Вестник в старом мире

Глава 8

Сильный толчок в грудь и внезапность нападения сбили Вадима с ног. Он упал на руки ухнувшего Миколы.

— Сволочь! — Алексей выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в уже отъезжающий экипаж. Пуля разбила заднее окно, раздался булькающий хрип.

— Ух, тяжелый! — пожаловался покрасневший Микола, держащий подмышки Вадима.

— Убили! — закричал Алексей, рассматривая аккуратную дырку на сером сюртуке Вадима.

— Не ори, — Вадим громко вдохнул, — Больно, однако.

Он расстегнул пуговицы сюртука и достал карманные часы французского бретера, которого убил еще на дороге из Оренбурга. Крышка смялась, в циферблате застряла круглая свинцовая пуля.

— Я их только починил.

— Удача! Призрак, да ты же фартовый! — Алексей хлопнул в ладоши и заплясал. Накопленный с ночи стресс требовал выхода.

— Вашблогородь, — прохрипел Микола, — если вам не будет трудно…

Вадим встал на ноги, пожалев Миколу.

— Вы вроде худой, а по ощущениям, как два гроба с бабкой.

— Я рад, что ты меня в гробах начал измерять, — философски заметил Вадим пальцем проверяя во фраке дырку от пули, — Поехали на базу.

К удару от преступного мира Вадим готовился, но не так. Рядом с развернутыми цехами рабочие отстроили несколько домов, под барские нужды. Вот там Вадим и поселил свой отряд, не так далеко от Петербурга, но и не на глазах у людей.

На производстве люди работали по десять часов, с обеденным перерывом в час. Когда Есислав решится прикупить долю, то смены можно будет уменьшить до восьми часов, начав круглосуточное производство. Семь часов на работу, час на подготовку станков, потом ужин и рабочий свободен. Каждую субботу отдых от работы, но все должны выйти на общественные работы. Силами работников заводов Вадим потихоньку облагораживал село, прокладывая дороги, сажая деревья и возводя одинаковые дома. Инструменты, посуду и одежду делали местные умельцы из числа селян, они не работали в цехах, только в своих мастерских, поэтому товар выходил кустовым.

Карета подъехала к четырем домам на холме. Оттуда виднелось, как крестьяне из дерева и глины возводят дом молодоженам. Только топоры и слышно было.

При виде большого начальства капитан Захарченко выстроил в шеренгу десяток человек. Щербатый стоял первым. Он лыбался новыми золотыми зубами.

— Принесла нелегкая, отвлекаешь сброд от тренировки, — Захарченко проворчал и пожал руку Вадиму.

— Пора. Они совсем обнаглели, с утра уже стреляли, — Вадим просунул палец в пулевое отверстие на фраке, — Безбашенные.

Капитан согласился помогать, хоть для него это и стало ударом по чести. В сговорчивости помог случай, когда Вадим привел дворянина к скромной могиле его друга. Правда пришлось у капитана забрать шпагу и пистолет, а то наложил бы на себя руки.

— Хочу посмотреть на сообразительность твоих архаровцев, — Вадим сложил руки за спиной как на инспекции.

— Господин пришел в цирк и хочет увидеть собаку! — Захарченко состроил серьезное лицо.

— Гав, гав, гав! — прокричал такой же серьезный Щербатый.

— А теперь господин подошел к пруду и хочет покормить уточку!

— Кря, кря, — проблеял второй в шеренге мужичок. Крепкий такой, широкоплечий и на голову выше всех. В отряде его звали Бревном.

— Отлично, теперь господин пошел погулять в лес и встретил оленя!

— Она мне изменила, но я ее простил! — не удержался последний в шеренге. Самый молодой по кличке Ромашка.

— Как натурально, — покачал головой Вадим, — Хорошо, собирайтесь, вечером выходим.

— А не рано?

— Поздно. Нужно сегодня, пока они еще чего-нибудь этакого не выкинули. У меня Кондрат в одиночку ресторан охраняет.

— Разберемся, — неуверенно заявил Захарченко и повел Вадима в отдельно стоящую длинную избу с навесным замком на двери.

— Чтобы не разбежались, — пояснил Захарченко, открывая дверь.

Внутри в хорошо освещенной комнате за большим столом сидело пятеро старичков и четверо юнцов. Все носили халаты и бороды. На столе у них стояли весы, на скатерти разложены части. Тихо стучали маленькие молоточки.

— Не отвлекай их, — прошептал Захарченко Вадиму, — Как ты и просил, готовят, эти твои, револьверы.

— Не мои, а наши. Надеюсь, что британец не подведет и сотню в неделю будем делать.

— Да, револьвер не беда, все эти твои крышечки, — капитан достал из ящика поднос со скатертью на котором лежали центральные капсюля гремучей смесью. Самым сложным оказалось найти достаточно цинка на российском рынке для производства колпачков с капсюлями. Меди хватало, чтобы плавили у сельских кузнецов. Дальше подмастерья с помощью ручных машинок придавали форму колпачкам и вручную вкладывали взрывчатое вещество. Получалось не очень быстро, но несколько сотен в день выходило.

Гильзу для патрона делали папковой, из скатанной в трубочку многослойной бумаги. Капсюль крепился к цинковому колпачку запрессовкой пыжом, дальше дымный порох, замедлитель и круглая пуля. Пуля получалась утопленной в обжатую гильзу, а диаметр колпачка с капсюлем больше чем диаметр ствола. Барабан для папковых гильз пришлось делать толще, а саму пулю меньше, из-за чего страдала дальность, но терпимо. Вадим тяжело вздыхал, когда думал, на какие изуверства ему приходится идти, чтобы ввести сначала на Российский, а потом и на остальные рынки револьверы.

— Мы сразу начали со сложного варианта, как ты просил. Но что так, что эдак — капсюли будут брать у нас, — пожал плечами Захарченко.

Для начала рассматривали два варианта продажи револьверов: с закрытой скобой над барабаном и без. Если со скобой, то заряжался унитарными папковыми патронами, если без скобы, то стрелок вручную трамбовал каждый заряд механическим пыжом.

— Продавать патроны самим всегда лучше, — Вадим обошел занятых мастеров и взял со стола деревянную лакированную упаковку с выжженным черным двуглавым орлом. Внутри лежал револьвер на мягкой фиолетовой подушке. В самой подушке хранились инструменты для чистки и ремонта. А на дне упаковки стояли уже снаряженные патроны в гнездах.

— Запасной барабан будем продавать отдельно, — Вадим взвесил в руке револьвер, — Тяжеловат.

В стволе мастера сделали семь левосторонних нарезов, для повышения точности стрельбы. Всего пистолет весил килограмм и двести грамм в варианте со скобой.

— Так нет хорошего металла. Вместе с рукоятью из ореха револьвер получается на вес золота в сто пятьдесят рублей за штуку. Каждые сто патронов по десять рублей, — Захарченко грустно почесал бритую щеку.

— Уже опробовал? — улыбнулся Вадим.

— Замечательная вещь, жаль что не по карману. Нужно осторожничать с пулями при зарядке, а так отлично, — Захарченко взял Вадима под локоть и отвел в угол мастерской, — Ты за сколько думаешь продавать?

— Рублей за двести.

— Говори триста, не прогадаешь. Я бы за такой на Кавказе, эх. А мы всего четыре сделали, — Захарченко замолчал, а Вадим не стал спрашивать.

— Ладно, парням раздай старые пистолеты, нам с тобой по револьверу.

***

Этого средней руки бандита в криминальном мире Петрограда называли Седым. Занимался Седой сбытом краденного, хранением и отмывом денег для некоторых уважаемых людей. Втайне от всех Седой вел тонкую игру, подделывая драгоценности с помощью ювелиров. Седой держал их семьи рядом со своим старым портовом складом.

Внутри деревянного помещения между бочек с алкоголем и опиумом, популярным в высоком обществе, громко спорили стриженный под котелок мужчина в перевязанном веревкой кафтаном и тонкий как кость франт.

— Ты, ты, ты знаешь что просишь? — задыхался от злобы Седой, нервно ущипнув каштановую бороду, — Я и так потерял девяносто тысяч! Девяносто! Но это только наличными, а еще же драгоценности. Мне недавно принесли зеркало в полный рост в серебряной, нет в золотой оправе. Ох, горемыка я, горемычная!

— Господин Седой, мой знакомый назвал точную сумму, от себя замечу, что он не собирался торговаться. То, что мы дадим вам людей, это и без того жест доброй воли, в честь былого сотрудничества, — франт скупо улыбнулся и шмыгнул раздраженным носом. Он говорил на ломаном русском с сильным ударением на "р".

В свете масляных ламп его тонкое лицо с торчащими носом и скулами напоминало рыбу-меч.

— Чертовски дорого! Вы пользуетесь тем, что человек в отчаянии, — Седой ударил ребром руки по открытой ладони, — Хорошо, будут вам деньги, сэр Жорж.

Когда британец ушел, Седой вышел из старенького склада на пристани и выругался:

— Черт не русский.

По Седому ударили сильно, но он выстоял. Его бойцы утром приезжали к фраеру, который занял контору старого Семен Семеныча, того еще жука, но уважаемого в их тесном сообществе. К новеньким везде относились осторожно, особенно к залетным. Седой и не послал бы своих людей, если бы не решение Старших. Они люди серьезные и дела вели серьезно: вот закрывали глаза на его махинации с подделками.

Навстречу Седому вышел рослый детина с торчащим из шинели пистолетом.

— Корабль готов к отплытию.

— Пойдем утром. Еще не все выгрузили, — Седой достал трубку и набил ее кисловатым турецким табаком.

— Мы это, семьи в трюм посадили.

— К китовому жиру? — замер Седой, высекая искру.

— Ну не подожгут же они его, — детина пожал плечами, — Может, их это, на дно.

— Но, но! Дам я тебе "на дно". Как мне потом жидов заставлять работать? Ничего, помогут англичане, отберем мастеров назад. Ты уверен, что они сидят за городом?

— Мертвяка и бывших дружков Семен Семеныча несколько раз видели на дороге к селам.

— Мда, — Седой поднялся на быстроходный трехмачтовый клипер, чтобы с палубы следить за погрузкой. Опиум и другие вещи он оставлял в столице, вывозя только то, что мог продать в британской метрополии.

Под нужды бандита отвели отдельную каюту, чуть меньше капитанской. Седой зажег свечу и сел у зеркала. Под глазами висели мешки, кожа шелушилась. Он устало похлопал себя щекам, снял парик и отклеил бороду. Весь образ русского мужика Седой разработал для знакомства с Новгородскими торговцами староверами. Собственно на их корабле он сейчас и находился.

***

На пыльном чердаке скрипнуло окно. Капитан Захарченко мучался с подзорной трубой, рассматривая в нее склад и пришвартованный корабль. Он смотрел то одним, то другим глазом через мутное стекло, считая людей.

— Так, их пятнадцать.

— Уверен? — зевнув спросил Вадим.

— Нет, но лучше не скажу. Можешь сам попробовать.

— Уволь, кто из нас опытный вояка?

— Так ты же поручик.

— Уволен по ранению.

— И ранение мешает тебе смотреть?

Вадим только похлопал рыбьими глазами, которые слегка светились в темноте чердака. Пенсне и дорогой костюм он оставил на базе.

— А, ну да.

Они спустились с наблюдательной позиции во дворик. Дул вечерний ветер, приносящий из порта запах рыбы и соли. У крытой телеги стояли бойцы в черных шерстяных водолазках и рабочих джинсах.

— Значит так, как потемнеет выступаем, — Захарченко натянул на лицо шерстяную маску с вырезанными в ней отверстиями для рта и глаз. Знаменитые балаклавы еще так не назывались, оставаясь просто странным требованием Вадима.