо. Дома она нервничает. В больнице ей спокойнее. Надеюсь, они подержат ее там».

Я пишу в ответ: «Ну и хорошо! Чем хочешь заняться в субботу; может, пообедаем где-нибудь?» Но я передумываю и не отправляю это сообщение. Потом все же отправляю и чувствую, как громко стучит сердце. Майкен смотрит на меня.

— В чем дело? — спрашивает она.

— Ни в чем, — отвечаю я.

Когда я была дома у Терье в первый раз, он провел для меня экскурсию. Он живет в Нордберге. Терье сам сделал забор и обшил дом снаружи. А внутри есть удобная комната для гостей. Сандра съехала за неделю до этого, кое-какую мебель она забрала, некоторые комнаты стояли пустыми, но в основном все осталось стоять на местах. Темные бархатные шторы, огромный кирпичный камин, персидские ковры. Диван кремового оттенка и идеально чистый. А на кухне дверцы шкафов из французского дуба. На полу терракотовая кафельная плитка, над обеденным столом — потолочный светильник, который можно регулировать. Я насчитала четыре спальни. Я не понимала, зачем нужен такой дом и как два человека могут жить в нем без детей в течение многих лет. Когда Терье водил меня по дому, во мне росло беспокойство, появилось чувство, что я нахожусь в неправильном месте, с неправильным человеком, что я уже никогда не найду своего места в жизни, и одновременно я испытывала обманчивое удовольствие, словно мне промыли мозги или одурманили чем-то, такое чувство, будто я выиграла чемпионат, но совершенно не заинтересована в главном призе.

Теперь уже приходит сообщение на мобильник Майкен. Она открывает его и читает, сморщив нос.

— Ну вот, теперь она хочет пойти! — вздыхает она. — Мне бы на самом деле не нужно соглашаться, когда у нее семь пятниц на неделе.

— Чего? — спрашиваю я.

— Манипуляторша, — поясняет Майкен. — Я не могу позволить ей распоряжаться мной, как ей вздумается.

— А она что, пытается? — интересуюсь я. — Лоне? Она это осознает?

— Да нет, не думаю, но все же.

Я вздрагиваю, когда снова раздается звук сообщения в моем мобильном, и это снова от Терье: «Заманчивое предложение насчет ужина. Давай оставим вопрос открытым. Мой друг, вполне возможно, организует вечеринку. Тогда встретимся в воскресенье или в понедельник».

Он даже не предлагает мне пойти с ним. Почему бы ему не позвать меня с собой к своим друзьям, почему нет?

Я долго не могла уснуть вчера вечером. Я пыталась успокоиться при мысли о том, что мне нужно держаться своих друзей, поддерживать дружбу с этими прекрасными людьми, но чем больше я думала об этом, тем больше мне становилось не по себе: никому из них я не нужна в той степени, в которой я нуждаюсь в них. Я пыталась размышлять о том, что у меня есть, что я могу дать им, я ведь хочу занимать важное место в их жизни. Я думала о людях, с которыми я могла бы возобновить отношения, чтобы расширить сеть друзей, — Ким, Бобо, Сюзанна, Ивонна. Ну и Анна Луиза.

На следующий год после того, как я уехала из дома Тронда Хенрика, я пригласила Нину и Толлефа на запоздалый рождественский ужин. Было уже пятое января, я сняла квартиру на Хельгесенс гате еще в мае, но до сих пор ничего не успела развесить по стенам. У меня была упаковка бараньих ребрышек, я так и не собралась приготовить их на Рождество. Я хотела поужинать ими с Майкен, но она уговорила меня заказать пиццу вместо того, чтобы возиться с ребрышками. А за день до назначенной даты позвонила Нина и извинилась, что не сможет прийти: она совершенно забыла, что они с Трулсом пообещали помочь Норе и ее приятелю положить паркет в их новой квартире.

— Ну а ты-то там зачем нужна? — удивилась я.

Нина засмеялась.

— Потому что при укладке паркета вся надежда только на меня, Трулс совершенно беспомощен в этом смысле.

Их дочь купила трехкомнатную квартиру, а мне было уже за пятьдесят, и я жила в двухкомнатной вместе со своей дочерью-подростком. Если бы папа не умер, я бы, наверное, все еще жила в маленькой квартирке на Хельгесенс гате.

То Рождество было, пожалуй, самым грустным в моей жизни. Майкен осталась у Гейра и пришла ко мне только на третий день Рождества. Папа лежал в больнице, мама жила у Элизы, и в сочельник я осталась с ними. Сыновья Элизы выросли такими разными, но их все равно было легко спутать, я изо всех сил старалась сохранить в памяти то, что знала о каждом из них по отдельности. Весь декабрь Майкен проходила недовольная: ей не нравилось жить на Хельгесенс гате, не нравилось, что я толком не готовлюсь к Рождеству.