Княжий сын. Отцовский меч

Глава 23

Граница Орловского и Брянского княжеств. Николо-Одринский монастырь. Начало зимы 54-го года от Последней Войны.

Скакуны мерно перебирали ногами, с каждым их шагом мы все дальше уезжали от Брянска. Навалило снега, конечно, немеряно, так, что, пожалуй, только на санях или лыжах пройти можно. Но наши лошадки были привычными, и даже травку из-под белого покрова копытить умели, да и овса в сумах у нас запасено достаточно. А понадобится – так купим в какой-нибудь из деревень.

Другое дело, что о том, куда именно мы идем, знал только Игнат, а нам он почему-то не говорил, и вел на по засыпанному тракту на восход. Ехали мы уже третий день, снег больше не шел, да и морозец был скорее приятен: даже нос не прихватывало.

Четыре дня назад мы вместе с управляющим боярина Сергея сходили на рынок и закупили все, что нам было нужно: и недостающие элементы доспеха, включая подшлемники, кольчужные рубахи и рукавицы, и щиты, и неплохих лошадей со всей упряжью. Все шесть лошадок были кобылками, не очень большими, но вполне себе крепкими. Пашка, правда, требовал себе жеребца, но ему быстро объяснили, что для начинающего наездника самым лучшим вариантом будет смирная кобыла. А не жеребец, которого для начала еще объездить надо.

Насчет Антипки боярин не обманул: торговался тот просто восхитительно, упрямо напирая на то, что его хозяин – княжий мытарь, и никто не может знать настоящей цены товару лучше него. Купцы спорили, ругались, но в конце концов соглашались с железными доводами. И каждый раз управляющий сбивал цену минимум на треть, экономя нам бешеные по местным меркам деньги.

На следующий день мы встретились с Игнатом, и рассказали о том, что Сергей ушел в погоню. Тот посокрушался, конечно, но сказал, что достать его теперь в любом случае не получится: не идти же вчетвером за целой дружиной. А ждать боярина в городе времени нет, тем более, что он может гнать этого преступника до самой Польши. А если погода будет плохая, то вполне возможно, что ему придется зазимовать в одном из Вольных городов.

Я даже предложил купить сани, деньги-то все равно есть, а так с собой можно будет больше взять, но Игнат отказался. И еще старик забрал две с половиной сотни рублей из нашей добычи. Что он на них будет покупать, не сказал, зато приказал готовиться: завтра с рассветом мы должны покинуть город и отправиться дальше.

Так и вышло. Стража еще не затушила факелы, с неба крупными хлопьями летел снег, наконец, укутывая унылое серо-коричневое месиво в белоснежное одеяло, а мы, на четырех лошадях, да с четырьмя заводными, отправились в путь по восходному тракту.

Не знаю, что чувствовали мои друзья, но сам я уезжал с облегчением. Да, проведенные в Брянске две недели принесли неплохую прибыль, пусть мы и потратили уже почти половину из того, что добыли. Все равно сумма в семь сотен серебряных рублей казалась значительной.

Но дело было не в этом: уж как-то слишком напряженно прошли последние дни в стольном граде Брянского княжества. А теперь и проблемы с бандитами будут позади, да и не придется пытаться убить боярина Сергея. Последнее, кстати, вызывало у меня гораздо большее облегчение, хоть и грозило обернуться трудностями в будущем.

С бандитами-то проблем не будет: за полгода они поделят наследство Грача между собой, какая-то их часть отправится в небесные поля или на меловые карьеры благодаря действиям не дремлющей городской стражи. А самые умные и хитрые, те, что смогут выжить и продолжить заниматься своим темным ремеслом уж точно мстить за бывшего главаря не станут. Да и мы, если в Брянск и вернемся, то уже с дружиной, хоть до сих пор и не совсем ясно, как мы ее будем набирать.

А вот боярин… Ну не хотелось мне его убивать.

Впрочем, это теперь уже тоже было проблемой грядущих дней.

В первый раз на ночевку мы остановились в небольшом селе с названием Фокино. Уж не знаю, кем был этот Фока, но явно каким-то непростым человеком, раз в его честь назвали целую деревню. Пусть и такую неказистую как эта – всего на шесть дворов.

Остановились на подворье у Власюка – местного зажиточного селянина, который оказался единственным, кто согласился пустить нас на ночевку, и-то, после того, как я подкрепил уговоры грамотой боярина Сергея и серебряной монетой. Зато помимо ночлега на сеновале мы получили простой, но сытный горячий ужин и корм для лошадей.

После дневного перехода на разговоры сил почти не было: обиходили лошадей, поели сами, да улеглись спать, чтобы на следующее утро задолго до рассвета отправиться в путь. По ощущениям прошли столько же, но вечером остановились прямо в лесу еще до того, как солнце стало заходить. Лагерь разбить еле успели: нарубили дров, наломали лапника, расчистили площадку от снега и сделали навес, чтобы тепло от костра не расходилось во все стороны.

В это время Игнат обиходил всех шестерых коней, и только после этого мы принялись за готовку. Поели, немного посидели у костра, а потом кинули жребий, кому дежурить первому, да пошли ночевать.

Причем, старик продолжал учить нас: как правильно разбить лагерь зимой, чтобы никто не померз, и, что еще важнее, как выбрать для него место. Как чистить, поить и кормить лошадей, как правильно разводить костер. И еще учил читать следы: места здесь были безлюдные, и пару раз дорогу пересекали следы волчьих стай, а один раз мы увидели пасущегося среди деревьев зубра.

Дикий бык поражал своей мощью. Думаю, даже волкулак не выдержал бы удара его больших изогнутых рогов, а уж про лошадь или человека и говорить было нечего. Чтобы не нервировать зверя, мы предпочли быстро уйти.

На третий день пути все стали уставать. Монотонное покачивание в седле усыпляло, разговаривать не хотелось: казалось, что все возможные темы уже были переговорены. Причем, уставали не только мы, но и лошади. Я уже подумал о том, что нужно остановиться где-нибудь на целый день, передохнуть самим и дать отдохнуть утомленным скакунам. Если они собьют ноги или падут, других мы в этой глуши не найдем.

– Приехали почти, – нарушил затянувшееся молчание старик и посмотрел куда-то вдаль.

Я поднял голову, приподнялся на стременах и увидел вьющийся над стройными рядами деревьев дымок, который означал вполне очевидную вещь: где-то неподалеку находится человеческое жилье.

– Осталось через лесок этот проехать, и на месте будем, – добавил Игнат, посмотрел мне в глаза и как-то криво усмехнулся, будто мысли об отдыхе прочитал.

– А что там? – спросил Пашка.

– Увидите, – ответил старый воин и тронул своего коня.

Мы поторопили лошадок, чтобы поспевать за ускорившимся стариком, который умудрялся безошибочно находить дорогу среди деревьев. Уверен, если бы первым ехал любой из нас, его лошадь сломала б ногу о первую же попавшуюся корягу, но старый солдат будто знал безопасный путь.

И скоро мы оказались на опушке.

На берегу небольшой речки, сейчас скованной льдом и укрытой снегом, раскинулась небольшая деревушка. Побольше, конечно, чем Фокино, но гораздо меньше того же родного Васильева села. А вот чуть дальше стояла настоящая крепость.

Пусть она была и деревянной, да высотой стен и уступала Брянску, но я никак не ожидал увидеть такое здесь, в этих безлюдных местах. Но больше всего меня удивило здание за стеной, которое оказалось даже выше чем крепостные башни. Оно было построено из белого камня, а на венчавшем его черном куполе золотом горел крест. Холодное зимнее солнце, заставляло его сверкать на всю округу, и в сравнении с ним даже белый снег уже не казался таким уж ярким.

– Поехали уже, что встали? – проворчал старик, который, как оказалось, уже успел оторваться от нас на добрых два десятка шагов, пока мы стояли, уставившись на открывшееся зрелище.

Мы переправились через речку прямо по льду и скоро оказались на дороге, ведущей прямо к воротам крепости. Никто нас не остановил, да и зачем, если вход все равно был закрыт?

– Кто таков? – послышался с надвратной башни, тоже украшенной крестом, только поменьше, голос.

– Игнат, – ответил старик, задирая голову, чтобы его лицо можно было разглядеть сверху.

На какое-то время наступила тишина, а потом ворота распахнулись, а в проходе показалось двое воинов в полном доспехе, только почему-то все металлические части были тщательно зачернены. У одного из них на поясе висел топор, а у другого – тяжелая булава.

Старик соскочил с коня, сделал несколько шагов вперед, стащил с головы меховую шапку, которую носил вместо шлема и трижды поклонился, по очереди дотронувшись тремя сложенными пальцами правой руки до лба, живота, правого, а потом и левого плеча. Мы тоже спешились, но повторять за ним не стали: то, что Игнат является поклонником мертвого бога для меня тайной не было, но сам я об этой вере ничего не знал.

Кроме разве того, что храмы у них гораздо красивее, чем посвящённые Красному Тельцу.

Навстречу нам вышел седобородый старик в длинной черной одежде с большим крестом на шее. Игнат засуетился, у меня появилось ощущение, что он чувствует себя неловко, будто его тут не ждали. Но с другой стороны, в таком случае ему точно не открыли бы ворота.

– Благословите, отче, – обратился к старику Игнат, сложив перед собой руки ладонями вверх, и когда тот очертил перед ним крест, поцеловал протянутую длань, а потом показал в мою сторону. – Я привел сына князя Кирилла, отец Никодим.

Старик посмотрел на меня, и я, сам не зная почему, тоже стащил с головы шлем, оставшись в одном стеганом подшлемнике. Внимательный взгляд серых, выцветших от старости глаз, казалось, прожигал меня насквозь, и от него нельзя было укрыться, будто он видел все помыслы, даже самые тайные, все намерения, все мечты и надежды.

И я почувствовал мудрость и силу подвластные этому человеку.

– Я знал твоего отца, отрок, и он не раз бывал в нашей обители, – проговорил он, и голос его звучал спокойно и ровно без малейших следов старческого надрыва. – И пусть он и был заблуждающимся язычником, пусть так и не принял истиной веры, но христианские добродетели не были ему чужды. Как, чувствую я, не чужды они и тебе.

Он посмотрел на моих друзей, на пару мгновений задержав взгляд на лице каждого из них, после чего покачал головой и сказал:

– Добро пожаловать в обитель.

Развернулся и двинулся обратно в сторону храма.

***

Как мне объяснили позже, место это называлось монастырем, а его жители – монахами. Однако, монахами были только те, что жили в самой крепости и носили черные одежды, а вот жители деревни оказались самыми обычными селянами. Только вот дань они платили не наместникам, а монастырю.

Груз, купленный на деньги, которые чуть раньше забрал у меня Игнат, передали отцу Феофану, которого еще называли «отцом-келарем». Как я понял, это слово означало ответственного за имущество. Ему же мы передали и большую часть имевшейся у нас еды, включая заготовленную еще в Васильевом селе солонину. Лошадей тоже забрали на монастырскую конюшню, пообещав обихаживать их, как положено.

А вот остальное имущество сказали перенести на выделенное нам подворье, размерами лишь немного уступающее тому, которое у меня было в Васильевском, да и уют внутри какой-никакой имелся. Изба разве что была не протоплена, но нас никто и не ждал, так что в этом не было ничего удивительного.