Первокурсник

Глава 1. Катя Карташова

7 сентября 1971 г.

— Привет! — поздоровалась она с сидящим у костра на корточках пареньком.

Он шерудил в углях сильно обгоревшей с одного конца кривой веткой. Лицо его показалось ей смутно знакомым. Встречала где-то в городе? Она присела напротив него и протянула к огню снятые с рук насквозь мокрые, испачканные землёй перчатки. Замёрзла сильно! Как ни старалась потеплее одеться — не помогло. Ночью подморозило, да так, что земля на несколько сантиметров промёрзла. К рассвету и туман промозглый с Ангары добавился!

— Привет! — отозвался паренёк.

— Ты кто? Что-то лицо твоё мне знакомо…

— Сашка Кузнецов, — смешливо фыркнул он.

— Что ты тут делаешь?

Страшно не хотелось возвращаться назад, в поле, к грязным джутовым мешкам, к корзинам и вёдрам, к кучкам покрытых ледяной корочкой капустных кочанов. Хотелось сидеть, слушая потрескивание костерка, щуриться от попадающего в глаза сладковатого дымка и болтать с симпатичным пареньком.

— То же, что и ты — у костра греюсь… — ухмыльнулся он в ответ.

— Ты чей-то сын? — улыбнулась она.

— Угадала… Так же как и ты — чья-то дочь… — продолжал ухмыляться он.

— Нет, я не это имела в виду! Ты сын кого-то из преподавателей?

На безбрежном поле подшефного совхоза преподавательский состав Иркутского медицинского института собрался почти в полном составе.

— Можно и так сказать. Марина Михайловна Колокольцева. Она ведёт кафедру акушерства и гинекологии. Только она мне не мать, а опекунша.

— А-а-а, понятно… — протянула Катя, с удовольствием ощущая, как колени, лодыжки и руки быстро согреваются в струящемся от костра сильном жаре. — Она тоже здесь?

— Не-а… — мальчишка помотал головой в натянутой на уши чёрной лыжной шапочке. — Профессура освобождена от рабского труда.

— А что ты тогда здесь делаешь? Любишь капусту собирать?

— Угу, очень… Утром убеждал себя, что нет на свете более достойного и увлекательного занятия, чем собирать на совхозном поле мёрзлую капусту. Это такая форма самовнушения. А к двенадцати часам понял, что оно не сработало. Оказывается, я терпеть не могу её собирать. Мне кажется, ты тоже…

Они посмеялись, а потом Саша просто сказал:

— Не гадай. Я тоже студент. Лечебный факультет. Сто третья группа.

— О! И я в сто третьей! Постой! А сколько же тебе лет?

— Пятнадцать.

— Так мало? А как же ты школу закончил? Ты её закончил?

— Конечно, закончил. Кто бы меня к вступительным допустил?

— Погоди! А почему же тогда я тебя в институте не видела?

— Видела. Просто не обратила внимания. Я тебя ещё летом на приёмных экзаменах приметил. А первую неделю сентября я пропустил, поэтому ты меня в институте не встречала. Нужно было в Магадане кое-какие дела доделать и помочь Иванке и Наташке с переездом.

— А кто это? Сёстры твои? Иванка? Нерусское какое-то имя.

— Она болгарка. Марина Михайловна забрала её из детского дома под Одессой. Так что мы у неё двое приёмных.

— Ты что, тоже из детдома?

— Да нет же. Чем ты слушаешь? Я же говорю, Иванку она удочерила, потому что она детдомовская, а надо мной она опеку оформила. Моя мама в Москве живёт. Замуж за москвича вышла, а я не захотел с ними туда переезжать. Остался в Магадане с тётей Мариной, а потом, когда школу закончил, сюда приехал поступать. Вместе с Наташей — она её старшая дочь — и с Иванкой. Наташка здесь в десятый класс пошла, а Иванка в девятый.

— Ого! Большая у неё семья.

— Ну да, нас у неё трое. Ничего, мы все довольно дружно живём, так что ей с нами не трудно.

— Как она с вами только управляется? — покачала головой Катя. — Ещё, говоришь, кафедрой в институте заведует…

— Да… — мальчишка недовольно фыркнул. — Кафедру её уговорили принять. Можно сказать насильно всучили! Она не хотела. Так-то она директор строящегося НИИ Материнства и детства. Кафедра для неё что-то вроде общественной нагрузки. Вызвали в обком партии и несколько часов подряд с плёткой в одной руке и с тульским пряником в другой вокруг неё скакали! Она в тот день жутко сердитая домой вернулась. Хотела же чистой наукой заниматься, а тут на тебе! Получай кучу студентов и преподавателей на шею! Все планы ей поломали, сволочи!

— Ого! Ничего себе! — округлила глаза Катя. — Она оказывается такая величина! Доктор или кандидат?

— Доктор… В прошлом году весной защитилась… Не, она тётка жутко умная. Мы с девчонками всегда немного напрягаемся, если она что-нибудь затевает. Никогда сходу неясно, чем дело закончится. Гроссмейстер! Даже в житейских делах на двадцать ходов вперёд видит!

— Это она помогла тебе поступить?

— Чё это? — обиделся мальчишка. — Во-первых, кафедру она приняла совсем недавно. В конце августа. Сама знаешь, все экзамены тогда уже давно позади были. Её в институте до сих пор никто толком не знает. Разве что в ректорате. А уж летом она и подавно никому неизвестна была. Как бы она смогла мне помочь? Ты ещё скажи, что она и школу за меня закончила.

— Не злись! Я же другое имела в виду. Ну, занималась же она с тобой?

— А, ты про это?… Ну да, занималась, конечно. Мне ещё лет десять было, когда она меня потихоньку к делу приспосабливать начала. Она в ту пору сама ещё только-только кандидатскую защитила…

Прервал их интересный разговор подошедший к костру импозантный молодой человек. Красивый, высокий, широкоплечий. На вид ему было примерно двадцать два — двадцать три года. Одет довольно странно. Испачканными землёй чёрные резиновые сапоги и новенький чёрный же ватник как раз хорошо вписывались в окружающий пейзаж. Сегодня многие здесь на поле были одеты подобным образам. Разве что ватники у других выглядели не столь аккуратно. А вот чистые, ухоженные руки без грязных и мокрых перчаток и кепка на тёмных, уложенных волосах, в окружающую действительность вписываться никак не желали. Особенно кепка. Сделана она была, по-видимому, из тонкого чёрного войлока. И была она очень странного фасона. Сзади у неё имелся невысокий клапан, который сейчас был опущен вниз и почти полностью прикрывал уши молодого человека. На холоде оставались мёрзнуть только их мочки.

— Так! Почему прохлаждаемся? — резко спросил он, подходя к костру. Катя оглянулась на него, а Саша ухмыльнулся:

— Ну, кажется подкрепление из города прибыло! Теперь не останемся зимой без витаминов! Вы кто таков будете, гражданин в кепке?

— А вы кто такие? — нахмурилась кепка. — Из какой группы? Ты, вообще, кто? Студент?

— Угу, студент. Сто третья группа, лечебный факультет. — невозмутимо ответил мальчишка. — А ты кто? На директора совхоза, вроде, не похож, агронома я тоже видел. Для декана ты молод. Так кто же ты?

— Я секретарь комсомольской организации института. — несколько сбавил тон молодой человек. — Так всё же, почему сидим и не работаем? Я за вами давно наблюдаю!

— Ты, секретарь, вместо того, чтобы за нами наблюдать, поработал бы ручками маленько! — съехидничал Саша. — А не работаем мы, потому что возле костра греемся. Я думал, это хорошо заметно. Ещё какие-нибудь вопросы будут?

— Будут! — кивнул тот. Видно было, как заиграли у него на скулах желваки. — Как фамилия?

— Кузнецов. Александр. — во взгляде мальчишки появилось любопытство.

— А твоя? — бросил он взгляд на Катю.

Катя нахмурилась:

— Екатерина Карташова. Тоже сто третья группа. Что, погреться нельзя?

— Нельзя! Ваши товарищи работают и никто не ноет, что им холодно!

Лицо Саши приобрело задумчивое выражение:

— Слушай, секретарь… Вот мне, к примеру, пятнадцать лет. Кате шестнадцать. Соображаешь, к чему я клоню?

— К чему?

— Ты Кодекс законов о труде когда-нибудь в руках держал?

— При чём здесь это?

— При том, что в нашей стране лица, не достигшие восемнадцати лет, имеют право заниматься физическим трудом не дольше четырёх часов в день. Это раз! На поле нас выгрузили в половине девятого. До половины первого я работал наравне со всеми. Это как раз четыре часа получается. Это два! Катя работала до часу. Этим она нарушила КЗОТ, но я подозреваю, что неумышленно, из-за незнания. А ты, если так заботишься о людях, что не находишь времени работать наравне со всеми, лучше организовал бы ещё пару костерков, чтобы люди могли подойти и погреться. Это было три!

— Такой знаток законов? — презрительно усмехнулся молодой человек.

— Интересуюсь… — кивнул мальчишка. — А ещё меня как будущего врача интересует, какой процент из тех, кто сейчас работает в поле, завтра побежит по врачам.

— А ты у нас, оказывается, демагог…

Молодой человек сощурился от попавшего в глаза дыма, шагнул в сторону и продолжил:

— Плохо начинаешь, Кузнецов. Без году неделю учишься, а уже какие-то права качаешь. Ты ещё даже не студент. Студентом станешь, если первую сессию сдашь. В чём я лично очень сомневаюсь. Советской медицине демагоги не нужны…

— Ты за меня не беспокойся. — усмехнулся Саша. — Уж как-нибудь и с первой сессией справлюсь. И не с такими проблемами справлялся.

— Ну-ну… — скептически хмыкнул молодой человек и обратился к Кате. — Так вы отказываетесь работать?

Катя поднялась на ноги и недовольно проворчала:

— Не отказываюсь я! Погреться просто пришла! Сейчас пойду!

Мальчишка резво вскочил на ноги, обогнул костёр и вытащил из карманов своего серого ватника плотные шерстяные перчатки. Их он протянул ей:

— Возьми мои! Они сухие. А свои давай сюда. — он выхватил из её рук её влажные перчатки. — Я их немного подсушу и в автобусе верну. Меня утром Иванка собирала. Я упирался, но она мне всё равно две пары всучила. Как выяснилось, не напрасно. Бери, бери! Я всё равно больше работать не буду! Они должны тебе как раз впору прийтись. У нас с тобой руки примерно одинаковые.

Катя улыбнулась ему и с удовольствием натянула на руки совершенно сухие перчатки. Они были даже тёплыми! Настроение от этого моментально поднялось. Подмигнув мальчишке, она развернулась и быстро зашагала в поле. Туда, откуда полчаса назад пришла.

— Хочешь с комсомолом пободаться? — раздался насмешливый голос за спиной у Саши. Тот бросил на него через плечо короткий взгляд, вновь обогнул костёр и уселся на прежнее место. Протянув руки с влажными перчатками к огню, он буркнул, глядя в огонь:

— Валил бы ты отсюда, секретарь. Не до тебя мне сейчас…