Шаровая молния 2

13

На Урал Демьянова всё-таки выгнали. Причём, распоряжением самого Меркулова, а не приказом Румянцева, как было со всеми предыдущими командировками.

Сам факт длительной — на две недели — командировки и категоричность распоряжения Всеволода Николаевича вызвали недоумение: никакой особой нужды в непосредственном присутствии заместителя руководителя «сотки» на предприятиях, которые предстояло посетить, не было. А место под планируемую постройку будущего комбината по производству плутония Николай чуть ли не с закрытыми глазами мог бы указать на карте Челябинской области. Но приказ есть приказ: встретиться с Курчатовым в Челябинске и вместе посетить это место. А до того…

Саранск, столица Мордовии. Невеликий городок, выбранный местом, где строится закупленный в Германии завод по производству радиоламп. Ленинградский завод «Светлана» уже прислал специалистов, которые обучают местную молодёжь специальностям, которые потребуются в ближайшем будущем. Стройплощадка выделена с запасом, и кому как не Николаю знать, что следующей очередью будущего завода «Лисма» станет производство бытовых ламп накаливания. Но пока — важнее производство радиокомпонентов для военных радиостанций. И более чем вероятно то, что уже в июне 1941 года сюда будет вывозиться оборудование из Ленинграда. Так что, скорее всего, ленинградцы и «местные кадры» будут вести выпуск так необходимых фронту радиоламп совместными усилиями.

Куйбышев. Завод — одно название. Единственное четырёхэтажное, хоть и большое, здание, на этажи которого постоянно затаскиваются какие-то установки, более похожие на химическое оборудование, чем на станки. Оно и понятно: производство полупроводников во многом зависит от «химии», при помощи которой легируют кремниевые слои заготовок транзисторов и диодов. Уже работает филиал лосевской лаборатории, в котором отрабатывают технологии серийного производства диодов и транзисторов. Пока не массового, пока только серийного.

Среди сотрудников, как и в Москве, много молодёжи, совсем ещё «зелёной». А потому живой и… дерзкой. Из лабораторного брака паяют что-то «для себя». И это надо использовать для продвижения радиолюбительского дела. В кабинете, где сидят эти юные дарования, постоянно хрипит самодельный радиоприёмник.

— Схему покажите, — пристал к ребятне Николай.

Показали. Тут же набросал правки, которые позволят избавиться от хрипов нелинейных искажений в низкочастотном тракте. Ну, или значительно сократить эти искажения: до разработки мощных комплиментарных пар транзисторов двухтактный выходной каскад класса «Б» рулит! До конца рабочего дня успели перепаять, после чего всей лабораторией помчались прощаться с отъезжающим на вокзал Демьяновым и агитировать его «бросить нафиг службу в ЧеКа и перевестись к нам». Вместо собственного немедленного трудоустройства в Куйбышеве предложил им заняться экспериментированием с использованием той самой некондиции в переключающих схемах.

— Для чего? — не понял молодняк.

— Эти схемы — мультивибраторы, триггеры, сдвиговые регистры и так далее — можно использовать для создания управляющих и исполнительных вычислительных схем.

Тут же на принесённом листочке набросал несколько логических элементов цифровой техники: «не», «и», «или», «и-не», «или-не», триггер, сдвиговое реле.

— А что внутри этих квадратиков? — заинтересовались ребята.

— А что вы придумаете, чтобы оно работало именно по нужной логике, то и будет. И уже на основе типовой схемы модулей стройте, как из кубиков, всё, что вам заблагорассудится.

Молодые, разберутся. И, глядишь, уже к концу года выдумают какой-нибудь примитивный «электронный арифмометр». Размером с письменный стол, но умеющий выполнять все четыре арифметических действия. Лиха́ беда — начало.

Миасс. Точнее, то, что на памяти Демьянова называлось «Старый Город». Крошечный станционный посёлок в четырёх километрах от него. А ещё дальше от станции на север — «Новостройка». А именно — растущие корпуса сборочного завода, который через год «с хвостиком» должен начать производство «Студебекеров». Бараки, бараки, бараки. Зато к стройплощадке уже прокинута железнодорожная колея. Значит, зимой сорок первого людям не придётся вручную тащить несколько километров на железных листах станки эвакуируемого завода «ЗиС».

Программой командировки на Миасс выделено аж три дня. Намёк ясен: руководство НКВД хочет, чтобы он повидался с родственниками. Бабушку Демьянов помнит лишь по её похоронам, а дед умер задолго до его рождения. Наверняка очередная проверка. Значит, надо ехать.

Местные чекисты машины для поездки не выделили. Договорились, что Николая подбросит «полуторка», что приедет из Урал-Дачи с грузом телег на станцию Сыростан, а обратно повезёт очередную партию «спецпереселенцев». Навязали попутчика «для проверки состояния дел у поселкового особиста». Тоже неясно: то ли и впрямь решили продемонстрировать рвение перед визитёром из Москвы, то ли проследить за тем, как себя поведёт этот визитёр.

«Спецпереселенцы», две семьи высланных, очень насторожились из-за того, что с ними в машине едут аж трое чекистов. Но никто, кроме поселкового «опера» даже не пытался «наводить порядок». Да и вообще Демьянов, несмотря на «заоблачные» для местных коллег звание и статус, наотрез отказался ехать в кабине. Просто уселся на съёмной лавке в кузове, поплотнее укутался в шинель и всю дорогу глядел по сторонам.

От станции Сыростан до пункта назначения — меньше двадцати километров, но ехать пришлось два часа. Правда четверть часа заняла остановка у Тёплого Ключика, водой которого водитель пополнил радиатор. Чуть ли не кощунство, если учесть, насколько вкусная в нём вода. Водитель аж в улыбке расплылся, когда Демьянов черпал ледяную водицу ладошкой, пил и нахваливал. Больно уж ему похвала «московского гостя» по душе пришлась. Знал бы ты, парень, сколько Николай воды из этого родника за свою жизнь выпил!

Как ни крепился, а к горлу подкатывал комок, когда увидел знакомые с детства пейзажи. Пусть и оба Атляна очень уж меньше того, что он помнил. Зато Урал-Дача… Это в бытность Демьянова школьником здесь жило человек семьдесят-восемьдесят. А по рассказам отца в конце сороковых — около восьмисот. В основном — за счёт множества бараков, последние из которых Колька ещё застал в полуразрушенном виде, когда в начальных классах приезжал сюда в гости к родственникам.

Контингент на обозостроительном заводе (таково официальное название предприятия, выпускающего телеги и сани) специфический. Если в Атляне на «мебельной фабрике» трудятся преимущественно малолетние уголовники, то здесь — «политические». Не заключённые, ссыльные. Либо приговорённые к ссылке без отбывания заключения (меньшинство), либо ограниченные в правах после заключения по тем самым политическим статьям. Дед — раскулаченный. Ну, и часть народа — «вольные». Впрочем, если не считать надзора, то жизнь ссыльных и «вольных» ничем не отличается: одинаково работают на производстве или во вспомогательных службах, одинаково выращивают картошку на огороде, одинаково косят сено для домашнего скота или лошадей из заводской конюшни. Тоже достаточно большой и недавно срубленной, а не пустого заброшенного здания с просевшей крышей, как в начале 1970-х.

Под «визит товарища из центрального аппарата наркомата» в клубе (Николай помнил только его руины) созвали собрание ссыльных, на котором особист долго что-то рассказывал о том, как должны себя вести его поднадзорные. На что немолодой бородатый мужчина в середине зала время от времени что-то негромко недовольно бухтел. И лишь когда чекист его одёрнул, назвав по фамилии, попаданец понял, что это его дед. Да, вспоминал отец, как тот любил поддеть «надсмотрщика», буркнув на собрании «бреши, бреши».

Только дед… Как бы это выразиться? Не впечатлил. Обыкновенный невысокий мужик, хотя и довольно крепко сложенный. Кажется, даже ниже ростом, чем был отец, едва дотягивавший до среднего роста.

Едва дождался, когда подойдёт к концу это занудство, и особист поинтересуется, не осталось ли вопросов у «гостя из Москвы» после изучения документов и встречи с «контингентом».

— В общем-то, всё понятно. Но хотелось бы посмотреть на быт ссыльных. Вот вы, гражданин… Кажется, Демьянов? Не пригласите своего однофамильца и… его коллег выпить чая в вашем жилище?

— Тесновато у меня для такого количества гостей, — буркнул дед.

— Да не прибедняйся, — рявкнул особист. — Две комнаты, найдёшь место!

— Надолго мы вас не стесним, — подтвердил «московский гость».

Что сказать? Действительно тесновато для супружеской пары и троих мальчишек, старшему из которых семнадцать, а младшему, отцу Николая, только два года. Женат дед повторно, старшие дети его и бабушки, дочери от первых браков, уже вышли замуж и разъехались. И две комнаты — это очень условно, поскольку одна из них совмещена с кухней, немалую часть которой занимает печь.

В другой реальности старший сын, рябой и щуплый паренёк, уйдёт на фронт в сорок третьем, вернётся в сорок шестом с медалями, вступив в партию и послужив в Союзническом центре связи в Потсдаме, обеспечивая связь советской делегации на Потсдамской конференции. Средний вырастет красавцем, уже после войны закончит военное училище и будет командовать сторожевым катером на Дальнем Востоке. Тоже вступит в партию. Внук от самого младшего, регулярно норовящего стянуть очередной кусок колотого сахара, выуженного Николаем Николаевичем из вещмешка, закончит два института, будет строить ракеты, воевать за Советскую Власть, а потом писать для центральной прессы статьи про оружие. А в своей второй жизни — служить в Главном управлении Госбезопасности и «заведовать» такими секретами, что не все члены правительства о них знают. Вот такая семья репрессированных…