Капитали$т: Часть 1. 1987

Глава 10

Она подошла ко мне и сказала:

— Пойдем на воздух.

Сказала тихо, но я почему-то услышал, несмотря на гремящий магнитофон. Я поднялся и, почти не шатаясь, двинулся к выходу. По пути отметил, что Витёк уже в дрова, а Вадик с Тариком запивают «Амаретто» немецким баночным пивом, закусывая турецкой шоколадкой. От увиденного мне стало нехорошо, желудок возмущенно заворочался, так что удержать в нем все употребленное мне стоило больших усилий.

На воздухе было лучше, чем внутри. Намного лучше.

Она спросила:

— Ты не куришь?

Я хотел ответить, что нет, не курю, но слова, похоже, застряли где-то в желудке, пришлось отрицательно помотать головой.

— И я не курю! — сказала она удивленно-радостно. — У нас девчонки почти все курят, и в школе, и даже в музыкалке. И учителя тоже. В смысле — женщины. Мужчины — это само собой. А я попробовала раз — вообще не понравилось. Какая-то глупая мода, правда?

Я энергично кивнул.

— Думают, что так они на взрослых похожи! — сказала она возмущенно. — Глупость! И Инна вот курит, хотя и нормальная девчонка. Мы с ней вместе музыкалку прогуливали. А тебя же Алексей зовут, да? Можно просто Лёша?

— Ага, — сказал я. — Можно.

После этого наступило неловкое молчание. В голове у меня не было ни одной мысли, ни единой, только сердце колотилось как сумасшедшее.

— Может прогуляемся? — спросила она. — Так хорошо... Свежо, тихо.

Я издал несколько не очень членораздельных звуков, из которых следовало, что я категорически одобряю идею прогуляться. Тем более, что возвращаться к вечеринке не хотелось от слова «совсем».

Мы гуляли. Разговаривали. Перескакивали с пятого на десятое, как и полагается подросткам. Впрочем, говорила в основном она. Она рассказывала о том, что очень рада — школа заканчивается, музыкалка позади, что впереди институт — родители настаивают на консерватории, а она хочет в педагогический, ей дети нравятся. Но родители — музыканты, семейная династия и все такое. Так что, придется, наверное, в консерваторию.

— А ты куда планируешь поступать? — спрашивает она.

— На экономический, — отвечаю я наобум.

— А потом? На завод, экономистом?

Я усмехаюсь.

— Знаешь, — говорю я, — так далеко я не планирую. Это же пять лет. За пять лет многое может измениться...

— А знаешь, — перебивает она, — ты как-то не очень похож на твоих друзей... Как-то странно...

— Что именно странно? — спрашиваю я.

— Не знаю, — говорит она, — просто ты кажешься другим... Может быть старше... Я сама не пойму. Глупости говорю, да? Это все от ликера, наверное.

— От ликера, — соглашаюсь я.

— У нас многие выпивают, — говорит она растерянно, — особенно на дискотеках, наши мальчишки, не все, конечно, но многие... даже комсомольцы! Только там не ликер, а еще хуже... А потом дерутся, да так жестоко... Однокласснику моему три ребра сломали и голову пробили в двух местах. Ужас!

Мы разговаривали о подростковых пустяках, а вокруг был свежий и теплый майский вечер, и была легкость... и свобода... а еще — ощущение непонятной, но очень красивой тоски, желание того, чтобы это все не заканчивалось, ни в коем случае, но длилось и длилось...

С обсуждения одноклассников мы внезапно перескакиваем на книги Булгакова — она читала «Мастера и Маргариту» и была, конечно, в восторге от книги и еще — от того, что я ее читал тоже... Как жаль, говорит она, что мы это на литературе не проходим, а я отвечал, что нельзя — бог, дьявол и прочая мистика.

— А ты слышал, есть такая питерская группа «Кино»? — спрашивает она, и глаза ее наполняются восторгом.

— Слышал, конечно, — отвечаю я, — там у них солист Виктор Цой. Классная группа.

Так. Здесь нужно быть осторожным. Я не большой фанат Цоя, но знаю, что главные его тексты еще не написаны.

— И «Видели ночь» слышал?

Я киваю и улыбаюсь. Мы, не сговариваясь, хором начинаем орать: «Видели ночь, гуляли всю ночь, до утра-а-а!» Она смеется, и глаза ее горят. Я говорю, что песня очень в тему.

— А «Последнего героя» тоже слышал? И «Восьмиклассницу»?

Я — продвинутый молодой человек, в курсе последних трендов — утвердительно киваю. Слышал, конечно.

Светит луна, мы поем «Восьмиклассницу», а потом она говорит с сожалением, что по телеку такое не покажут. Я загадочно улыбаюсь и говорю, что все может быть.

Затем мы обсуждаем песни «Наутилуса», у них есть целый альбом, из которого я слышал только «Князя тишины». Впрочем, этого вполне достаточно. Акции мои не просто растут, а взлетают!

Мы разговариваем, но слова и их смысл не имеют значения. Имеет значения звук ее голоса, интонации. Я пьян — ее голосом, глазами, майским вечером, луной. Ну и этим проклятым ликером, конечно. Хочется рассказать ей все. Облегчить душу. Но я сдерживаюсь, я обречен сдерживаться, это мое проклятие...

— ...у подруги смотрели фильмы... ты вообще какие фильмы любишь?

— Хорошие, — говорю я автоматически. — «Полицейская академия», «Назад в будущее», «Зубастики», — я пытаюсь вспомнить чего-нибудь из годного голливудского ретро, но голова соображать отказывается категорически. — «Пятница 13», — добавляю с отчаянием в голосе. — И «Индиану Джонса», конечно!

Она смеется.

— Понятно, как все мальчишки... а вот мы с подругой смотрели «Голубую лагуну». И еще «Девять с половиной недель». Это... для взрослых фильмы. Понимаешь?

— Понимаю. — Я улыбаюсь. Такое древнее ретро, почти антиквариат. — Видел и «Лагуну» и «Девять с половиной недель».

— Серьезно? — говорит она и смотрит на мня с удивлением.

А я начинаю тихонько напевать что-то из «You Can Leave Your Hat On» Джо Кокера.

— Потрясающий фильм, — говорит она. — И этот артист...

— Микки Рурк, — подсказываю я.

— Да. Микки Рурк. Он вообще фантастический. Нет, у нас тоже есть классные артисты, но это... совсем другое... ты же понимаешь, да?

— Понимаю, — говорю я. — Другой мир. У нас такого нет. Это я очень хорошо понимаю.

Я обнимаю ее за талию.

— А ты классный, — говорит она, и наши лица сближаются...

... потом мы возвращаемся обратно. Искать дачу приходится долго — все номенклатурные домики похожи один на другой. Как счастливые семьи. Но мы все же находим: «Gimme! Gimme! Gimme!» — гремит «Абба» из распахнутого окна.

— Запомнил телефон? — спрашивает она перед тем, как зайти. Я киваю. Запомнил.

Когда мы вошли, нам открылось печальное зрелище. Переполненная окурками пепельница. На столе пустые бутылки, а под столом — смятые пивные банки. После ликера и пива наши друзья решили догнаться «Советским шампанским». Не самое мудрое решение.

Инка Копытина мирно спала на диване — по всей видимости, такой убойной дозы веселья ее организм не выдержал и отключился.

Витёк сидел за столом. Увидев нас, он здорово удивился:

— Лёха?!! И ты... и вы приехали?! Вот молодцы! Правильно. А мы здесь... — Витёк осмотрелся по сторонам, пытаясь понять и сформулировать, что же они здесь делают. Но понять и сформулировать, похоже, не получалось.

— А мы — здесь! — подытожил Витёк, придав предложению законченную форму. — И вы — здесь! — Тут Витёк радостно улыбнулся, как человек, решивший сложную и важную задачу. — Мы все — здесь!

Вадим и Тарик лихо, но не очень уверенно отплясывали под «Аббу». У Тарика получалась какая-то модернизированная лезгинка, а Вадим изображал нечто плавное и восточное, при этом, ребята изо всех сил старались сохранить равновесие и не на жизнь, а на смерть боролись с бездушной земной гравитацией. Очень жаль, что видеокамеры в те славные дни не получили массового распространения! Если бы заснять танец моих одноклассников и выложить в сеть в мое время, то миллионы просмотров были бы гарантированы железно, а видосик стал бы вирусным.

Мы с Мариной долго смеялись, и потом она сказала, что хорошие у нас все же ребята. Я согласился. Хорошие ребята, тем временем, устали танцевать и Тариэл категорически потребовал еще шампанского. Наверное, возомнил, что находится в ресторане. Я попытался вернуть заблудшего одноклассника с небес на землю и строгим голосом напомнил ему, что в стране объявлен сухой закон, а он, Тариэл, — комсомолец, дававший соответствующую клятву. Тариэл выслушал нотацию очень скептически, а когда я закончил — выругался на двух языках, причем, слово «перестройка» так и не смог произнести ни на одном, хотя и пытался несколько раз, добравшись в самой удачной попытке до третьего слога. Впрочем, Тарик не растерялся, а смело заменил его наиболее подходящим по смыслу коротким синонимом — «х...я».

Натанцевавшись, мои друзья начали засыпать и делали это в наименее подходящих для отдыха местах — Витя уронил голову на стол, Тарик пристроился на украшенном восточными узорами ковре, а Вадик попытался отыскать диван, но не преуспел в этом и покорился судьбе возле входной двери.

Мне, как наиболее трезвому, пришлось раскладывать одноклассников по кроватям. Марина задремала в стареньком велюровом кресле, а вот мне не спалось — я вышел на улицу и присел на неудобной садовой скамеечке без спинки. Здесь-то меня и накрыло, эмоциональным качелям надоело лететь в сторону позитива и они, как полагается, обрушились в негатив.

Я чувствовал себя... абсолютно чужим. Вокруг был чужой мир, живущий плохо или хорошо, но по своим законам и правилам. А я — нарушение этих законов и правил. Я неуместен. Меня не должно здесь быть. И вообще, кто знает, к каким катаклизмам может привести сам факт моего здесь существования. Мне вспомнился рассказ Бредбери о путешественнике во времени, который раздавил бабочку в эпоху динозавров. Так вот, каждым своим словом и действием я давлю бабочку. Совершаю то, что определенно отклонит будущее. И чем масштабнее будет моя деятельность, тем больше будет отклонение. От этого просто голова шла кругом и очень сильно хотелось обратно, в суматошный и безумный двадцать первый век. К интернету, смартфонам и торговым центрам. Впрочем, во всем был виноват проклятый ликер...

Утро, конечно, было тяжким. Мои похмельные друзья были угрюмы и молчаливы, они в огромных количествах поглощали воду и жевали жвачку «Дональд», несколько упаковок которой взял с собой предусмотрительный Витёк. Более-менее прилично чувствовали себя я и Марина.

— Нет, ну что это за отдых? — сетовал Вадик. — Отдыхали, отдыхали вчера, а сегодня не помню ничего, только башка раскалывается...

— А все потому, что вы, русские, не умеете пить, — назидательно сказал Тарик. — Пить — это искусство! Как балет — «Лебединое озеро» танцевать. У нас на Кавказе с детства учатся! А у вас... — Тарик махнул рукой.

— Ох, Тарик, — поддел я приятеля, — а кто под утро еле до туалета добежал шайбу метать, эксперт ты наш кавказский?

Тарик снисходительно покачал головой.

— Это все от того, что пьем всякую дрянь! Нормальный человек от такого вообще помирает. Это мы — мутанты!

— Сухой закон, — вздохнул Вадим.

Похмельное утро мы провели, приводя в порядок дачу — Вадик боялся, что в любой момент могут нагрянуть родственники, а у нас тут бордель и кабак.

Еще, утром я увидел Марину. Я думал, что за ночь все пройдет и то, что возникло у меня во время прогулки — исчезнет, выветрится, как ликерные пары. Но оно не исчезло, не прошло.