Княжий сын. Отцовский меч

Глава 10

Брянское княжество. Васильево село. Поздняя осень 54-го года от Последней Войны.

Пару часов мы потратили на то, чтобы заточить рогатины, метательные копья и подправить топоры. Потом приготовили еду, пообедали, и пошли мыться в бане, а когда старик разбудил нас, долго натирали чистую одежду полынью, чтобы начисто отбить человеческий запах. Только после этого отправились к месту, где Игнат видел семейку кабанов, укрылись в редких и уже пожухлых зарослях и принялись ждать.

Ждать оказалось скучно: нельзя было не то, что поговорить, но даже шевелиться. Но тут пригодились уроки старика, который учил нас сидеть в засаде. Нужно было периодически напрягать и расслаблять разные группы мышц: так они и затекать не будут, и не замерзнешь от долгой неподвижности.

Это, кстати, тоже было к месту, потому что к вечеру на улице сильно похолодало. Зато уже не было комаров и прочей летающей мошкары. Померзли все.

Ладно хоть к темноте мы уже успели привыкнуть. Да и не полная она была, сквозь разрывы в плотной пелене облаков кое-где виднелись звезды, периодически проглядывала и Луна, заливая поля мертвенно-бледным светом. Лужи в нем выглядели как серебряное зеркало, а лес, наоборот, становился еще боле темным и пугающим. Хоть я и знал, что ничего особенно страшного там нет. Мы эту рощу прошли вдоль и поперек и знали наизусть почти каждое дерево.

– Идут, родимые… – едва слышно прошевелил губами Игнат, отвлекая меня от размышлений, и кивком указал на край бывшей посадки. – Пришли все-таки. Видишь?

– Не увидят? – спросил я. С моей точки зрения, прятались мы на очень открытом месте. Вгляделся, и действительно увидел в темноте шевеление.

– Они видят плохо, – ответил старик. – Могли бы почувствовать, да ветер запах наш в сторону сносит. Да и полынью мы натерлись… Сейчас, поближе подпустим, и ударим.

Скоро кабаны действительно подошли ближе, и я расслышал их нетерпеливое хрюканье, а потом и увидел самих зверей. Здоровенный, ростом мне выше чем по пояс, секач, две свиньи, чуть поменьше, и поросята. Те, конечно, явно успели подрасти, но все еще не напоминали своих свирепых родителей.

Семейка разбрелась по полю и принялась ковыряться в земле в поисках чего-нибудь пригодного в пищу. Игнат показал нам три пальца.

Сердце бешено заколотилось в ожидании того, что сейчас произойдет. Я досчитал в уме до трех, резко поднялся c места и метнул копье, целясь в мирно копающуюся в грязи свинью. По сторонам от меня поднялись старик с парнями и в кабанов полетело еще три сулицы.

Чем закончились наши броски, я не видел, зато услышал доносившийся с поляны визг на несколько кабаньих глоток. Одна или две свиньи визжали жалостливо, но их уверенно перекрывал голос секача. Я осознал, что сейчас случится, подхватил с земли валяющуюся там рогатину, выставил перед собой, и только после этого смог разглядеть, что происходит.

Одна из свиней, неистово вереща, лежала, пробитая сразу двумя копьями. Рядом, оказался пришпилен к земле подсвинок: его мелкую тушу тяжелое копье пробило насквозь. Остальные кабаны улепетывали куда-то вглубь леса, и я был уверен, что они уже не вернутся. Но хуже всего было то, что секач бежал в нашу сторону, а по земле за ним волочилась чья-то сулица.

Вепрь раздувал ноздри и валил прямо на меня. Из его пасти торчали клыки, которые длиной превосходили мой засапожник. И зверь этот был гораздо больше, чем те туши, которые приносили охотники. Видимо, успел разожраться за лето.

Не знаю, как я разглядел это в темноте, но умудрился. А еще я сумел понять, что копье в руках было только у меня, потому что я метал первым. Игнат только наклонился за своим, парни же вообще, будто забыли об этом, наблюдая за результатами наших бросков.

И тогда я сделал единственное, что мог: шагнул вперед, прикрывая собой не успевших приготовиться парней. Выставил копье на уровне своего бедра, древком уперев его в землю, широко расставил ноги, наклонился, и принялся молиться Красному Тельцу, чтобы выдержать, не дрогнуть, и тем более не упасть на землю. Потому что тогда мне конец. Затопчет.

Головой я понимал, что все это уложилось в пару биений сердца, но мне казалось, что прошла целая вечность. Упругий удар бросил меня назад, когда наконечник рогатины вошел в грудь секача. Я уперся ногами в землю, а обеими руками изо всех сил сжал древко. Вепрь упрямо рвался вперед, несмотря на сулицу в брюхе и две ладони острого железа в груди.

Только бы не упасть.

Справа возник Игнат, размахнулся и всадил рогатину под лопатку кабана, навалился на нее проворачиваясь, но даже тогда тварь продолжала напирать. Я тоже попытался провернуть древко в руках, чтобы задеть сердце и добить уже так упорно цепляющегося за жизнь зверя.

Глаза вепря остекленели, из раскрытой пасти хлынула кровь. Визг прекратился.

Старик качнул рогатину, и кабан, наконец, сдался, повалился на бок, затих и перестал дышать. Наступила тишина, которая ударила по ушам сильнее, чем все предыдущие звуки. Игнат уперся ногой в мощную спину и резким движением выдернул рогатину. Я же просто бросил свою, отшатнулся в сторону и закрыл руками голову.

Я понимал, что оказался на волосок от смерти, но окончательно это до меня дошло только сейчас. И тогда меня накрыло волной ужаса, такого, что хотелось развернуться и сбежать, запереться в избе и никогда больше из нее не выходить.

Во второй раз в жизни я оказался на волоске от смерти, и во второй раз меня спас старик.

– Сука! – заорал я, скорее пытаясь справиться со страхом. – Твою мать!

Игнат понимающе посмотрел на меня, выдернул и мою рогатину из туши секача, воткнул ее в землю.

– Успокойся… Нужно освежевать… Пока теплые… – прохрипел он. – Помогайте… Только добейте сначала остальных.

Он глубоко дышал и делал большие перерывы между фразами. Похоже, что схватка с кабаном измотала его. Еще бы, кто вообще мог представить, что эта тварь окажется настолько огромной? И кто бы предположил, что ее сумеют завалить подросток и старик?

Я глубоко вдохнул и попытался взять себя в руки, меня по-прежнему трясло, но обращать на это внимание было нельзя. Нужно браться за дело. Князь я в конце концов, или кто?

Парни добили лежащую на поляне свинью, удостоверились в том, что подсвинок уже мертв. Потом мы все вместе, подчиняясь указаниям старика, отволокли тушу к ближайшему дереву, Игнат достал из котомки моток веревки, крепко обвязал мертвого секача за задние лапы и перекинул другой конец через одну из ветвей.

Пришлось тянуть. Сначала я боялся, что ветка не выдержит такого веса, сломается и туша упадет на землю. Потом стал опасаться, что порвется уже веревка, мы не удержимся на ногах и побьемся. Однако, все закончилось хорошо, и скоро трос был обвязан вокруг ствола соседнего дерева, а секач висел примерно в полуметре над землей.

Игнат достал засапожник и провел хорошо отточенным лезвием по шее зверя, вскрывая вены. По покрытой жесткой щетиной шкуре потекла темная, слегка блестящая в лунном свете кровь. Старик достал из котомки деревянную кружку, подставил ее под струю, подождал немного и сделал несколько больших глотков. Снова наполнил емкость и протянул ее мне.

– Пей, – сказал он.

Я посмотрел в кружку со свиной кровью и меня замутило. Да, я знал, что кровь животных используют для лечения малокровия, но тогда из нее варят обычно кровяную колбасу. И не раз видел, как муж тетки Оксаны пил кровь только что заколотой свиньи, но самому даже в голову не приходило попробовать.

– Пей, – повторил Игнат. – Это не домашняя свинья. Это вепрь.

Думаю, если б я отказался, то старик бы меня понял, да и парни тоже. Но я подумал, ведь действительно: этот секач – настоящий воин, и пал он в бою. Он – князь наших лесов, ни один зверь кроме, может быть, медведя, не выдержит с ним схватки один на один.

И я ведь сам только сегодня днем утверждал, что Игнат ничего не делает и не говорит зря.

Это меня убедило. Я принял кружку и отпил. Ничего особенного, никакого неприятного запаха, просто кровь. Мне не раз уже приходилось чувствовать вкус собственной крови, когда я случайно получал по зубам или обсасывал порезанный палец. Вот и сейчас, то же самое только больше. И теплая.

Но я вдруг понял, что успокоился. Трясти меня перестало и все, что я теперь чувствовал – это усталость. И понимание, что спать до самого утра не придется. А, может быть, и днем, потому что сейчас мы будем разделывать две здоровенные туши и еще одну поменьше.

Допив то, что было в кружке, я кивнул и снова подставил емкость под струю. Игнат уже успел достать еще три кружки, одну взял себе, остальные протянул парням. Те последовали моему примеру. Ромка опасливо, Пашка – с любопытством.

– Чувствуете? – спросил Игнат.

– Что чувствуем? – вопросом на вопрос ответил Пашка, залпом допил остатки и во второй раз подставил кружку под уже иссякающую струю.

У меня появилось ощущение, что мы участвуем в каком-то обряде, но я никогда не был жрецом, и ровным счетом ничего, кроме пары бытовых молитв не знал. Может быть, это какое-то таинство, которое выдумали для себя поклонники распятого бога? Возможно, мы сейчас проходим посвящение? Нет, вряд ли, старик наверняка предупредил бы.

Прислушавшись к своим ощущениям, я совершенно ничего не понял.

– Вы только что лесного зверя завалили, – ответил Игнат, в глазах которого сияли отблески луны. – Матерого вепря. Своими руками, без ловушек, сетей и собак. И пьете его кровь. Кровь, взятую силой. Теперь вы встали на путь воинов, – он допил остатки в своей кружке, слизнул свиную кровь с усов. – Подвесьте матку и подсвинка точно так же, как этого. Потом факелы разожжем, покажу, как свежевать. С этого шкуру сниму я, остальными сами заниматься будете.