Вторая жизнь Арсения Коренева

Я говорю, что по меньшей мере хуже не будет, и она соглашается. Прошу лечь на диван животом вниз и задрать платье, чтобы я мог промассировать больнее место.

— Сильно давить не буду, — заранее успокаиваю её. — Вообще при этой технике идёт лёгкое надавливание, движения руками не происходит. Можешь почувствовать лёгкое тепло, тёть Зин — это нормально.

Ну а теперь за дело! Сжимаю запястье, активируя браслет, кладу ладонь на поясницу, делаю лёгкие массирующие движения, закрываю глаза, сосредотачиваясь. Почти тут же начинает проявляться картинка — позвонки и выпирающая межпозвоночная грыжа. Чёрт! Теперь и у меня начало тянуть в пояснице. Неприятно, но деваться некуда, сейчас будем лечить.

Короткие светящиеся «паутинки» тянутся от моей ладони к позвонку, опутав его, словно в кокон.

— Гляди ты, и правда тепло, — комментирует тётка.

— Так и должно быть, — говорю я, не прерывая работы. — Главное — не дёргайся, тёть Зин.

На всё про всё ушло около четверти часа. В этот раз я был чуть более вымотанным, даже покачнулся, вставая с дивана. Спина под рубашкой слегка взмокла от пота. Зато на лице тётки, когда она приняла сидячее положение, а потом и встала, походив по комнате, было написано аналогичное выражение тому, которое вчера демонстрировала мама после моего сеанса исцеления.

— Ой, а ведь не болит. Её-богу, не болит! Не болит. Не болит. Не болит, — повторяла она как мантру.

— Худеть тебе надо, тётя Зина, — сказал я, промокая носовым платком пот со лба. — Такой вес твой позвоночник просто не выдерживает.

Та застыла как вкопанная, и лицо её приняло слегка обиженный вид. Однако тут же спросила как ни в чём ни бывало:

— А что, Сеня, может, ты и Ивана моего посмотришь?

Иваном звали её мужа, классического подкаблучника, работавшего, тем не менее, на брутальной должности экскаваторщика.

— А что с ним?

— Так в том году ногу сломал, и срослась неудачно. А то ты не знаешь?

Точно, было такое, я тут же и вспомнил, как Иван умудрился по пьяни, отмечая с коллегами получку, сверзиться в строительный котлован. Потом так и ходил, хромая на правую ногу.

— Нет, тёть Зин, там надо заново ломать ногу, заново сращивать… Это не по моей части, это к хирургам-ортопедам.

В самом деле, в «руководстве» неправильно сросшиеся кости не упоминались, насколько я помнил, а посему экспериментировать с ногой Ивана я не собирался. Там ведь и правда ломать заново, скорее всего, нужно, и не факт, что и со второго раза всё правильно срастётся. Хотя, если бы я применил после повторного перелома полное исцеление, которое стоило бы мне нескольких дней восстановления… Не факт, что и это помогло бы. Ну на фиг, пусть хромает, пить надо меньше.

Мой ответ тётку слегка расстроил, но в целом она была мне благодарна хотя бы за то, что болей в спине она уже не чувствует.

А я решаю избавить маму от ревматоидного артрита. А то ведь вещь такая, рано или поздно опять себя проявит, или в суставах, или в сердце, или в нервной системе… Взялся за это дело через пару дней. Сказал ей, что у буддийских монахов и такое практикуется, после чего приступаю к работе. Сажаю её на стул, сам встаю сзади, кладу ладонь ей на затылок, сжимаю запястье, закрываю глаза, давая мысленно установку на исцеление ревматоидного артрита и вообще всей иммунной системы.

Я вижу «паутинки», они, переливаясь оранжево-фиолетовыми оттенками, буквально насквозь пронизывают организм мамы, встраиваясь в него, как какие-нибудь нанороботы, проникая даже в мельчайшие сосуды. И так же я чувствую, как иссякает моя жизненная сила, как наваливается слабость, и появляется непреодолимое желание разорвать контакт. Но я терплю, теряя счёт секундам и минутам. А когда наконец «паутинки» гаснут и исчезают, я из последних сил добираюсь до дивана, на который буквально падаю пластом.

— Господи, Сенечка! Что с тобой⁈

Мама склонилась надо мной, в её глазах испуг, я через силу криво улыбаюсь. В голове лёгкий шум, меня подташнивает, такое ощущение, что я пробежал марафон.

— Сенечка, ты как себя чувствуешь? Может, я с телефона-автомата «скорую» вызову?

— Не надо «скорую», — слабо протестую я, снова закрывая глаза. — Всё нормально. Про это в той рукописи тоже упоминалось. Просто много энергии расходуется, поэтому какое-то время я буду силы восстанавливать. Наверное, даже несколько дней.

Спустя какое-то время мне становится лучше, хотя слабость никуда не делать, но хотя бы не подташнивает. Я чувствую непреодолимое желание спать, потому тут же, на диване, и отключаюсь, успев предупредить маму, что сон благотворно воздействует на восстановление организма, и чтобы она меня не будила. Когда мой организм достаточно восстановится, он сам даст команду просыпаться. И тут же вырубаюсь.

Проспал я без малого 15 часов! В жизни своей не спал так долго, и по факту чувствую себя более-менее отдохнувшим, хоть слабость ещё присутствует, как после тяжёлой болезни. Мама хлопочет надо мной, словно наседка над птенцом, а я испытываю радость от того, что что у мамы больше не будет проблем с ревматоидным артритом. Она и сама говорит, что общее самочувствие после моих манипуляций у неё значительно улучшилось.

Два дня пролежал пластом, на третий начал вставать, на четвёртый чувствовал себя более-менее оклемавшимся. Наконец решил навестить друзей детства, прошёлся по старым адресам. Найти удалось далеко не всех. Не обошлось и без совместного распития горячительных напитков, но в этом деле я знал свою меру, не переусердствовал.

Конечно же, побродил я и по знакомым до боли местам, которые через десятки лет должны неузнаваемо измениться. Ну хоть центр города не снесут под корень. Хотя вот здесь, к слову, на углу Кураева и ещё замощённой булыжником Московской, которая только в середине 90-х станет пешеходной, вместо старинного особняка, где сейчас располагается филармония, будет выситься торгово-развлекательный центр с ледовым катком на последнем, 4-м этаже.

У творческих людей сейчас по идее отпуск, поэтому афиши у входа в филармонию не пестрят именами знаменитостей, которые в стенах этой филармонии периодически объявлялись. Только анонс предстоящего отчётного концентра хора Октября Гришина. Еще живого, не станет Октября Васильевича в 1981 году, а в следующем, 1977-м, он должен получить звание народного артиста РСФСР. Пока же он просто Заслуженный деятель искусств РСФСР. Насколько знаю, Гришин любит кофе и сигареты, это и сведёт его преждевременно в могилу, всего в 53 года. При этом он никогда не ходил по врачам, но в хоре профсоюзов, который Гришин создал и которым руководил, пела медсестра, она периодически делала ему «сердечные» уколы.

Это я уже читал в воспоминаниях его дочери. Да и не самые тёплые отношения со вторым секретарём обкома партии Мясниковым, курировавшим культуру, не придавали оптимизма. Эх, мне бы сейчас Гришина заполучить, да заняться его сердечком и сосудами… Но вряд ли мне, зелёному интерну, доверится Октябрь Васильевич, который всю жизнь избегал врачей. Да и мне скоро нужно в Сердобск ехать. Хотя несколько лет у нас в запасе есть, может, получится пересечься и провести сеанс исцеления.

На месте будущего цветомузыкального фонтана, который начнёт работать в 1979-м, пока просто площадь с торговыми ларьками. А вот знаменитые башенные часы с кукушкой уже пару лет как стоят. Кстати, механизм изготовили мастера с Сердобского часового завода, такое вот совпадение.

Хотя у нас дома стояла газовая колонка, сходил в Ивановскую баню, попарился, помылся, а заодно подстригся в парикмахерской при бане. Волосы больно уж отросли, а по такой жаре голова должна дышать вопреки всё ещё сохранявшейся моде на патлы.

Зашёл в кафе «Снежок», где в детстве ел из креманок самое вкусное в мире мороженое с вишнёвым вареньем. Здесь же можно было выпить какао с бутербродами и пирожными. И в «Каса-Маре» наведался, что было чуть выше по Московской, в это время ещё обычной, не пешеходной улице, часть которой оставалась замощена булыжником. В «Каса-Маре» цены были не для всех, а вот в соседнем «Белом аисте» стакан портвейна мог позволить себе любой забулдыга. Миную кукольный театр, чьи помещения после развала СССР будут сданы в аренду частникам. А выше через дорогу стоят в ряд несколько автоматов по продаже газированной воды.

На параллельно протянувшейся улице Кирова миную Дворец пионеров, где впоследствии обоснуется Законодательное собрание. Музея одной картины и памятника Первопоселенцу, который в народе окрестили памятником Первопроходимцу, ещё нет и в помине. Музей появится в 1983 году, а памятник чуть раньше — в 1980-м, и все с подачи второго секретаря обкома партии Георга Мясникова. В магазине «Дон», стоящего на том месте, где улица Кирова незаметно перетекает в Калинина, испил берёзового и яблочного сока, налитого продавщицей из больших колб-конусов.

Заглянул и в сквер Лермонтова, где мне попалась плачущая девчушка лет десяти со скулящим щенком на руках.

— Ты чего ревёшь? — спрашиваю я у девочки.

Оказывается, мальчишки гоняли несчастного щенка палками, и явно что-то внутри тому повредили. Да-а, заметно, что барбоске нехило так досталось, наверняка под шерсткой всё тельце в кровоподтёках, но вроде хотя бы лапы не переломаны. Беру у девочки щенка в левую руку, активирую браслет и через 5 минут это лохматое чудо радостно тявкает и тычется мокрым носом мне в лицо. Энергии на излечение ушибов потрачено не так много, поэтому усталости я почти не ощущаю.

— Держи, вылечился твой барбос, — говорю я, с улыбкой возвращая девочке щенка.

Та не верит своим глазам, а я, всё так же улыбаясь, иду дальше. На душе у меня прекрасное настроение, будущее видится безоблачным, а я ощущаю себя если и не Богом, то как минимум каким-нибудь суперменом, готовым свернуть горы и сделать всех людей в мире счастливыми.