Группа крови на рукаве

Солдатики повскакивали и наперебой стали шепотом диктовать мне свои данные. Я вытащил из кармана трофейную записную книжку-малютку. Привычка таскать с собой блокнот осталась у меня с Чеченской, записывал туда трехсотых и двухсотых вражеских. Как счет в компьютерной игрушке. Молодой был. Дурак… Хорошо, что выжил — а то бы и меня кто-то зарубкой на прикладе оформил.

Пленных звали незамысловато: Браун, Смит и Джонсон. Черканул имена и даты рождения, номера личных жетонов, что вызубрили они наизусть. Один правда не мог долго его вспомнить. Но собравшись с мыслями, под шиканье товарищей и несколько раз хлопнув себя по лбу и обозвав дерьмом, выдал-таки заветные для него цифры.

Знали бы они, что цифры эти ни хрена не значат. Есть имя и дата рождения, это вполне достаточ-но. Но для пущей важности, я переписал и циферки. Готово.

— Гудбай Америка, — помахал я в черноту яму — Гуд лак вам, чертилы. Не ходите больше на войну. Не ваше это.

Те загудбаили в ответ: сенкью, мистер, сенкью!

Отошел от ямы, и вовремя. Из темноты вынырнул мой подменный. Морда сытая и довольная, будто не на ужин сходил, а на тайский массаж с продолжением. Все кивал мне, благодарил.

— Бди и не спи на посту. Ты не смотри, что парнишки квелые. Вылезут, вмиг прирежут. Нет опаснее зверя, чем загнанный в угол человек. — и вручил ему винтовку.

***

Утром встали с рассветом. Я чувствовал себя разбитым. Скитания по джунглям давали о себе знать. Отоспаться бы денька два, но такой роскошь будет похоже не скоро. А может, и никогда не будет. Тьфу-тьфу...

Иван совсем порозовел. Даже шутить начал и переглядываться с Лиен за завтраком. Ах ты, паразит ловеласный. Хрен тебе, а не вьетнамка. И вообще у тебя жена есть и дети, и моральный облик коммуниста никто пока не отменял! Я втиснулся на лавку между Лиен и Иваном, демонстративно поставив тарелку на бамбуковый стол перед собой.

Угощением в этот раз были скользкие длинные странные макароны. Похожие на спагетти, только короче и тоньше. На вкус напоминали рисовую лапшу или что-то подобное. Чунг, Лиен и ведьма ловко орудовали палочками. Мы с Иваном ловили “червячков” струганными ложками. Их специально изготовил для нас местный мастер, который в прошлой жизни, похоже, был сапожником.

Лапша оказалась вкусной, но слишком острой. Острое я люблю, но мой холостяцкий гастрит никто не отменял.

К нам подошел “переводчик” — он оказался замом командира и привел с собой отряд бравых бойцов. Не воины, а командос. Ростом мне чуть ли не по пуп, ножки кривеньки, ручки-ниточки.

— Япона-матрена, — я повернулся к Ивану. — Они что, от своих полуросликов избавиться решили? Братство кольца, блин… На тебе боже, то что нам не гоже!

— Не кипятись, — похлопал меня по плечу Иван. — Ты не смотри, что они мелкие и синюшные как курята. Мангусты тоже шибздики, а кобр давят. Мы в джунглях. Чем меньше размеры, тем мобильнее и быстрее боец. Вон на Чунга нашего посмотри. Орел ведь!

— Да наш Чунг, по сравнению с ними Кинг-Конг!

— Кто?

— Горилла говорю!

— Горилла — это ты, вымахал как баобаб.

— Ну знаешь, не для джунглей кровиночку растили… — парировал я.

— Так ты ж детдомовский?

— В детдоме и растили.

“Командос”, хлопая глазами, слушали нашу дружескую перепалку, которую мы вели с серьезным и сердитым видом, будто собирались подраться.

Чунг поспешил им объяснить на своем, что, мол, милые бранятся, только тешатся, или что-то типа того.

На детсковатых лицах бойцов сразу засверкали улыбки. Каждый из них вооружен допотопным калашом калибра 7,62, обвешан гранатами и запасными магазинами, как новогодняя елка игрушками. Не хватало только звезды на макушке.

— Пора, — коротко бросил Иван. — Он собрался налегке. Из оружия только бамбуковый костыль и ТТ-шник, который он каким-то чудом выцыганил у союзников. Добрый пистолет. В Союзе у правоохранителей его уже вытеснил ПМ. Хоть у последнего и кучность никакая и дальность меньше, но компактность и останавливающее действие за счет 9-и мм-ой пули-дуры, сыграли решающую роль в переоснащении милиции.

Я взял свою уже ставшую родной эмку, за спину закинул рюкзак с боеприпасами и провизией.

— Вань, мне бы переодется. Ну что я американское на себе таскаю — тихо произнес я — Да и от Калаша бы я не отказался. Все получше, чем эмка

— Не волнуйся, как к своим доберемся — я тебя переодену, переобуду, накормлю и спать уложу

— Все шутишь!

— Зуб даю. Ты мне жизнь спас — я твой должник.

— Ну раз так…

Лиен вооружили стареньким легким карабином непонятной французской модели.

Девушка обняла на прощание бабку — ее оставляли в отряде — прослезилась. Что-то горячо ей объясняла. Нгуен кряхтела в ответ и жестикулировала.

— Я пообещал бабке внучку в Ханой переправить — Ваня тяжело вздохнул. Видимо, не был сильно уверен в своих силах — Там конечно, тоже бомбят, но поспокойнее, чем здесь…

Слезы лились рекой, мы терпеливо ждали. Выдвинулись. Впереди как всегда шагал Чунг. Ручной пулемет он прихватил с собой. Никак не хотел расставаться с М60. Партизаны ему даже патронов отсыпали. Второй пулемет мы оставили в отряде.

Вышли по широкой дороге. Вытоптанной так, что казалось тракторами наездили. Но техники в отряде не было.

Но вскоре дорога сузилась до тропы. Я снова начал завидовать компактности союзников. Ветки хлестали по морде и норовили выцарапать глаза. Пару раз я налепил себе на на лицо какую-то мерзкую паутину.

Привалы приходилось делать каждый час. Иван еще не совсем окреп, хоть и шел налегке. Задыхался и водил раненым плечом, будто хотел его сбросить.

К вечеру вышли к ручейку. Решили разбить лагерь. Вьетнамцы замастрячили шалаш, а я занялся перевязкой Ивана. Его первый “самостоятельный” день прошел успешно.

— Слышь, тезка, — сказал я ему вполголоса. — Как сватать меня своим будешь? Придумал?

— Есть мыслишка, — ответил полковник.

— Говори, — сгорая от любопытства уставился на него я.