Группа крови на рукаве

Взяв кусок мыла, нырнул в заросли, что обрамляли заливчик сплошной стеной. Разделся, развесив одежду на ветках. Покидал палки в воду — проверить не сидит ли “Гена” в засаде. А может даже и парочка. Нет, не сидели.

Зашел по колено в воду. Кожа превратилась в гусиную, яйца втянулись в тело. После такой жары, вода в затоне казалась ледяной. Бр-р…

Плюх! — нырнул с головой, чуть побарахтался, вылез на берег и намылился. Повторил омовение, в этот раз более тщательно шоркая себя по телу ладонями. Хорошо!

Вернулся в лагерь. Чунг разводил костер, Лиен не было. Наверное, тоже ушла купаться. Минут через двадцать вернулась, выжимая длинные волосы. Взгляд грустный, как у брошенного щенка. Но держится молодцом, и от ”домашней” работы не устранилась, стала “накрывать на стол”.

На примятой траве вместо скатерти разложили кусок брезента, прихваченный с катера. На “стол” расставили жестяные баночки с тушенкой, с какой-то кашей из крупы непонятного цвета (но на вкус очень даже ничего), консервированный хлеб и конфеты. М-м-м… Не думал, что я сладкоежка. Видать энергии вагон пожег, и глюкозы дико не хватает.

Чунг с гордым видом альфа-добытчика достал алюминиевую трофейную фляжку, обтянутую дырявой зеленой тканью и потряс ее над “столом”:

— Водка! На катере нашел!

— Что ж ты молчал? Друг, ты наш раскосый? — обрадовался я, выставляя вперед жестяные кружки. — Пятьдесят фронтовых всем наливать?

— А то! — одобрительно кивнул Иван.

— Лиен, — повернулся я к девушке, похлопывая себя по горлу под челюстью. — Водка, дринк. Будешь? Тебе надо немного выпить…

Та морщилась, силилась понять мои лингвистические потуги. Но на помощь пришел Чунг. Рассказал ей о предстоящем “фуршете”. Та в ответ молча кивнула.

Я выхватил у Чунга фляжку (на разливе русской водки, обязательно должен быть русский, иначе не по фэншую), накапал по пятьдесят на глаз в каждую кружку. Протянул одну Ивану, три пододвинул вьетнамцам. Бабка несмотря на рану тоже не отказалась.

— Ну… Как говориться… За мир во всем мире.

С шумом выдохнул и опрокинул жидкость в глотку. Горло чуть не сгорело. Цепануло даже желудок. Я скривился. Не готов был к такому градусу. Скорее накидал в рот закуски. Прокашлялся, вытер слезы и прохрипел, таращась на Чунга:

— Ах ты! Какая же нахрен это водка?! Спиртяга голимый! Не разбавленный.

Иван хохотал, он не успел еще отпить ядрёной жидкости:

— Ну тезка! Ну даешь! Они же все водкой называют. Где ты на войне водку видел? Чунг, разбавь пойло дамам.

— Видел! — буркнул я, зажевывая тушенкой.

Спирт примерно приблизили по градусам к водке с помощью трофейной канистры с водой.

Лиен выпила и не поморщилась. Я подсел ближе. Стал нести какую-то чушь. Все- равно она меня не понимает. Но говорил от души. Лиен чувствовала интонацию и прониклась. Иногда кивала и поглядывала на меня с таким узнаваемым женским любопытством.

Окончательно стемнело. Бабку затащили в шалаш, Иван зашел сам. Чунг юркнул следом и тут же отрубился. Как Штирлиц, блин. Умеет спать в любых условиях. Я остался дежурить первым. Лиен тоже сидел у костра, протягивая ладони к пламени. Ночь теплая, но ей хотелось ощутить еще больше тепла.

Она что-то рассказывала мне на своем, показывала на звезды. Голос ее как ручеек. Серебристый и с переливами. Я заслушался. Ни слова не понял, но будто песню послушал. Даже гитары не надо…

Положил ей руку на коленку, но мою ладонь аккуратно так сняли. Ага, ясно.

Где-то громыхнули раскаты. На землю упали первые капли дождя. Лиен встала и показала на шалаш.

— Спать пойдешь? — улыбнулся я. — Спокойной ночи…

Та улыбнулась в ответ и юркнула в темноту походного жилища.

***

Утром меня разбудил крик какой-то горластой птицы. Я приподнялся на локте и огляделся. Шалаш пуст. Снаружи слышны голоса. Похоже, я продрых дольше всех. Выбрался наружу. Возле костерка колдовала Лиен с завтраком. Чунг чистил наш М60.

— Проснулся? — ко мне опираясь на бамбуковый “костыль” подковылял Иван.

— Вижу уже совсем бодро ходишь

— Да, могу носит свою задницу помаленьку. Силы появились. Сам удивился…

— Это самая охрененная новость за последние дни! — покивал я.

— Не думал, что ты так радеешь за мое здоровье!

— Да к бесу твое здоровье! Это ж мне теперь только бабку тащить. А она легкая. Считай, Добби свободен!

Шутку, конечно, никто не понял, ну и пофиг.

После завтрака собрали манатки и двинули в лес. Равнинная местность была не такая сырая и густо заросшая. Идти стало лучше, идти стало веселее. Хотя получалось не так быстро, как хотелось. Приходилось часто останавливаться и давать передых Ивану. Но все равно получалось быстрее чем с волокушей. Маршрут держали на северо-восток.

— Долго еще телепать до партизан? — спросил я Ивана. Он шел опираясь здоровой рукой на самопальный костыль. На трудных участках его поддерживал Чунг, уцепившись рукой за ремни.

— Да хер знает, — пыхтел полковник. — Тут не угадаешь. Тут фронта нет. Все вперемешку. Главное на американцев не напороться. Любят они вертолетами десант закинуть на деляночку… Или на южан. Все… Бля. Не могу! Давайте привал! Чунг, стой.

Вьетнамец, как всегда убежал немного вперед. Выполнял функции отряда разведки. Услышав командира, вернулся к нам. Я развернул карту.

— Мы здесь, — ткнул пальцем Иван в бумагу. — Сейчас возьмем чуть правее. Впереди поселок, там джи ай могут быть. Обойдем подальше…

Зашелестела листва. Причем со всех сторон. Чунг среагировал первым. Понял, что это вовсе не ветерок. Вскочил на ноги и схватился за винтовку. Но тут же замер, положил винтовку на землю и поднял руки. В него с двух сторон уперлось сразу два ствола. Я тоже был под прицелом. Раскосые морды появились из ниоткуда. Вылезли из чащи словно призраки, держа нас под прицелом. Бойцы в простых рубахах и коричневых балахонных штанах. Некоторые больше похоже на оборванцев, чем на солдат. На головах плетеные конусные шляпы.

Тыкали в нас стволами АК и что-то наперебой кричали. Иван отбросил костыль, поднял единственную здоровую руку и широко улыбаясь, проговорил: “Дошли!.. Партизаны это! Черти лесные! Партизаны!”.

***

После небольшой проверки на “вшивость” в нас признали своих. Отряд из десяти партизан возвращался с какой-то вылазки и напоролся на нас. Чунг объяснил им наши хотелки — добраться до базы с советскими советниками. Те кивали, что-то лопотали на своем — ленсо, да ленсо — и тыкали пальцами куда-то на север.

— Что они говорят? — спросил у Чунга Иван.

— Ленсо — это советский по-вьетнамски — пояснил Ле — Сначала они проводят нас в свой отряд. После того как их командир лично поговорит с нами, он примет решение, помогать нам или нет.

— Что значит, блядь нет? — вмешался я. — Они еще сомневаются?

— Добраться до наших скорее всего не так просто, — предположил Иван. — Возможно, путь проходит в окрестностях американских баз или маршрутов патрулей. И командир решит, выделять нам помощь или проще не рисковать своими людьми.

— Понятно, — кивнул я. — Короче хитрожопые. Мы с тобой за их землю кровь проливаем, а они…

— А они тоже люди, — закончил за меня Иван. — И жить хотят…

В лагерь партизан мы добрались к вечеру. Иван не смог идти. Не совсем окреп. Но партизаны мигом сплели, что-то вроде гамака. Для него и для бабки. Уцепились в восьмером за “лежаки” и потащили раненых своими силами.

Я с облегчением выдохнул. Не хотелось вновь встречаться с волокушей. Снится она мне уже.

На подходе к лагерю приходилось много петлять, обруливая скрытые растяжки, волчьи ямы и другие ловушки. Я без провожатых, ни одной бы не нашел. Как хорошо, что мы вовремя наткнулись на партизан. Или они на нас.

Единственное, кого я заметил, это парочку “кукушек” на деревьях. Они провожали нас молчаливыми взглядами.

Вот и лагерь. Куча шалашей, крытых пальмовыми листьями. Несколько землянок — почва не такая сырая здесь значит, на растянутых между деревьями лианах сушатся вещи. В центре бурлит огромный котел с каким-то варевом. Лагерь напоминает стоянку геологов. Только женщин нет и с калашами да эмками все ходят.

Нас рассадили на стволе поваленного дерева возле уличного очага и велели ждать.

Вскоре прибежал солдатик и через Чунга нам передал их просьбу. Дескать, только тот, кто из нас старший может пройти в землянку к командиру и переговорить с ним о дальнейших действиях. Остальные должны сидеть и не рыпаться.

— О как! — удивился я. — Что там за птица такая важная, что не может по человечьи к гостям выйти?

— Осади, Ваня, — махнул Иван. — Командир сильно не светится, значит родственников у него среди гражданских много. Боится, что прознают про них и отомстят. Тут принято такое. Мирных херачат, как скот на бойне. Пойду потолкую с Че Геварой. Ждите здесь.

— Ага, — кивнул я. — А то у нас выбор есть…

Полковника увели к землянке, что притаилась на краю лагеря. Возле входа у него отняли самодельный костыль и проводил внутрь…