Москва и Московия

Глава 39. Обратно на Кукуй

Мужа и сына с дочкой Софи отправила в Архангельск морским путём вокруг Южной Америки. Дорога эта за последние годы стала привычной и занимала от четырёх до семи месяцев: погода и сила ветра плохо поддавались прогнозированию, да и у каждого капитана манера вождения корабля была своя. Случались и задержки из-за поломок. Кругосветку за семь месяцев, совершённую Софи, так никто и не сумел повторить, поскольку не поворачивал домой от Батавии, а непременно отправлялся на север к Сомольску.

Так вот, сын ехал не только с тятей-капитаном и сестрицей, но и с компанией сверстников – стрельчат, казачат, маленьких айнов, нанайцев, корейцев, японцев, китайцев и гиляков. Вокруг него собрался полный интернационал товарищей детских игр, закончивших два класса сомольской школы. Эта группа направлялась в котласскую школу для продолжения образования. Разумеется, и некоторое количество взрослых следовало с ними – иначе эту ораву не утихомирить. Хотя, с другой стороны, детки не разнузданные, в прошлую навигацию ходили юнгами по морям и рекам. Уж как-нибудь доедут всего-то через пару океанов, не перевернув «Горгону».

Сама же Софи уселась в самоходную двенадцатитонку и отправилась на Москву реками, намереваясь инспектировать по дороге свои лодочные дворы: одно дело – прочитать отчёт, другое – увидеть собственными глазами.

Красивая река – Амур. И длинная. Селений по её берегам видно немного. В основном заметны решётчатые наблюдательные вышки, с которыми по пути проходил обмен сигналами. Непрерывной сигнальной цепи по всему Приамурью пока организовать не удалось, но локально по районам оповещение уже налажено, отчего местные смотрящие в курсе: Софья Джонатановна следует транзитом с заправкой жидким топливом в Албазине.

Афанасий Бейтон встретил адмирала-мэм на причале. Одет он был в добротный стрелецкий кафтан коричневого сукна, лишённый украшений: знает, что властительница этого края не привержена украшательству. Тут же почётный караул четырёх родов войск – стрельцы в русских шапках-колпаках с отворотами, казаки в папахах, сермяжники в серых треуголках и речники во всём чёрном.

– Здравы будьте, бойцы! – уставное приветствие.

– Здрав будь, а-дми-рал! – дружный рёв примерно сотни глоток.

– Вольно! Разойдись! Рада видеть тебя в добром здравии, Афанасий Иванович! Посеял ли хлеб, не озоруют ли маньчжуры?

– Рад тебе, Софья Джонатановна. Хлеб посеял, а маньчжурам ещё по снегу поведал, что ходить сюда им не след. Окажи честь, отобедай у меня.

В общении здесь и сейчас доминирует лаконичный стиль: о том, что разводить политесы двадцатитрёхлетняя властительница не любит, знают все.

– Спасибо, полковник. С удовольствием.

Увидев, что телеги с бочками выстроились цепочкой к пирсу, моя реципиентка чисто по-дамски ухватывается за локоток коменданта укрепрайона и следует в его терем оказывать хозяину здешних земель почёт и уважение. Вкусно нас накормили, а вот в застольной беседе ничего примечательного не прозвучало – обычные рядовые заботы военно-хозяйственного образования.

Поселение вокруг укрепления (простые рубленые дома, выстроившиеся линиями) порадовало глаз чёткими противопожарными интервалами и отсыпанными песчано-гравийными улицами. Многочисленные огороды произвели хорошее впечатление обработанностью и первыми несмелыми всходами, а жердевые изгороди системы «тын» поведали о наличии у жителей домашней скотины.

В селении немноголюдно: в этом самом густонаселённом районе Приамурья людей по-прежнему мало. Зато детвора радует глаз подвижностью и предприимчивостью. Ни один из них не помер при родах: здесь работает доктор в степени, на мой взгляд, фельдшера, разумеющий и дело повивальное, и прекрасно знающий о маленьких невидимых зверьках. Говорят, он несколько раз вырезал воспалившиеся аппендиксы – просто волшебник на местном уровне медицины.

А ещё он лучший друг шамана из ближнего стойбища. Тот к нему рожениц привозит и, пока длится процесс, сидит неподалёку у костра, постукивая в бубен и мелодично завывая в направлении Большой Медведицы. Поговаривают, будто этот доктор и сам язычник откуда-то с берегов Сухоны, потому что о духовном он не с батюшкой в церкви беседует, а прямиком обращается к силам природы, сверяясь с показаниями барометра и психрометра.

Одним словом, чудак, но уважаемый. Софи его ещё по Котласу помнит. Он Герцогине какую-то кашицу в ступке растирал. От мозолей, кажется.