Шаровая молния 2

47

Как говорится, накаркал!

Как позже удалось выяснить Демьянову, 20 июля командующий Западным направлением, воспользовавшись вызовом Жукова в Ставку, отдал приказ командующим 7-м и 5-м механизированными корпусами генерал-майорам Виноградову и Алексеенко нанести удар из района Богушевска и Орши в направлении Бешенковичи, Сенно, Толочин. Как когда-то цитировал Сталину Николай, раскрытой пятернёй, по расходящимся направлениям.

Цель контрудара была благая: ослабить натиск немцев на Витебск. Вот только исполнение этой задумки…

Начнём с того, что контрудар, хоть и прорабатывался штабом фронта, но был ещё абсолютно «сырым», не обеспеченным соответствующими ресурсами. В результате четырём танковым и двум стрелковым дивизиям (причём, танковые отдельно, каждая из стрелковых отдельно) пришлось расшибать лбы об оборону, пусть и серьёзно потрёпанных, четырёх танковых и одной моторизованной немецких дивизий. Без должной разведки, без серьёзной артиллерийской и авиационной поддержки, без связи между дивизиями.

В результате к концу 21 июля, когда вернувшемуся из Москвы Жукову удалось получить разрешение на прекращение операции, от почти 1400 советских танков, участвовавших в контрударе, на ходу осталась едва треть. А в вырвавшейся спустя несколько дней из окружения 13-й танковой дивизии — и вовсе менее четверти.

Вместо ослабления давления на Витебск получилось ослабление его обороны. И уже 23 июля под ударами 7-й и 9-й танковых и 20-й моторизованной дивизий вермахта город пал. Ещё три дня понадобилось немцам, чтобы сформировать ударный кулак и с его помощью перерезать Минское шоссе в 15-20 километрах к западу и северо-западу от Смоленска. По сути, зайдя в тыл нашим войскам, держащим оборону под Оршей.

Но и этим дело не закончилось. Чтобы избежать окружения и полного уничтожения войск, всё ещё сражающимся в районе Полоцкого укрепрайона (хотя, конечно, ему и без этого оставалось «жить» всего два-три дня), пришлось оставить и УР. Скольким красноармейцам после этого удалось благополучно добраться до Невеля, сказать не мог никто.

Все эти подробности Николаю удалось узнать от Эйтингона, вернувшегося в Москву с остатками ОМСБОН в конце июля. Тот, не зная о новом назначении Демьянова, позвонил ему на прежний телефонный номер. Очень удачно позвонил, поскольку Демьянов уже собирался выезжать к оружейникам. А так, как реальное положение дел на фронте волновало попаданца сильнее, чем достаточно успешное продвижение работ по сборке опытного образца авиационной «двустволки», он перенёс визит в ОКБ Таубина.

— О, ты уже ромб в петлицу нацепил! — отметил командир ОМСБОН. — Быстро растёшь, мне даже завидно. Глядишь, через пару лет комиссаром госбезопасности станешь…

— Да что вы, Леонид Александрович. Какой из меня комиссар госбезопасности? А вот вы… Дайте-ка мне правую руку.

Николай секунд пятнадцать с серьёзным видом под насмешливым взглядом разведчика водил пальцам по линиям на его ладони, а потом объявил:

— А вот вам точно быть генералом! И не позже сорок пятого года!

— Не комиссаром ГБ? Ты уверен?

— Ничего не знаю про комиссара, а вот генеральские погоны на ваших плечах отчётливо увидел.

— Оскорбить меня хочешь? Какие такие погоны?

— Я же сказал: генеральские. Но погоны советского генерала. А в ближайшее время ждёт вас путь-дорога в заморские южные края, откуда вернётесь вы с молодой красавицей-женой, которая родит вам двоих детей.

— А головой чего качаешь? — дрогнул голос Эйтингона, видимо, уже получившего приказ о подготовке новой операции в Турции.

— Неясное что-то в будущем… Что именно, сказать точно не могу, но поберечься каких-то нежелательных друзей и знакомых в пятьдесят первом вам точно следует!

— Всё, хватит голову морочить! — выдернул свою ладонь из рук Демьянова диверсант. — Или ты по совместительству гадалкой устроился?

— Ага! — засмеялся Николай. — Хотите, угадаю, зачем я вам понадобился? Каких-нибудь новых диверсантских штучек для ОМСБОН получить хотите. И их у меня для вас есть! Но сначала я вас попытаю. Как дела на фронте? Как себя зарекомендовало то, что я вам раньше передавал? Где Старинов?

Заданы вопросы были уже совершенно серьёзным тоном, и Эйтингон, вздохнув, принялся отвечать.

— Илья Григорьевич в госпитале. Тут, в Москве. Зацепило его серьёзно под Полоцком. Специально упросил эскулапов в столицу отправить, чтобы при выздоровлении мог новому составу бригады передавать знание. Бригады ведь, по сути, почти не осталось. Так, жалкие полтора батальона в тыл вывели. Он и тебя просил привлечь в качестве преподавателя рукопашного боя. Да только ты теперь не в тех званиях, чтобы руками-ногами махать.

— Ну, да. Как в том анекдоте: почему генералы не бегают? Потому что в военное время это вызывает панику, а в мирное — смех. Не в званиях дело, Леонид Александрович. Времени нет даже для того, чтобы самому форму поддерживать. Я ведь теперь старший в Особой группе уполномоченных ГКО. Вникать не только в свои направления требуется, но и в то, что другие делаю. А что, потери такие большие? — вернулся попаданец к прежней теме.

— Немалые. Так и действовали мы разрозненными группами и на самых ответственных участках. Но основная убыль личного состава не из-за потерь.

— Партизанить остались? Да не глядите вы на меня так! Я же сам контролировал ход закладки тайников для будущих партизанских отрядов в Белоруссии. И докладную записку наркому писал о том, что для их создания надо использовать именно личный состав вашей бригады.

А вот на эту фразу последовал уже уважительный взгляд.

— Расскажите, всё-таки, как себя проявило оружие, о котором я хлопотал.

— Отлично себя проявило, Николай Николаевич. «Ласке» ребята не нарадуются. АСВТ, как ей и положено быть, тяжёлая ноша, но лёгкая смерть для фашистских офицеров и даже генералов. Все эти бронированные штабные машины прошивает за милую душу. И если уж куда-то в тело врагу пуля попала, то убивает гарантированно. Мины из пистолетного патрона уже немало одноногих немцев добавили. А сколько ещё добавят — одном сатане известно. И «клин Демьянова», я слышал, уже западнее Минска применяли.

Да уж! Всё-таки прицепилось фамилия Николая к изобретению грузинского путейца…

— За радиомины тебе особое спасибо. Некоторые стратегические мосты не достались немцам только благодаря им. Не всех немецких диверсантов мы в последние дни перед войной выловили, вот и были случаи, когда те с тылу уничтожали охрану или резали провода от взрывных машинок к зарядам. Да и позже они нам хорошо помогали. Жаль, быстро кончились.

— Ничего, их производство уже наладили, так что ваши подчинённые их скоро снова получат.

— Уже не мои, — махнул рукой Эйтингон. — Приказано сдать бригаду. Я просто хотел попросить тебя, чтобы ты и впредь не забывал их интересными устройствами баловать.А ты, вон, тоже теперь на другом поприще служишь.

— Ничего, вернётесь из Ста… В общем, из тёплых краёв, и снова станут вашими. А поприще моё, хоть и по другому называется, но суть работы осталась прежней. И я не зря говорил вам, что у меня есть чем вас порадовать. Вы лучше другое скажите: много радиовзрывателей и «машинок» к ним немцам досталось? Это очень важно, Леонид Александрович.

— Радиомин ни одной. А вот управляющий передатчик, каюсь, один потеряли. Ребята до конца отстреливались. По инструкции они должны были его взорвать, но успели или нет, я не знаю.

Николай поймал себя на мысли, что прав был предатель, описывавший голос Эйтингона. Наум Исаакович действительно обладал очень красивым, проникновенным таким баритоном.

— Будем надеяться, что успели, — нахмурился он.

Впрочем, особо расстраиваться было не из-за чего. Мало того, что каждый такой передатчик, собранный на совершенно секретных транзисторах, был снабжён устройством самоуничтожения, так ещё и восстановить технологию производства полупроводников, не зная теоретических основ, крайне сложно.

— Вы не на машине? Тогда пойдёмте в мою, и свожу я вас полюбоваться новым подарком для советских диверсантов. Именно им это опытное устройство испытывать в бою.

— Далеко ехать? — глянул на часы диверсант.

— В НИИ-6. Если куда-то потом надо успеть, то я вас на обратном пути подброшу. А по дороге расскажете про общую ситуацию на фронте.