Пройти по Краю Мира

— Я книжный коллаборатор, — ответила она.

— Зачем ты так говоришь? — отчитала ее Лу Лин. — Это некрасиво, как будто ты предательница или какой-нибудь шпион.

И тогда вмешалась тетушка Гал, произнеся с большим апломбом:

— Она — писатель-призрак, одна из самых лучших. Видела книги, у которых на обложке сказано: «записано со слов»? Вот чем занимается Рут. Люди рассказывают ей свои истории, а она их записывает, слово в слово, как ей говорят.

У Рут не было времени ее поправить.

— Как судебная стенографистка, — отозвалась та женщина. — Я слышала, что они должны работать очень быстро и очень аккуратно. Ты где-то этому училась?

Рут не успела ответить, потому что их снова перебила тетушка Гал:

— Рути, надо тебе написать мою историю! Она просто удивительная, да еще и правдивая! Не знаю только, сможешь ли ты за мной поспевать, я ведь говорю быстро!

— Она не только печатает, — теперь встряла Лу Лин. — Там очень много работы!

Рут была признательна матери за заступничество, пока та не добавила:

— Она еще и грамматику исправляет!

Рут оторвала взгляд от своих записей в телефоне, приготовленных для беседы с автором «Духовности в Интернете», и напомнила себе, как же ей повезло в жизни. Она работала дома, получала приличные деньги, ее ценили издатели и публицисты, которые звонили ей перед интервью, чтобы посоветоваться. У нее всегда было много работы, в отличие от других авторов на свободных хлебах, которые всегда боялись упустить заказы.

— Такая занятая, такая успешная, — недавно сказала мать, когда Рут сослалась на занятость, объясняя, почему не может приехать к ней с визитом. — Времени свободного нет совсем, — добавила Лу Лин. — Потому что каждая минута должна приносить деньги. Сколько мне тебе заплатить: пять долларов? Десять? Может, тогда ты приедешь, чтобы повидаться?

Дело было в том, что у Рут действительно не было свободного времени, во всяком случае, она так считала. Для нее свободное время было настоящей драгоценностью, которую она могла потратить на какое-нибудь очень приятное для себя занятие или просто на то, чтобы выдохнуть и вспомнить, что наполняло смыслом и делало счастливой ее жизнь. Правда, чаще всего ее свободное время уходило на срочные и, как потом показывал опыт, бессмысленные хлопоты. Вэвди с ней соглашалась:

— Свободного времени больше не существует.

Его надо обязательно себе выделять, понимая при этом, сколько стоит каждая минута. Вот и выходит, что ты стараешься выжать из него максимум отдыха, расслабления и походов в рестораны, в которые не так просто попасть.

Услышав это, Рут перестала нервничать из-за своего жесткого графика. Не ее вина, что ей не хватало времени на то, что требовало ее внимания. Это было распространенной проблемой. Вот только попробуй объяснить это матери!

Она открыла заметки по седьмой главе последней книги Агапи Агнос, «Как исправить огрехи воспитания», и набрала номер автора. Рут была одной из немногих, кто знал, что на самом деле Агапи зовут Дорис де Маттео и что она взяла этот псевдоним потому, что «агапи» означает «любовь», а слово «агнос» хоть и имеет отношение к невежеству, но ею было истолковано как «неведение», своеобразная форма невинности. Она так и подписывала свои книги: «Любовь Невинность, Агапи Агнос». Рут нравилось с ней работать. Хоть Агапи и была психиатром, общение с ней не давило. Она была хороша и прекрасно об этом знала. Изюминкой ее очарования была внешность в стиле Жа Жа Габор, акцент и ощущение ума и кокетства, которое возникало, когда она отвечала на вопросы на телевизионных или радиоинтервью.

Во время телефонных переговоров Рут прошлась по главе, которая описывала пять запретов и десять рекомендаций к действию для тех, кто хочет стать хорошими родителями.

Милая, — сказала Агапи, — а почему у тебя всегда получается список из пяти или десяти пунктов? Я не всегда могу подогнать свои мысли под эти числа.

— Людям проще запоминать серии по пять и десять пунктов, — ответила Рут. — Я где-то читала результаты исследования по этой теме.

— Разве?

— Скорее всего, это связано со счетом на пальцах. — Это совершенно логично, дорогая! Я знала, что этому должна быть причина.

Повесив трубку. Рут начала работать над главой, которая должна была называться «Не бывает детей-островов». Она включила воспроизведение записанного разговора с Агапи:

«…Родитель, осознанно или нет, вкладывает в ребенка свою космологию. — Агапе замолчала. — Ты хотела что-то сказать?..»

Интересно, как она могла дать Агапи понять, что хочет что-то добавить? Рут почти никогда не перебивала в разговоре.

«Нам стоит добавить определение космологии, — услышала она собственный голос. — Может, сделать сноску? Нам же не нужно, чтобы люди решили, что мы здесь говорим о косметике или астрологии».

«Да-да, прекрасная идея, дорогая. Так, космология — это, скажем, наши осознанные и безоговорочные убеждения, наши представления о том, как работает Вселенная. Ты хочешь что-то добавить?»

«Читатели могут подумать, что речь идет о планетарной Вселенной или о теории Большого взрыва».

«Какой же ты циник! Ну хорошо, составь определение сама, но включи в него то, что каждый из нас занимает свое место в семье, обществе и социальных группах, с которыми входит в контакт. Опиши разнообразные роли и то, как каждый из нас их получает, относя это к случайности, судьбе, року, удаче, целеустремленности и так далее и тому подобное. И Рут, милая, сделай так, чтобы это звучало сексуально и доходчиво».

«Без проблем».

«Итак, предположим, что все уже понимают, что мы имеем в виду под космологией. И мы переходим к тому, что объясняем, как родители передают эту космологию детям с помощью своего поведения, реакции на повседневные события, на рутину… Ты выглядишь озадаченной».

«Приведи примеры рутины».

«Например, ужины. Скажем, в семье принято ужинать в шесть. Мама — большой любитель все планировать, и ужины превратились в ритуалы, но они ничего в себе не несут. За столом люди молчат, если не ругаются. Или наоборот — ужины и обеды проходят как получится. Уже этой рутины достаточно, чтобы ребенок вырос с представлением о том, что либо ход событий в жизни предсказуем, даже если не всегда приятен, или что жизнь хаотична, бессистемна и развивается свободно. Есть дети, которые прекрасно справляются с адаптацией независимо от своих детских впечатлений. А другие вырастают во взрослых, которым требуется очень длительная и очень, очень дорогая психотерапия».

Рут слушала, как из динамика раздается их смех. Она никогда не ходила к психотерапевту, в отличие от Вэн-да. Она знала слишком много психологов, и это убедило ее, что они точно такие же люди, со своими «тараканами», и им самим нередко бывает нужна помощь. Вэнди грела мысль о том, что целых два часа в неделю внимание профессионала находится в ее полном и безраздельном распоряжении, а Рут не могла представить, что будет платить по сто пятьдесят долларов в час, чтобы выговориться. Вэнди часто повторяла, что Рут стоит сходить к мозгоправу, чтобы разобраться со своей тягой считать пальцы. Рут же относилась к этому как к полезной и практичной привычке, а не навязчивому поведению. Она ведь делала это, чтобы вспомнить запланированное, а не чтобы отогнать дурные мысли.

«Рут, дорогая, — продолжала Агапи на записи. — Не могла бы ты просмотреть папку под названием „Удивительные случаи" и выбрать то, что подойдет для этой главы?»

«Хорошо. Я подумала: что, если нам включить сюда еще раздел о космологии, внедряемой в нас телевидением в качестве заменителя родительской фигуры? Это так, предложение, эту мысль можно будет потом развить на телевизионных шоу и радиоинтервью».

«Да-да, чудесно! Какие передачи, по-твоему, достойны внимания?»

«Ну, начиная с пятидесятых, я думаю. “Хауди Дуди"[5], “Клуб Микки-Мауса" и так до “Симпсонов" и “Саус Парка"».

«Нет, дорогая. Я имела в виду, на каких шоу должна появиться я. “Шестьдесят минут”, “Сегодня”, “Чарли Роуз”… О, на этом шоу я бы побывала с удовольствием, этот мужчина так горяч…»

Рут стала составлять план главы. Она не сомневалась, что Агапи точно позвонит ей сегодня вечером, чтобы обсудить уже написанное. Рут подозревала, что она осталась единственным писателем, который под «сроком сдачи произведения» понимал конкретную дату.

В одиннадцать часов у нее сработал таймер. Она пошевелила пальцем: восемь. Позвонить Гидеону.

Когда он взял трубку, Рут начала разговор с пересказа требований автора «Духовности в Интернете».

— Тэд хочет, чтобы я бросила все свои дела и занималась только его проектом и чтобы все было готово раньше сроков. Я очень твердо ответила ему, что не могу это сделать, и тогда он ясно дал мне понять, что может заменить меня другим соавтором. Честно говоря, я только порадуюсь, если он меня уволит, — сказала она, уже готовясь к тому, что ей откажут.

— Да не пойдет он на это, — ответил Гидеон. — А ты уступишь, ты всегда так делаешь. Думаю, ты уже на следующей неделе будешь звонить в «Харпер», чтобы убедить их ускорить выпуск.

— Почему ты так решил?

— Милая, ты гибкая, и смирись с этим. Ты готова изогнуться под любым углом. А еще у тебя просто дар убеждать таких болванов, что они просто асы в том, чем занимаются.

— Думай, что говоришь, — сказала Рут. — Потому что твое описание сейчас больше подходит для проститутки.

<— Так и есть. Ты — настоящая мечта, идеальный соавтор, — продолжал Гидеон. — Ты выслушиваешь всю пургу, которую несут клиенты, не задевая их самолюбия. Они выставляют тебе всевозможные условия, и ты их принимаешь. С тобой очень легко работать.

Почему Арт этого не слышит? Рут торжествовала: «Вот видишь? Другие люди не считают меня тяжелым человеком, который все усложняет!» А потом до нее дошло, что Гидеон давал понять, что она — тряпка. Да нет же, она такой не была! Она знала границы своих возможностей, вот только не любила встревать в конфликты из-за вещей, которые того не стоили. Она не понимала тех, кто обожал скандалить и все время доказывал свою правоту. Ее мать была такой. Ну и что ей дал такой характер? С ним она получила только несчастья, неудовлетворенность жизнью и злость.

В космологии ее матери весь мир был настроен против нее, и никто с этим ничего не мог поделать, потому что это было проклятием.

Но Рут казалось, что Лу Лин попадала в неприятные ситуации в основном из-за плохого знания английского. Она либо не понимала, что ей говорили, либо люди не понимали, что говорила она. Когда-то Рут казалось, что она была единственной, кто страдал от этого недопонимания. Но самое забавное, что мать гордилась тем, что сама выучила английский, его ломаный вариант, который в ходу в Китае и Гонконге. И за пятьдесят лет, которые она прожила в США, она не улучшила ни произношение, ни словарный запас. Ее сестра Гао Лин иммигрировала в Штаты примерно в то же время, но ее английский был уже почти идеален. Она может обсудить разницу между кринолином и органзой, перечислить породы деревьев, которые ей нравятся: дуб, клен, гинкго и сосна. Для Лу Лин в ткани было важным только то, чтобы она не оказалась «слишком дорогой», «слишком скользкой» или «царапающей кожу» и чтобы ее «хватило надолго». И для нее было только два вида деревьев: «тенистые» и «роняющие листья». Ее мать не могла даже правильно произнести имя своей дочери. Рут обмирала, когда слышала, как мать звала ее через всю улицу: «Луги! Лути!» И зачем только она выбрала имя, которое сама не могла произнести?